Простодушны и доверчивы - Александра Сергеева

её подруга Стрелка. То есть, Стелла. Какое надо иметь воображение, чтобы русскую девчонку назвать таким кучерявым именем — не слишком справедливо оценила Лёка.

Впрочем, справедливости от неё и не ждали — предпочли бы кое-что иное: чтоб она пропала и никогда больше не возникала на горизонте. Это не просто читалось в глазах Бэллы — реяло в них революционными транспарантами. Лёка даже поёжилась: так неуютно, когда тебя ненавидят.

— Озябла? — шепнул на ухо Олег, проехавшись по нему губами.

— Ловлю флюиды, — как можно беззаботней пошутила она.

Он повернул голову в сторону своих обожательниц. Что уж там просемафорил им глазами — не разглядеть. Но Стелла, задрав подбородок, тотчас влилась в проходившую мимо стайку девушек. Чему-то рассмеялась: громко напоказ. Бэлла же осталась, повиснув на плече их с Лёкой начальника. Тот понимающе глянул на счастливую избранницу и подмигнул: дескать, не обращай внимания.

— Не обращай внимания, — поддержал его Олег. — К сожалению, не могу тебя от этого избавить. Пока. Но вечно это продолжаться не будет.

— Постараюсь, — пообещала Лёка по принципу: лишь бы что-то сказать.

Насытившись и выпив полстакана безалкогольного пива, она уже имела план отхода с позиции — как говаривал полковник, когда отлынивал от домашних дел. Для того чтобы сгонять потихоньку домой, решила использовать древний, как мир приём: попудрить носик. Так прямо и сказала:

— Олег, пусти. Я в туалет.

— Там, — махнул он рукой влево.

Она повернула голову и чуть зумами не заскрежетала с досады: эти негодяи привезли с собой биотуалеты. Как из такого лететь домой? Когда её не докричатся, начнут вытряхивать. Олег уж точно разворотит кабинку, чтобы извлечь свою пассию. А её-то и нет: улетела, но обещала вернуться.

Заикнулась — пришлось тащиться. Но тут ей улыбнулась удача. Едва добралась до первой кабинки, как услыхала призывный крик Марго:

— Олег!

Обернувшись, Лёка увидала, как он широким неспешным шагом направляется к «высокому собранию». Подошёл, поочерёдно пожал мужчинам руки — те не встали ради него, но спины от шезлонгов оторвали, покивали: обозначили своё уважение. Завязался разговор — судя по лицу Марго весьма серьёзный.

Олег стоял спиной к туалетам, и Лёка решила рискнуть. Зашла за них: потихоньку-полегоньку, шаг за шагом. И убрела — как шутит Ветка — под сень берёзовых кустов. Там шагу прибавила, потом чуть пробежалась и нырнула в межмирье.

Поднявшись на крыльцо и прислушавшись, не поверила ушам: в доме не может быть тихо. Если только Нешто не вывел ледагашек погулять и не утопил их где-нибудь в луже. В прихожей она замерла, сообразив, что слышит голос Фаины Раневской:

— Э-э. А кого здесь надо воспитывать?

Войдя в гостиную, обнаружила, что Ветка валяется на диване и пялится в айфон. Покосившись на сестру, она молча кивнула на дверь кабинета и приложила палец к губам. Лёка кивнула и на цыпочках прокралась через гостиную. Заглянула в кабинет и на этот раз не поверила глазам.

Перед монитором компьютера прямо на столе восседала Бельмондошка. Уперев острые локотки в подобранные к груди коленки. Её круглые глазищи таращились на экран стеклянными линзами. Вся четвёрка термоядерных извергов умостилась на её плечах. Замерев, они смотрели мультик.

— Надеюсь, Фрекен Бок, вы любите детей?

— Как вам сказать?.. Бэзумно.

Лёка отступила и наткнулась на сестру. Ветка молча потянула её за руку на кухню. Там на печке сидел Нешто-Нашто. Он лениво болтал ногами и тихохонько гундосил под нос:

Как летела пава распависта,

Как роняла перье подлаписто.

Да роняла перье в зелен траву.

Тут как раз ишло князево дитё.

Не за так ишло — перья сбирала,

Перье сбирала, в рукавок клала.

Малое перо — у подолочек,

Более перо — у рукавочек.

С подолу брала — во перину клала,

С рукаву брала — во вяночек вплела.

С большой натяжкой, но это можно было назвать песней. Хотя ни рифма, ни складная мелодия там и не ночевали.

— О чём горюешь? — подойдя к певцу, ласково спросила Лёка.

— Чего это я горюю? — удивился он. — Оглохла? Пою. Душеньку тешу.

— Он уже так целый час воет, — наябедничала Ветка, прикрывая за собой дверь.

— Чего это я вою? — обиделся Нешто.

— Рождённый ползать упасть не может, — прокомментировала Ветка его претензии на творчество и плюхнулась на стул: — А ты, какими судьбами? Всё? Нагулялась?

— Что-то больно быстро, — вмиг бросил обижаться любопытный дух, навострив уши. — Твой кобелёк не больно-то в обхождении резвый, ежели зазнобу упустил.

— А он не из гончих пород, — абсолютно не остроумно пошутила сестрёнка. — Он из бойцовских. Знаешь, из тех, что слона на скаку остановит. И любую избу подожжёт.

— Скучно тебе, сиротинушке необлизанной? — в духе самих духов иронично посетовала Лёка. — Так уборкой займись. Пока бабуленька не вернулась.

— А смысл? — пожала плечами Ветка, пялясь в окно, на котором по приказу полковника всё-таки раздвинули занавески. — Сейчас досмотрят и снова война. У-у-у! Басурман, — погрозила она кулаком дряхлому баловнику.

— А я чего?! — поразила того в самое сердце чёрная несправедливость навета.

— Это ты их подстрекаешь беситься. Думаешь, не знаю?

— Очумела девка! — возмутился Нешто, апеллируя к её старшей сестре. — Нашла застрельщика. Да их и подстрекать не надо: порода у них такая шебутная.

Лёка развернулась, было, чтобы выйти во двор и вернуться на пикник, но вспомнила одну очень важную вещь:

— Нешто, дружочек, забыла спросить: почему Моргощь так миндальничал с нами? Там, на болоте. Я же чувствовала: он мог легко нас убить.

— А тебе не показалось, — оживилась Ветка, — что эту кикимору он специально нам подставил?

— Показалось. Только не пойму, для чего.

— Не думаешь, что ради вашего интима? Чтобы меня отвлечь дракой, а тебя замуровать в этот ваш хрустальный гроб. Он же предложение сделал. Хотя, — засомневалась Ветка в своей версии, — он его до того сделал. И я никак не соображу: что такого важного он тебе сказал, чтобы так шифроваться? Потрепался ни о чём и смылся. Было ради чего огород городить.