Крестовый поход на миры Саббат: Омнибус - Дэн Абнетт

— Будет исполнено, — ответил тот.

— Бейте из всех орудий, — посоветовал комиссар-полковник. — Сожгите это место.

— Я испепелю весь проклятый континент, сэр, — отозвался Спика. — За своего погибшего, Задораха, помимо прочего.

— Он был хорошим человеком, господин капитан, — вставил Колеа.

Спика помедлил.

— Правда? Я всегда думал, что он напыщенный придурок.

— Просто проявил уважение, — ответил Гол.

— И мне следует поступить так же, майор, — Спика поднялся. — Человек погиб. Он входил в экипаж. Я не должен плохо говорить о нем.

— Ваш офицер умер славно, послужив Богу-Императору, — сказал Колеа.

— Серьезно?

— Нет, — вздохнул вергастец. — Не славно.

— Его убила тьма, — тоже вздохнул Спика. — Напыщенный придурок или нет, он этого не заслуживал.

— Никто такого не заслуживает, — согласился Гол.

— Можете идти, майор, — отпустил его Харк.

Отсалютовав знаком аквилы, Гол Колеа четко повернулся и вышел из каюты.

XIV

Майор уже преодолел половину межпалубного трапа, когда услышал, что Гаунт зовет его по имени. Остановившись, Колеа повернулся и подождал комиссара-полковника.

— Гол?

— Сэр?

— Ты в порядке?

— Скверная была ситуация, сэр, — ответил вергастец.

Гаунт положил руку ему на плечо. Жест вышел ободряющим, но странно непривычным — комиссар редко демонстрировал расположение таким образом.

— Гол, — тихо произнес Гаунт. — Гол, мы с тобой уже целую эпоху вместе, с самого Вервун-улья. Я считаю тебя… Думаю, что ты — самый честный, самый надежный из всех офицеров под моим началом.

— Сэр…

— Я действительно так считаю, Гол. Мне везет на хороших ротных командиров — Баск, Даур, Колосим, Обель, Шломан, Элам, Шогги, Рэгс, Тейсс, Аркуда… Роун.

— Даже с ним повезло, сэр?

Комиссар улыбнулся.

— Конечно, даже с ним.

— Конечно.

— Но ты, — продолжил Гаунт, — ты — скала. Ты — ядро и фундамент. В некотором роде, ты заполнил пустоту, оставленную Корбеком. Ты укоренился в полку, ты верен, и я полагаюсь на тебя больше, чем на любого другого ротного командира.

— Для меня честь слышать подобное, сэр, — ответил Колеа.

— Поэтому, если ты нуждаешься во мне, если хочешь поговорить не под запись, если есть хоть что-то подобное… Знай, ты можешь придти ко мне с этим.

— Я признателен вам за это, сэр.

— Хорошо. Гол, было ли что-то такое в обстоятельствах случившегося на Айгоре-991, о чем ты хочешь мне рассказать? Не как подчиненный — начальнику, а как человек человеку? Простой мужской разговор, беседа двух друзей?

Гол Колев подумал о рисунке в кармане. Ему хотелось вынуть бумажку, развернуть её и показать Гаунту, которого он обожал и ставил выше всех людей.

Но это означало последствия. Последствия, для тех, кого Гол любил сильнее всех, с неизбежным исходом. Имперским исходом.

— Нет, сэр, — сказал он. — Благодарю вас за откровенность, но нет, сэр.

Комиссар кивнул.

— Сэр, — добавил Колеа, — могу я поинтересоваться… куда мы направимся дальше?

— Урдеш. Мир-кузница.

— Урдеш, — эхом отозвался Гол. — Что ж, надеюсь хорошо послужить вам на нем, сэр.

Похлопав его по руке, Гаунт снова кивнул.

— Отлично. Продолжай в том же духе.

Отвернувшись, комиссар-полковник зашагал прочь.

Майор, опустив голову, направился к полковым казармам, склоняясь под тяжким грузом и не зная, удастся ли когда-нибудь сбросить его с плеч. Голу предстояло сражение, и отнюдь не за Урдеш.

В неверном, призрачном сиянии светошаров межпалубного трапа Колеа отбрасывал за собой плохую тень.

Дэн Абнетт

Арногаур

I

Планета Урдеш, южный континент, Сереханский выступ, город-кузница Ксавек, 782.М41 (27-й год Крестового похода Миров Саббат)

Экипаж «Стрыгоры» напал на Эрека, когда тот мочился. Завтра стало бы уже слишком поздно — потому что завтра начиналось сражение, — и они хотели успеть до зари. Всё нужно было сделать сегодня ночью, и незаметно.

Добраться до него в самом сердце лагеря оказалось непросто. Членов экипажей распинали за междоусобные убийства, поэтому они не могли просто перерезать Эреку глотку и надеяться, что тело не найдут. Если бы имелась возможность прикончить его на поле боя, всё закончилось бы уже год назад. Кроме того, если бы они взяли и у всех на виду прошли за будущей жертвой по лагерю из колючей проволоки и прессплит, это наверняка вызвало бы подозрения. К месту убийства надлежало пробраться, не привлекая внимания, и точно так же уйти оттуда, закончив дело.

Повсюду торчали часовые — стражники с прижатыми к груди грязными лазганами и внимательными, недоверчивыми взглядами. Стражники, которые становились твоими братьями лишь на поле битвы, сейчас с радостью вздернули бы тебя и оставили висеть, если бы поймали на нарушении законов Договора.

Чтобы добраться до Эрека, члены экипажа «Стрыгоры» воспользовались долгим и хлюпающим путем по сточным канавам у западного края лагеря, до колена промочив штаны в мерзкой жиже. В руках, отмеченных священными шрамами, они держали ритуальные ножи, а лица скрывали под гротескными, искаженными медными масками. Подготовившись таким образом к деянию, они отправились за добычей через застоявшиеся полужидкие отходы нескольких тысяч мужчин, женщин и чудовищ.

Убийцы выросли из темноты, выбрав момент, когда Эрек был сильнее всего занят делом, и, чтобы обошлось без криков, накинули ему на шею удавку — мокрый ботиночный шнурок. Кожаная бечевка туго стянула глотку жертвы ниже ощерившейся маски, лишая права на последние слова. Поросячьи глазки под бронзовой личиной панически расширились, и тени принялись кромсать добычу.

Первый нож вошел в спину Эреку, мгновенно разрезав позвоночник; это ощущалось не поцелуем острой боли, а тошнотворным, ледяным давлением на хребет. Второй клинок вонзился в живот под неудачным углом, и смертельного удара не вышло — ворочая ножом, убийца лишь криво рассек желудок жертвы. Первый клинок парализовал Эрека, второй выпотрошил; нападающие одновременно душили и резали его.

Добыча осела в хватких руках нападавших, скользкие мотки кишок вывалились мокрой грудой на ноги людям, явившимся прикончить её.

Ножи не прикончили Эрека, и экипаж «Стрыгоры» удерживал его в губительных объятьях. Из кривозубых ртов убийц вырывался шипящий смех; тихими, убаюкивающими голосами шепча в скрытое под маской лицо, они даровали жертве смерть от удушения.

Как только добыча затихла, прекратив бессмысленные попытки вырваться, убийцы приготовились безвозвратно погубить её плоть. Они так спешили, что не могли ждать разложения — мясо следовало опоганить сейчас же. Мертвецы, в самом деле, открывали свои тайны, и яркая фраза, утверждающая обратное, воплощала одно из величайших заблуждений в Галактике.

Поэтому они прошлись ножами по безжизненным глазам Эрека, и лишь затем сбросили оскверненный труп в сточную канаву.

Убедившись, что хотя бы этот мертвец не откроет тайн, члены экипажа «Стрыгоры» снова залезли в грязь и, крадучись, отправились обратно той же дорогой.

II

Последнее странствие Эрека оказалось неторопливым и степенным. Он почти полчаса дрейфовал лицом вниз по мерзкой, неглубокой реке, пока его тело наконец не вытащили из вонючей жижи неуклюжие руки и скрипучие клешни двух опоганенных сервиторов. Киборгизированные рабы выволокли труп на сухой участок и, разглядев рудиментарным зрением шрамы на ладонях мертвеца, немедленно отправили призывные сигналы. Пустые, едва наделенные разумом мозги сервиторов отреагировали на единственный распознаваемый ими грех: в Кровавом Договоре убили своего!

Был призван Наутака-арногаур.

III

Наутака присягнул Кровавому Договору за четыре года до того, как ступил на этот отравленный, пропащий мир. Как и все элитные воины Урлока Гаура, он стал частью Договора, проведя ладонью по шипам на броне архонта, разрезав кожу и оставив кровавый след, служивший и обещанием, и подношением.

Но, в отличие от большинства клянущихся, арногаур в тот момент смотрел повелителю в глаза. Больше того, он взирал на архонта сверху вниз. Несмотря на многочисленные дары и благословления свыше, Урлок Гаур, Владыка Кровавого Договора, оставался человеком. Наутака — нет.

Сейчас, закрывая глаза, он представлял вязкую полосу своей крови, пересекавшую нагрудник архонта. Наутака знал, что никогда не забудет, как она блестела на кованом бронзовом символе, укрепленном на доспехе Владыки. Помнил арногаур и о песнопениях стоявших рядом Красных Жрецов. Облаченные в стихари, по виду напоминающие фартуки мясников, они стенали на божественных языках, лишенных смысла для смертных умов. Некоторые фразы заставляли вспомнить о награкали, наречии бывших братьев Наутаки, но и он улавливал значение лишь одного слова из десяти. Если этот язык и был родственной ветвью награкали, то прогнившей у основания и упавшей далеко от своих корней.