Триллион долларов. В погоне за мечтой - Андреас Эшбах

пророчицы, поглядел на плескавшуюся внутри темно-красную жидкость. Свет лампы тридцатилетней давности создавал на поверхности волшебные искры. У вина был сильный и пряный аромат.

– Расскажите мне, – задумчиво произнес он, – что вы знаете о Лоренцо.

15

Она сидела в кресле, словно окаменев, застывшая, оглушенная, безвольно принимая все происходящее вокруг. Она почти не почувствовала, как ускорился и взлетел самолет, смотрела прямо вперед, когда попросили пристегнуть ремни безопасности и надеть дыхательные маски, осознавая только, что вокруг нее есть люди, звуки и что это закончилось.

Как будто она догадывалась. Это должно было случиться неожиданно. И, боже мой, так оно и произошло. Если бы у нее оставались слезы, ей ничего не хотелось бы сильнее, чем поплакать над тем, что случилось. Ее сердце все еще бешено стучало, как будто не прошло уже много часов с тех пор, как она вырывалась, кричала, кусалась и царапалась, пока слуги отеля не оттащили ее прочь. Если бы в руках у нее был нож, она стала бы убийцей. Даже сейчас она испытывала эту дикую ненависть, это безмерное отчаяние, поднявшееся из невероятных источников силы внутри нее, и было приятно представлять себе, как она вонзает нож ему в горло, лишает его, черт возьми, мужского достоинства, кастрирует, как собаку.

Урсула Вален, студентка исторических наук, свободная журналистка из Лейпцига, двадцати шести лет от роду и вот уже два часа пятьдесят минут одинокая, закрыла глаза. Так больно. Это похоже на рану, в животе, в душе. Как будто он вырезал кусок из ее тела. Ей хотелось скрючиться от боли, свернуться на кровати в позе эмбриона, проплакать остаток жизни, беспрестанно жалуясь. Она знала, что не сделает этого, что завтра продолжит работу и не позволит никому заметить того, что произошло.

Открыть дверь, ничего не подозревая, и увидеть его голым – это было еще не самое худшее. И увидеть ту женщину, тоже, конечно, голую. То, что поразило ее до глубины души, словно острая сталь, было то, как он обращался к ней. Как он говорил, двигался, его тон, его жесты… Все это принадлежало ей, а он отдавал это другим! То, что она считала его любовью, тем, что относилось только к их отношениям, было всего лишь искусными трюками, его личной уловкой, помогающей уложить женщину в постель.

Сколько денег она потратила, от скольких заказов отказалась, чтобы как можно чаще бывать в Нью-Йорке! Вложила в их отношения, пожалуй, стоимость хорошего подержанного автомобиля среднего класса – а он просто заменил ее!

Дышать. Просто дышать. Вдох. Выдох. И ни о чем не думать. Чувствовать, как тело вжимается в сиденье. Вдыхать запах прохладного воздуха из кондиционера. Слушать гул моторов, разговор соседей…

– Слушай, Джон в некотором роде образованный американец конца двадцатого века. – Женский голос, нетерпеливый, резкий, твердый. – Как он может верить в какое-то пророчество?

– У меня не сложилось ощущение, что он в него верит. – Мужской голос, неуверенный, безвольный, слабый. – Он просто принял его во внимание и спрашивает себя, есть ли в этом что-то.

– Нет, нет, дорогой мой. Он четко и ясно сказал, что хочет придержать деньги, потому что верит: ему понадобится все, чтобы исполнить пророчество.

– Он так сказал?

– Да, сказал.

Вот опять этот голос внутри, настаивающий на том, что она догадывалась. Когда она получила заказ написать большую статью к сотому дню рождения автомобиля? В декабре. Уже тогда было ясно, что расследование приведет ее в Чикаго и Детройт. И насколько часто они виделись с тех пор, сколько разговаривали по телефону? Она ни слова не сказала. Просто прилетела из Чикаго в Нью-Йорк, чтобы удивить его, и эта идея возникла неспроста, как она пыталась уверить себя. Ревность нашептывала ей этот план на протяжении нескольких месяцев. Интересно, чем он занимается, когда меня рядом нет?

Теперь она это знала. Трахает молоденьких студенток.

– Ну что ж, может, ты и права. – Опять мужской голос. Ему просто хочется покоя, нет желания ссориться. – Может быть, он действительно в это верит. Но я не вижу в этом ничего плохого.

– Меня это волнует. Точно так же, как то, что Маржори не выходит из дома, если ежедневный гороскоп ее пугает.

Как они хорошо смотрелись, когда она сопровождала его на бал прессы Международного исторического общества! Доктора Фридгельма Фанка. Он на пятнадцать лет ее старше, мать американка, отец немец, вырос в Германии, позднее сделал блестящую научную карьеру в США, наконец, стал преподавателем исторических наук в Нью-Йорке, советником ООН. Провел исследование исторической подоплеки балканского конфликта, консультировал генерального секретаря ООН, прежде чем тот принял решение по конфликту в Боснии. Как же не почувствовать себя польщенной его интересом? Как устоять перед тем, что он хвалил ее работы?

А ведь он просто ввел ее в свой гарем, с которым развлекался в спальне.

– Что я могу понять, так это то, что Джакомо Фонтанелли верил в свое видение. Он жил в пятнадцатом веке. Тогда это было нормально. Но сегодня? Я тебя умоляю!

О чем говорит эта женщина? Фонтанелли – это имя ей уже доводилось слышать, в другой жизни, в жизни, полной мечтаний, слепой влюбленности. Это не тот парень, который унаследовал триллион долларов? Сначала она сочла это «уткой», но, похоже, это действительно так. Сложные проценты и пятьсот лет времени – все журналы подсчитали до копейки. С тех пор количество сберегательных книжек в Германии, открытых на новорожденных, выросло в три раза.

Урсула Вален бросила короткий взгляд в сторону. Мужчина показался ей знакомым. Точно – она видела его фото в газете «Бильд». Старший брат наследника триллиона. Единственный из них, кто женился. «Если бы у этого мужчины был сын, то он стал бы самым богатым человеком в мире, – писали газетчики в своей неподражаемой манере. – А так американский налоговый инспектор вынужден довольствоваться сорока тысячами долларов годового дохода». Судя по всему, рядом с ним его жена.

Пророчество? Что за пророчество?

Урсула Вален откашлялась.

– Простите, – улыбнулась она своей самой обворожительной улыбкой. – Я невольно услышала ваш разговор… Ваша фамилия Фонтанелли, не так ли? – Они скользнули по ней взглядами, полными скепсиса, особенно у женщины, когда девушка добавила: – Я журналистка из Германии. Не будет ли с моей стороны слишком большой наглостью спросить, о каком пророчестве вы говорите?

Во время перелета обратно в Европу Джон принял решение разыскать семью своего покойного кузена Лоренцо. Он не мог объяснить себе, чего ожидает от этого, но была в нем какая-то неудержимая тяга выяснить как можно больше о парне, с которым он никогда не был знаком.

Вернувшись в Портечето, он обнаружил, что Марвин исчез, не оставив ни письма, ни записки. Джереми рассказал, что в понедельник утром он разговаривал по телефону, а потом ушел, не сказав ни слова и прихватив с собой рюкзак. София, экономка, вроде бы видела, как ниже по улице его подобрала проезжавшая мимо машина. Франческа, горничная, заявила, хотя ее никто не спрашивал, что убрала его комнату, «все выбросила», как она выразилась. При этом она нервно покусывала губу и смотрела таким взглядом, как будто обвиняла себя в том, что гость из далекой Америки куда-то исчез.

– Странно, – сказал Джон.

Он почти радовался тому, что вечером можно будет посидеть с Марвином. Но, судя по всему, его охватила тоска по родине из-за того, что он сидел один в большом доме, и в итоге он улетел обратно.

Остаток дня Джон бродил вокруг телефонного аппарата, все откладывая звонок родственникам в Рим. В конце концов, они его вообще не знали. Для них он должен быть тем, кто выиграл от смерти Лоренцо. И только когда солнце склонилось к горизонту, наполнив комнату оранжево-красным светом, он наконец решился и набрал номер.

И смотри-ка, женщина на том конце провода, мать Лоренцо, жена кузена его отца, казалось, была вне себя от радости от того, что кто-то интересуется ее мертвым сыном. Да, конечно, он может приехать в любое время, когда ему будет удобно. Завтра тоже, без проблем, она все равно дома.

Положив трубку, Джон испытал облегчение, а рубашка его промокла от пота. Солнце село, оставив темно-красный ободок на горизонте, небо было ясным и звездным. Он поднял голову, посмотрел на скромно поблескивающие точечки света на черном бархате и сказал себе, что с учетом величины Вселенной совершенно неважно, что он здесь делает. Спасет он будущее человечества или нет, звезды будут так же сверкать в своем возвышенном равнодушии.

К своему огромному удивлению, на следующее утро он обнаружил в салоне Марвина: тот лежал на белом диване и листал английский