Ленин. Спаситель и создатель - Сергей Кремлев

Грузинский вопрос, выдвигаемый Лениным – для самого себя – как один из важнейших, был для остальных второстепенным, что соответствовало и реальному положению дел. Причём Троцкий в этом деле был весьма нечист – вначале он выступал против группы Мдивани, потом, когда Ленин встал на её защиту, от прежней позиции отмежевался. Но и поддерживать Мдивани – о чём заболевший Ленин просил Троцкого письменно, Лев Давыдович не стал.

А дело тем временем шло к XII съезду РКП(б), созываемому в апреле.

Ленин же здоровел, и нельзя было исключать если не личного его участия в работе XII съезда партии, то участия в идейной подготовке, в направлении в адрес съезда неких новых писем…

И вот тут, как я понимаю, вокруг Ленина – в прямом и переносном смысле, началась подлая возня с участием Троцкого, Бухарина, но также и с участием „дуумвирата“ Каменева и Зиновьева…

Не скажу, что все они действовали согласованно и по общему сговору. Но все они так или иначе действовали против Ленина – лично или через своих приверженцев и сторонников.

Даже Мария Ильинична могла быть вовлечена в эту возню – против её воли – тем же Бухариным… Ну, например, Бухарин мог мягко попросить её – свою приверженку, передать „Ильичу“ привет и сообщить, что, мол, Николай Иванович в грузинском вопросе всей душой с ним.

Существенным при этом было бы одно: лишний раз растравить Ленина, посыпав „грузинской солью“ его душевные раны.

Крутился в Москве, вокруг Крупской, постоянно находившейся возле Ленина, „старый друг“ Зиновьев, которому надо было быть, вообще-то, и работать, в Петрограде.

Был рядом с Надеждой Константиновной и „старый друг“ Каменев, съевший с Ульяновыми не менее полу-пуда – если не пуд – соли в эмиграции.

Закончился февраль 1923 года, начался март, а в апреле уже – и XII съезд… При этом ряду крупных партийных лидеров, и прежде всего, – Троцкому и Бухарину, явно не хотелось, чтобы по мере приближения к съезду Ленин восстанавливал физическую форму и влияние в реальном масштабе времени. Возможно, в этом и кроется трагедия 6 марта 1923 года, когда на Ленине, как на политике, неожиданный приступ болезни поставил окончательный крест?

В мае 1922 года Ленина надолго выбила из строя то ли начинающаяся болезнь, то ли „несвежая рыба“.

Сейчас же было начало марта 1923 года…

Читатель, конечно, помнит инцидент с письмом Ленина Сталину от 5 марта 1923 года – когда якобы оскорбившийся за Крупскую Ленин якобы продиктовал стенографистке Володичевой раздражённое „личное“ письмо Сталину с копиями Каменеву и Зиновьеву. Этот казус очень усугубил состояние Ильича…

А если бы этого казуса не было? Мир Ленина был ограничен тогда его комнатой, и если бы никакая негативная информация на сей счёт не была ему кем-то передана, то и раздражения Ленина не было бы…

А на „нет“ и суда нет!

И тогда всё ведь могло быть и иначе!

Могло и приступа не быть…

Но кто-то, осведомляющий, а точнее – провоцирующий, Ленина, похоже, рядом с ним был.

Владимир Ильич в начале марта 1923 года всё более восстанавливал работоспособность, и если бы он вновь вернулся в строй, то все недоразумения между ним с одной стороны и Сталиным, Дзержинским и Орджоникидзе с другой стороны, могли быть быстро улажены.

Кому это было не выгодно, кто не желал этого?

После обострения болезни Ленина на единоличное лидерство претендовал Троцкий.

На высшую власть в форме „дуумвитата“ при главенстве Каменева претендовали Каменев и Зиновьев.

Бухарин был готов „прилипнуть“ к сильнейшему.

Поэтому нельзя исключать, например, следующего…

Чтобы осложнить состояние здоровья Ленина, при чьём-то посредстве Троцкий, Каменев, Зиновьев, Бухарин (все вместе или в том или ином составе) провоцируют антисталинский инцидент и добиваются нового приступа болезни Ленина…

А возможен и иной вариант: они фальсифицируют письмо Ленина Сталину, а чтобы подлог не открылся, прямо, при помощи тех или иных медикаментов, провоцируют новый приступ 6 марта 1923 года…

А, возможно, они используют только „химию“ – без прочих каверз… Медикаментозно обострить болезнь фармацевтике тех лет было вполне по силам – хоть в мае 1922 года, хоть в марте 1923 года. Особенно, если предположить, что Троцкий злоумышлял против Ленина как эмиссар космополитической Золотой Элиты, в распоряжении которой всегда были самоновейшие препараты, которыми Троцкого вполне могли снабдить…

Не выжил бы Ильич – хоть в мае 1922 года, хоть в марте 1923 года – троцкистско-бухаринско-зиновьевской компании горя было бы мало.

В 1922 году он выжил и вернулся в строй…

В марте 1923 года он физически после приступа выжил, но в строй больше не вернулся ни на один час.

Но если бы он не только выжил, но и пошёл бы на поправку, а позднее бы удивился – как это он мог продиктовать такое письмо Сталину? – всё можно было бы списать на провалы памяти вследствие обострения болезни…

То, что здесь очень нечисто, доказывается и тем, что, скажем, Володичева, несмотря на прямую просьбу Крупской ленинского письма Сталину не передавать, 7 марта 1923 года Сталину это письмо передала.

Казалось бы – зачем?

Ленин в тяжёлом состоянии, до мелких ли „разборок“ сейчас?! Тем не менее, „письмо раздора“ было передано адресату – надо было зафиксировать и, так сказать, визуализировать конфликт на тот случай, если Ленин оправится.

На „грузинский мозоль“ Ленина тоже, похоже, давили намеренно и с той же подлой целью – разволновать и сорвать процесс выздоровления.

И – не мытьём, так катаньем – в марте 1923 года троцкисты добились полного устранения Ленина из политической жизни партии и страны накануне такого важного события, как партийный съезд. После приступа 6 марта 1923 года, спровоцированного то ли „химией“, то ли интригами, Ленин к работе не вернулся.

Не вернулся вообще – до конца жизни.

В первый момент после приступа 6 марта 1923 года лексикон Ленина – как воспоминал профессор Розанов – составлял всего несколько слов, причём иногда совершенно неожиданно вырывалось: „Ллойд Джордж“, „конференция“, „невозможность“ и ряд других… Понимать Ленина в первые три-четыре месяца было сложно, и в моменты возбуждения он гнал от себя всех врачей, сестёр и санитаров.

Лишь 15 мая 1923 года Владимира Ильича перевезли в Горки… Тридцать пять километров по Каширскому шоссе преодолевали медленно, со всеми предосторожностями. Сопровождали Ленина – по словам медсестры Таисии Беляковой – Крупская, Ульянова и профессор Розанов[1491].

Опять, почему-то, Розанов – хирург, а не невропатолог. Не очень, похоже, доверял своим невропатологам Владимир Ильич, и уж, во всяком случае, не лучшим образом они действовали ему на нервы…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});