Пустой гроб - Пьер Сувестр

Профессор размечтался.

Мысленно перенесся он в таинственную квартиру на пятом этаже дома по авеню Мадрид.

Это место он называл своим земным раем. Там, позабыв об одолевавших его заботах, часами оставался хирург наедине со своим идеалом, не замечая, как бежит время. Там жизнь была, как мечта, и профессор, человек науки, становился там сентиментальным поэтом-романтиком, которому волшебный, благословенный случай дозволил познать самые вдохновенные, самые глубокие и сильные чувства, какие когда-либо доводилось ему испытывать.

Что за таинственные чувства одухотворяли монотонное существование профессора Дро?

И что имел в виду Миньяс, когда в ответ на рассуждения хирурга о великом таинстве науки, не скупясь, пожелал ему успеха в делах любовных?

Однако для наших компаньонов, обедавших в ресторане «Фазан», час решительного объяснения еще не пробил.

Миньяс обеспокоенно следил за тем, как встретит профессор его коварные замыслы.

Пусть перед вами самый закоренелый циник, пусть подлы и преступны его мысли, не сомневайтесь — приоткрыв страшные свои намерения, он с тревогой будет наблюдать, как их воспримут!

Поначалу Миньяс испугался, увидев, как исказилось лицо хирурга, готового взбунтоваться.

Внешне невозмутимый, финансист рассудил, что время способно творить чудеса. Не прошло и нескольких минут, а он уже мог поздравить себя с верным пророчеством; в душе хирурга Миньяс читал, как в раскрытой книге: хоть мысль о возможном соучастии в убийстве жены профессору все еще претит, догадался Миньяс, самому убийству он мешать не будет.

Ничего другого Миньясу и не требовалось; он тотчас заговорил о всяких пустяках и до конца обеда о делах больше не упоминал.

Лишь два часа спустя, прощаясь с хирургом, Миньяс в двух словах напомнил ему начало разговора.

— Представьте, — сказал он, — что с вашей женой произошел несчастный случай — вы тотчас обретаете полную свободу и становитесь обладателем огромного состояния.

Хирург содрогнулся, отпрянул от Миньяса и поспешил к припаркованному неподалеку автомобилю; удовлетворенно потирая руки, Миньяс посмотрел профессору вслед и злобно усмехнулся.

— Самое трудное позади, — сквозь зубы процедил зловещий завсегдатай биржи, — молчание его и поддержка мне обеспечены. Осталось самое неприятное.

Глава восемнадцатая

НАВСТРЕЧУ ЛЮБВИ

Спустя несколько часов после того, как Поль Дро расстался со страшным своим сообщником, который вывел его из равновесия, поманив преступной, но так кстати пришедшейся приманкой, на другом конце Парижа, у входа в грязный, сомнительный кабачок на бульваре Шапель, шумно толпились апаши.

Там собралась целая компания молодцов и девиц вида самого зловещего.

Полицейские, совершавшие обход квартала, старались и близко не подходить к сборищу этих типов. Из чувства осторожности полицейские не хотели вступать в перепалку, которая вполне могла обернуться дракой, они предпочитали закрыть на все глаза и не замечать это недозволенное законом сборище подозрительных личностей.

Особого вреда от них не было, а повода для стычки давать не хотелось.

Ко всему прочему, апаши, собравшиеся в тот день у злачного притона, были как никогда серьезны и озабочены; час был поздний, из кабачка их вытолкали, и если они, нарушая закон, продолжали толпиться на тротуаре, то делали это вовсе не для того, чтобы вывести из себя полицейских — апаши собирались потолковать об одном срочном деле.

Среди этой шпаны были свои знаменитости — личности, одинаково хорошо известные на бульварах, под аркадами мостов и в тюремных камерах.

Доведись пройти мимо агенту сыскной полиции, он без труда назвал бы каждого из них по имени; в глаза сразу бросалось неразлучное трио — Фонарь, Бычий Глаз и сожительница их Адель, тут же крутилась мамаша Проныра, которая была еще грязнее и сварливее, чем обычно; был там и наводящий ужас Пономарь, посматривавший на всех исподлобья, рядом с ним — странное, похожее на марионетку существо с головой полишинеля, которое все звали Придурком; Придурок именовал себя «секретом Пономоря», да с такой гордостью, как если бы речь шла о кюре и его викарии.

Придурок, с которым прежде в банде никто не считался, ибо в активе у него было всего несколько приводов за бродяжничество, в тот вечер важничал, как индюк, выпячивал грудь колесом, прохаживался гоголем, бросая на окружавших его размалеванных проституток призывные взгляды.

Он только что закончил свои разглагольствования, и рассказ его оказался так интересен, что привлек внимание даже таких асов, как Пономарь, Фонарь и Проныра.

Случилось так, что Придурок впутался в одну махинацию и был теперь единственным связующим звеном с приятелями одного ловкача, который щедро подмазал дельце и обещал еще раскошелиться, если все будет чин-чинарем.

Увидев, что слушают его внимательно, Придурок пустился в подробности.

С час назад, в темном переулке к нему с таинственным видом подошел какой-то шикарно разодетый тип и сунул ему двадцать пять луидоров. Потом он сказал Придурку:

— Дело вот в чем: договоришься с приятелями, и завтра вечером поступите в мое распоряжение — сделаете, как я скажу.

Запрятав поглубже луидор, Придурок заявил, что согласен и обо всем передаст своим дружкам, а затем поинтересовался, что им придется делать.

Шикарный тип успокоил Придурка:

— Красть и пускать кровь не придется, а дело в следующем: достанете тачку и на все ходу врежетесь в такси — в нем будет ехать одна бабенка, ее надо как следует проучить. Сделайте дело смывайтесь и сидите тихо, а вечером явитесь к папаше Корну, там будет ждать вас человек, который и организовал это дельце, он него получите капусту — уж он-то раскошелится, хватит и вам, и вашим дружкам.

Придурок уточнил еще кой-какие детали, говорил он долго и поверг апашей в глубокое раздумье.

Первым слово взял Пономарь.

Заговорил он первым вовсе не потому, что решение пришло к нему раньше — просто в силу его возраста, опыта и свирепости все признавали в нем хозяина, главаря банды.

Пономарь по-отечески оперся на плечо Придурка.

— Неплохо поработал, сынок, — сказал он, — начинаешь кумекать, что к чему… Если так пойдет, похоже, выйдет из тебя толк… Когда-нибудь, Придурок, ты сравняешься с Бычьим Глазом, а то, глядишь, и с Фонарем; что и говорить — ловко сработано. Смотри-ка, ты малый не промах, заставил-таки клиента заранее раскошелиться.

Пономарь протянул Придурку широкую, волосатую лапу, и тот, расстрогавшись, хотел было горячо ее стиснуть.

Но не этого ждал от него Пономарь. По лицу его скользнула ироническая ухмылка.

— Этим не отделаешься, Придурок, — сказал он, — думаешь, протянули друг другу лапки, и заметано? Все это для хлюпиков и кривляк, которые слыхом не слыхивали о настоящих чувствах. Мне нужна капуста. Гони монету.

Придурок, не ожидавший столь резкой атаки, был уязвлен до глубины души, ему до слез было жалко расставаться с аккуратной стопочкой луидоров, видеть, как навсегда исчезают они в бездонных карманах Пономаря.

Нахально присвоив себе луидоры, Пономарь заключил:

— По рукам, Придурок, иди скажи тому фраеру, что завтра, в назначенный час, наши ребятишки будут на месте, а теперь — все бай-бай, собираемся завтра в полдень — промочим горло.

Увидев, что хулиганы расходятся, полицейские, дежурившие на бульваре, с облегчением вздохнули, и самый старый сказал самому молодому:

— Говорил я вам, лучший способ поддерживать порядок — никогда не маячить у людей перед глазами и предоставить им полную свободу действий.

На следующий день, часов около девяти вечера, к темной, обезображенной строительными работами площади Трините с разных сторон устремились подозрительные личности.

Фонарь, длинный и тощий, одетый в синий рабочий комбинезон, Бычий Глаз — в котелке, коротком, зауженном в талии пиджаке и широченной рубахе без воротничка, из которой торчала голая шея, и Адель, вырядившаяся в самые красивые свои тряпки, вышагивали по тротуару со стороны улицы Шоссе-д’Антен.

Все трое вместе приехали на трамвае, спустились с холма Менильмонтан, добрались до площади Трините, а там тотчас разъединились и принялись расхаживать взад-вперед, делая вид, будто незнакомы.

Употребив на то всю свою ловкость, они постарались незаметно проскочить мимо наряда полиции и принялись внимательно вглядываться в лица прохожих, опасаясь, как бы поблизости не оказался переодетый в штатское инспектор сыскной полиции, на глаза которому попадаться не хотелось.

Что замышляли они?

Что намерены были предпринять?

Что поделывали Придурок и Пономарь?

Примерно в этот же час, в небольшой скромной квартирке, расположенной в тихой улочке недалеко от площади Звезды, мирно беседовали две дамы.