Красная перчатка - Холли Блэк

— Ходила за ним по пятам, как собачка. Стоило ему со мной заговорить — прямо сердце из груди выпрыгивало. Написала про него хокку.

— Что, серьезно? Хокку?

— Ага. Хочешь послушать?

Золотые кудри,взгляд как лазерный луч,почему ты не видишь меня?

Я фыркаю, мы вместе смеемся.

— До сих пор помнишь наизусть, вот это да.

— Потому помню, что он его прочел. Учительница, не предупредив, вывесила все хокку на доске в классе. И одна девчонка рассказала ему, что это мое. Жуть. Такое было унижение. Все его друзья издевались, а он сам при виде меня принимался мерзко ухмыляться. Бр-р-р.

— Как придурок, короче, себя повел.

— А он и был придурком. Но все равно мне нравился. Думаю, после того случая стал даже больше нравиться, как ни странно.

— И ты над ним поработала?

— Нет, я поработала над собой. Чтобы это прекратить, чтобы не чувствовать ничего.

Не ожидал такого ответа. Мне даже немного стыдно.

— Даника, ты хороший человек. Я часто на тебя ворчу, но на самом деле по-настоящему тобой восхищаюсь. Ты всегда стараешься поступать правильно.

Сворачиваю к придорожному кафе. Девушка качает головой.

— Было так странно. Потом. Я смотрела на него и чувствовала… знаешь, как бывает, когда знакомое, но забытое слово вертится на языке? Кассель, это было неправильно.

Мы выходим из машины.

— Я же не говорил, что работать над самим собой — удачная идея…

В кафе продают свежую выпечку. Там высокие, облицованные металлическими плитками потолки, а еще там полно студентов и фрилансеров, которые стучат но клавиатурам ноутбуков и почти с обожанием поглаживают кофейные чашки — наверное, только проснулись.

Я беру обычный кофе, а Данике приносят мате со сливками в ядовито-зеленом стакане.

Корчу противную рожу. Мы заняли последний свободный столик, рядом со входом и газетным автоматом. В глаза сразу же бросается яркий заголовок.

— Да ладно тебе, это вкусно. Хочешь попробовать?

Но я лишь качаю головой. На фотографии — знакомое лицо, а рядом подпись: «Наемный убийца из Бронкса избежал правосудия». Еще там написано: «Эмиль Ломбардо, известный под кличкой Охотник, сбежал из-под ареста. Его обвиняют в убийстве двух человек». Выходит, они даже не побоялись назвать его при мне настоящим именем. Шарю по карманам.

— Четвертак есть?

Даника лезет в портфель, достает монетку и кладет ее на стол.

— Знаешь, что было самое странное? Ну, когда я наложила проклятие на саму себя.

Добавляю свои пятьдесят центов и скармливаю мелочь автомату.

— Нет. Что было самое странное?

Достаю газету. Две жертвы — тридцатичетырехлетняя женщина и ее мать. Свидетельницы преступления, что-то связанное с захаровскими манипуляциями с недвижимостью. Есть и маленькая фотография убитых. На вид обычные, симпатичные люди.

Симпатичные, хорошие, такие, как Даника.

— Самое странное — потом, когда я перестала что-нибудь к нему чувствовать, он предложил встречаться. И когда я отказалась, очень обиделся. Не понял, в чем же дело и что он сделал не так.

Провожу затянутым в перчатку пальцем по фотографии жертв, слегка размазывая чернила. Вчера я помог их убийце ускользнуть.

— Да, действительно странно, — отвечаю я глухим безжизненным голосом.

Возвращаемся в школу как раз к началу урока по фотошопу. Вхожу в кабинет ровно со звонком.

— Мистер Шарп, вас вызывают к секретарю.

Учительница, мисс Такано, не глядя, протягивает мне большого пластмассового динозавра — это у нее пропуск такой, когда ученикам нужно выйти из класса, вместо обычного жетона или записки.

Неторопливо иду через двор, размышляя о новеньком сияющем автомобиле. А еще о нашей постановке «Макбета» в десятом классе. Вспоминаю, как Аманда Кервик в роли леди Макбет смотрела на свои руки, без перчаток, и искала на них следы крови.

Мои руки чисты. Сам Макбет в той пьесе говорит: «Все средства хороши для человека, который погрузился в кровь, как в реку. Чрез эту кровь назад вернуться вброд труднее, чем по ней пройти вперед».[4]

Качаю головой. Я просто-напросто оправдываюсь и пытаюсь уговорить себя взять подарок Захарова.

— Не думала, что вы вернетесь так скоро, — хмурится мисс Логан. — Кассель, покидая кампус, нужно извещать администрацию.

— Знаю, — сокрушенно отвечаю я.

Надеюсь, Норткатт ограничится простым выговором. Сам неделю назад хвастался Лиле, как ловко и незаметно могу ускользнуть из Уоллингфорда, а теперь уезжаю у всех на виду, не озаботившись ни прикрытием, ни уважительной причиной.

Но Логан не ругается — только протягивает мне журнал, где нужно расписаться.

— Поставьте здесь время, когда уехали, — командует она, тыкая затянутым в кожу пальцем в нужную строчку. — А вот здесь, когда вернулись.

Пишу все честно, не мухлюю.

— Хорошо. Когда ваш адвокат позвонил и попросил напомнить о встрече, он так и сказал, что вы немного не в себе. Директор просила передать, что вы можете не возвращаться на урок.

— Со мной все в порядке.

Что-то происходит. И лучше бы поскорее выяснить, что именно, пока я не облажался.

— Кассель, мы сочувствуем вашей потере. Надеюсь, сегодняшняя встреча прошла успешно.

— Спасибо. — Я стараюсь казаться мрачным и печальным.

Выхожу из кабинета секретаря. Что случилось? Наверное, им позвонил человек Захарова и притворился семейным юристом. Может даже, тот водитель эвакуатора. Хотели дать мне время прокатиться на новом автомобиле. Да уж, когда к тебе подкатывает глава преступного клана, он делает все безупречно. Федеральным агентам бы у него поучиться.

Во дворе по дороге обратно на урок сталкиваюсь с Даникой.

— Привет, а я тебя не заметил у секретаря.

— А я была в кабинете у Норткатт, — угрюмо отвечает девушка, пиная ботинком камешек. — Пропустила из-за тебя урок, поверить не могу.

Похоже, она получила первый в жизни выговор за прогул.

— Прости.

Даника корчит рожу, ни капли не поверив в искренность моих извинений.

— Ладно, а что Лила затеяла?

— Лила? — Что-то я в последнее время не поспеваю за событиями.

— Девушка твоя, волосы светлые, любит тебя из-за магического проклятия — ничего не напоминает?

Даника показывает мне эсэмэску от Лилы: «Приходи в кабинет испанского. Третий этаж. Срочно».

— Понятия не имею.

Достаю собственный мобильник, но там нет никаких сообщений.

— Погоди, понятия не имеешь, кто такая Лила?

Смеюсь в ответ на ее шутку, но тут есть и доля правды. Я помню Лилу четырнадцатилетней девчонкой — и даже тогда она была для меня загадкой. Что говорить про сегодняшнюю Лилу, которая три года просидела взаперти в тесной клетке в обличье кошки, а потом полюбила меня из-за проклятия. Знаю ли я, кто она такая на самом деле?

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});