Африканский квест - Лин Гамильтон

— Я польщен, — ответил парень.

— Вряд ли я переживу эту ночь, — продолжал Газдрубал. — Но, думаю, ты сможешь. Ты юный и сильный. Поэтому даю тебе еще одно поручение, за которое, увы, на сей раз не смогу вознаградить тебя, денег у меня больше нет.

— Я непременно его выполню, — ответил парень.

— Ты замечательный молодой человек. Я прошу об этом только потому, что считаю — наш великий город Карт Хадашт находится в серьезной опасности, грозящей не только со стороны Агафокла, как ты, очевидно, догадываешься, но и с другой.

— Я слушаю вас, — сказал парень.

— Мое судно было отправлено в специальный рейс с тайной миссией одним очень значительным в Карт Хадаште человеком. Он лично обратился ко мне. Сказал, что это вопрос крайней необходимости для государства. Я считал этого человека безупречным. Нашей задачей было доставить особый груз, ты наверняка догадался, что это был кедровый ящик, наряду с деньгами и товарами, по указанному маршруту вдоль ливийского побережья в Тир. Гиско, человек, которого вы называли незнакомцем, должен был сопровождать его. Полагаю, ты взглянул на этот груз.

— Да, — сказал парень, — и я ни разу не видел ничего столь великолепного. Откуда эта статуя?

— Из Тартесса, разумеется, земли за Геркулесовыми столпами, где много золота, серебра и драгоценных камней. Но главное — не что она собой представляет, а ее предназначение.

Их ударила еще одна большая волна, и Газдрубал начал задыхаться. Парень протянул руку и поддержал его.

— Мне сказали, что эта статуя — она очень древняя, Карталон, древнее даже самого Карт Хадашта — представляет собой дар городу Тиру, чтобы умилостивить бога, который, видимо, покинул нас в дни величайшей беды, когда греческий тиран хочет нас уничтожить. Многие сочли, что на Карт Хадашт невзгоды обрушились потому, что мы были небрежны в поклонении своим богам.

— Я знаю, — сказал парень. — Я видел священные церемонии в храме Ваал Хаммона. А что серебро, золотые монеты и прочий груз? Они тоже предназначались Тиру?

— Нет. Они были нужны, чтобы нанять войско из ливийцев на помощь нам в предстоящих боях с Агафоклом. Я понимал, что плавание будет опасным, мы ушли в море тайком, без сопровождения, в бурную ночь. Но как я мог отказаться, раз видел, какие жертвы принесли наши вожди — своих первородных, иногда единственных детей — принесли в жертву, чтобы спасти всех нас? И признаюсь, видел в этом плавании выгоду для себя. Мы, жители Карт Хадашта, всегда думаем о доходах.

— И теперь вы беспокоитесь, что раз груз не дошел до места назначения, боги будут по-прежнему гневаться на нас — и наемные войска, которые мы надеялись собрать, и даже вы не получите платы?

— Нет, дело обстоит гораздо хуже. Думаю, этот груз на самом деле предназначался не Тиру. Боюсь, что я стал жертвой обмана, невольным предателем. Думаю, эта статуя была похищена в храме неподалеку от Геркулесовых столпов — существует слух о такой статуе, более прекрасной чем все, что мы видели, золотой, с бриллиантовыми глазами. Думаю, деньги действительно предназначались наемникам, но это войско должно было не поддерживать Карт Хадашт, а выступить против него. Деньги были нужны, чтобы убедить ливийцев поддержать предателя! И статуей должен был воспользоваться этот же предатель, чтобы убедить людей следовать за ним.

Парень ахнул.

— Как это может быть? Почему вы так решили?

— Отчасти тут предчувствия. Отчасти то, что ты мне говорил.

— Что вы имеете в виду? — спросил парень. — Я ничего не говорил вам об этом.

— Говорил, сам о том не догадываясь. Ты сказал, что незнакомец разговаривал с Маго перед тем, как тот спустился в трюм, и что хотя ты не разглядел, кто вернул слиток на место, ты видел, как Маго открыл одну из амфор с монетами, подержал в руке деньги, потом вернул их на место и закрыл амфору. То же самое сделал с пифосом, где лежали золотые украшения.

— Да, говорил. Но…

— Кто заметил бы в данных обстоятельствах несколько пропавших монет, два-три золотых кольца? — сказал капитан. — Или серебряный слиток? Однако Маго не взял их. Значит, они уже были ему обещаны. Груз не должен был дойти до места назначения. Часть его предназначалась тем членам команды, которые участвовали в заговоре; остальное попало бы в сундуки предателя. Нас должны были внезапно схватить Маго и его дружки, наверняка убить, и груз просто исчез бы. Иначе почему он не взял монеты и украшения?

— Но вы сказали, что человек, который отправил вас с этой миссией, был безупречен.

— Сказал, но уже не верю в это.

— Что мне нужно сделать? — прокричал парень.

— Ты должен пережить эту ночь — я уверен, море вынесет тебя на берег. Вернуться в Карт Хадашт, стараясь не попасть в плен к солдатам Агафокла. Потом добиться аудиенции у Совета Ста Четырех и рассказать им эту историю.

— Для такого, как я, это невозможно, — изумленно произнес парень.

— Возможно, — ответил Газдрубал. — Можешь дотянуться до амулета у меня на шее? Да? Отлично. Отнесешь его в дом Ядамалека, я скажу, где он находится. Ядамелек узнает мой амулет и поверит тебе. Он позаботится, чтобы все необходимое было сделано быстро. Сделаешь это?

— Непременно, — ответил парень. — А имя предателя?

Газдрубал притянул парня к себе и прокричал имя ему в ухо.

Четыре дня. Мы находились на форуме древнего римского города Суфетула. Над нами возвышались три храма, самый большой был посвящен Юпитеру, справа от него стоял посвященный Юноне, слева — Минерве. То, что римляне выстроили здесь такой великолепный город с широкими улицами, парящими арками и высящимися колоннами, было поистине чудом.

Но я не разглядывала храмы. Я отошла в тень Ворот Антонина, ведущих в этот замечательный город, и разглядывала нашу группу. Я поняла, что была так поглощена частностями путешествия — придет ли автобус вовремя, можно ли отложить ужин на полчаса, чтобы подольше побыть на объекте, учтены ли запросы всех — что совершенно не смотрела на них как на личностей.

Я знала, что среди них находится преступник, но не знала, кто это. И думала, что если внимательно присмотрюсь к ним, ответ будет ясен. Я искала раздраженной нотки, неуместного жеста, соскользнувшей на миг маски. Однако все казались мне совершенно обычными людьми.

Перед храмом Юпитера дружно смеялись Клифф и Сьюзи. После отъезда Кэтрин она, видимо, нацелилась на Клиффа как на будущего мужа, и он, как будто, наслаждался ее обществом. У меня мелькнула мысль, что, возможно, Сьюзи, отчаянно ищущая нового спутника жизни, устраивала беспорядок в одежде Кэтрин и даже столкнула соперницу с лестницы, чтобы та испугалась и уехала. Однако, наблюдая, как Сьюзи снует по площади, я не могла поверить, что она виновна.

Честити, чей бесстыдный и вместе с тем невинный флирт с Эмилем был отвергнут, снова превратилась в страдающую, возможно, дефективную девушку-подростка. Стоя в углу в одиночестве, она зажгла спичку, смотрела на огонь и бросила ее в песок под ногами, лишь когда обожгла кончики пальцев. В последние два дня она очень нуждалась в моем внимании, просила помочь в покупке сувениров для подруг или проверить ее сумку, все ли взято, что нужно. Внезапно я больше не смогла наблюдать, как она занимается этим. Прошла по форуму, вырвала у нее спички и сказала:

— Честити, перестань! Ты навредишь себе.

— Она даже не замечает, что я это делаю.

— Кто не замечает?

— Моя мать.

— Замечает.

— Тогда ей все равно.

— Не все равно, Честити, поверь мне.

— Она прогнала его.

— Кого? — спросила я, подумав, не имеет ли девушка в виду Эмиля.

— Моего отца.

Так вот что было причиной всего этого. Зажигания спичек, жалких попыток заставить Эмиля замечать ее. Она соперничала с матерью за мужчину, потому что мать не могла заполучить или удержать представителя сильного пола.

— Твои мать и отец не ладят. Очень жаль. Но это не значит, что кто-то из них перестал любить тебя, — сказала я и попыталась обнять ее за плечи. Она увернулась от меня и обратила взгляд к матери.

Марлен, тоже отвергнутая Эмилем, теперь возлагала слабые надежды на Брайерса. Когда он говорил с экспансивными жестами и очень представительной мужской внешностью, к которой и она, и я были неравнодушны, Марлен не сводила с него глаз, лицо ее выражало то, что я могу назвать только страстным желанием.

— Ненавижу ее, — сказала Честити.

Нора тоже уделяла Брайерсу серьезное внимание, поворачивала голову, когда он указывал на то или другое, подавалась вперед, чтобы лучше слышать. Позади нее смеялись Сьюзи и Клифф, но теперь Нора не возвращалась к нему. Казалось, что связывающие их узы ослабли под жарким африканским солнцем. Она повернулась к Честити, посмотрела на нее и пошла к ней. Я наблюдала, как она заговорила с девушкой, потом взяла ее за руку и повела к группе. Честити сперва упиралась, потом пошла. Это так не походило на Нору, женщину, которая держалась очень замкнуто, общалась только с Клиффом, что я едва верила своим глазам. Я могла только восхищаться тем, как она вернула Честити обратно в группу, сделала то, чего не могли ни я, ни ее мать.