Джекпот для лоха - Данил Корецкий

– Спа… Спасибо, – выдавил из себя Говоров и на ватных ногах стал спускаться по лестнице.

* * *

Кабинет губернатора Тиходонского края Косачева был огромен – не меньше, чем у него же в бытность вторым секретарем обкома партии. Чтобы в годы социально-экономических и политических пертурбаций сохранить должностной уровень, все привилегии и огромный кабинет, потребовалась самая малость – переприсягнуть в августе девяносто первого ломающему партийную вертикаль власти президенту России. Первый секретарь обкома Яшков оказался менее гибким, а потому получил инфаркт и быстро скончался, не попользовавшись демократическими достижениями нового времени. А Косачев быстро оценил преимущества демократии: у него появился особняк в Сочи, три дополнительные квартиры, новенький «Мерседес», дача… Вал материальных ценностей сыпался, как в былые времена выговоры, им не было конца, а открывающиеся перспективы кружили голову и немного пугали. И вдруг свершились события, которые поставили все это под угрозу, как будто пьяный тракторист выехал на трассу, по которой со скоростью сто пятьдесят километров в час летел он на своем замечательном «Мерседесе» цвета мокрый асфальт. И вот шикарный лимузин превратился в груду обломков, а сам он, немощный и искалеченный, лежит в кювете. Ну, что делать с этим трактористом?

– Так это все из-за «Сельхозмаша»? – страшным голосом спросил губернатор. Лицо у него было багровым, губы дрожали, создавалось впечатление, что вот-вот и его разобьет инфаркт, как бедолагу Яшкова.

– Точно так! – почтительно подтвердил и.о. начальника УВД Зебров. Он казался очень старательным. Как, впрочем, все полковники, которые хотят стать генералами.

– Да, на это очень похоже, – подтвердил и руководитель московской следственной бригады Сероштан. А уж он не зависел от губернатора и говорил то, что есть на самом деле.

– Значит, это засранцы из «Консорциума» сводят счеты с засранцами из «Сельхозмаша»? – полувопросительно, полуутвердительно прохрипел он.

Присутствующие даже удивились, как близко к сердцу принимает губернатор служебные дела. Потому что никто не знал, что утром грянул звонок из поднебесья, и Косачеву объяснили, что столь громкие криминальные разборки поставили вопрос об укреплении руководства краем и он может в любой момент превратиться из номенклатурного чиновника высшей категории «А» в простого российского гражданина, судьба которого, конечно, не столь незавидна, как у любого другого россиянина, но не идет ни в какое сравнение с судьбой всесильного губернатора, стоящего над прокурором и над законом и не задумывающегося о каких-либо прегрешениях, которые вдруг могут оказаться должностными преступлениями.

– Да, это их разборки! – кивнул Зебров. И предусмотрительно добавил: – Хотя прямых доказательств у нас и нет.

Косачев ударил кулаком по столу.

– На хрен мне доказательства! Расследуйте эту историю до конца, а этих… Этих… – Ненависть так душила губернатора, что он не мог произнести ненавистные фамилии. Только с третьего раза ему это удалось. – …Храмцова и Малышева взять под увеличительное стекло! Если хоть что-то на них найдете – в тюрьму! И плевать на всех их защитников! Если дадут повод – все! – Косачев перевел дух. – Я сам им все скажу. Ко мне обоих, немедленно! А вы идите работать!

* * *

Ближе к вечеру, примерно в одно и то же время, в штабах конкурирующих сторон состоялось экстренное совещание. Повестка дня была одна и та же, обсуждалось одно и то же, причем практически одинаковыми словами.

– Шутки в сторону! – Малышев пил воду стакан за стаканом, руки у него дрожали. – Он так орал, так ногами топал! Никогда не видел подобного…

– На этот раз нам Москва не поможет, – вытаращив глаза, рассказывал Храмцов. – Этот новый мент денег не взял, просто послал на три буквы, а губернатор вообще нападал, как на врага! Он меня разорвать был готов! Как будто мы лично ему на хвост наступили!

– Еще один выстрел… – сказал Малышев.

– Еще один поджог… – сказал Храмцов.

– Еще один взрыв… – сказал Малышев.

– Еще один обстрел… – сказал Храмцов.

– И нам конец! – сказали Малышев и Храмцов.

– Дана команда – найти любой способ, любой повод… Отберут все и посадят на пятнадцать лет!

– Создана комиссия по акционированию…

– Мы должны зарегистрировать свои акции…

– Мы должны зарегистрировать свои акции…

– И честно бороться за завод…

– По всем правилам скупать, на добровольной основе…

– Все наши действия должны быть прозрачными. Комиссия будет следить…

– Так что давайте окучивать главных акци-онеров…

– Лучше начать с этого дворника – Говорова… – сказал Храмцов.

– Мы осмотрели его квартиру, дома акций нет! – сообщил Палыч.

– Опять налет?! – вскинулся Храмцов. – Я же только что предупредил!

– Так мы же не знали… И сделали все аккуратно, он и не заметит!

– Больше чтоб такого не было! – насупился Храмцов.

– Понял, – кивнул Палыч. – Перестроимся!

– Говорову надо дать все, что он захочет… – сказал Малышев.

– Потом уговорить пенсионеров – Смолина, Поленова…

– И вежливо, культурно, чтобы комар носа не подточил…

– Исключить любые наезды, любое насилие…

Оба совещания закончились на этой оптимистической ноте.

* * *

Андрей, естественно, ничего об этих совещаниях не знал. Не найдя Ираклия, в подавленном настроении он пришел домой. Замок провернулся слишком свободно, но он не обратил на это внимания. Прошел на кухню, залез в шкаф, достал бутылку своей знаменитой перцовки, налил полстакана, поставил на стол, включил телевизор. Из холодильника извлек последнее яйцо, аккуратно произвёл его трепанацию с тупого конца, бросил внутрь щепотку соли, немного чёрного перца и, выпив горькую жгучую настойку, проглотил следом холодный белок с желтком, приятно сгладивший горечь и жгучесть. Остаток перцовки поставил в пустой морозильник. Разогрел на плите сковороду, мелко нарубил пару зубчиков чеснока и припустил их в осадочных остатках ароматного подсолнечного масла с рынка. Нарезал небольшие гренки из тёмного хлеба, обжарил их в масле, допил охлаждённую перцовку и с аппетитом поел. Только тогда его отпустило и он смог рассуждать спокойно и логически.

Итак, Ираклий – аферист, он украл деньги и скрылся. Огромную сумму, ее ни у кого не перехватишь. Вопрос: что делать? Заявлять в милицию? Придется рассказывать про ключи, про сейф, про игровое мошенничество… Если и не расскажет, оно само выплывет. Нет, такой путь исключен. Тогда что?

– Хотя милиция скрывает истинные масштабы трагедии, но можно сказать, что в результате перестрелки в бане погибло около двадцати человек, – скорбно вещал с экрана диктор.

«Ужас что творится!» – подумал Говоров. Но тут же переключился на свои собственные заботы. В понедельник надо отдать Фёдорову три тысячи долларов. Где их взять? Или рассчитаться акциями? Но если ему так просто-запросто сунули в машине три тысячи, то какова же их настоящая цена? Десять тысяч? Двадцать? Сто? Как бы не прогадать…

В дверь позвонили. На пороге стоял человек лет сорока пяти в черном пальто и без шапки. Крупная голова с большими залысинами, волевые черты лица, пронзительный взгляд чуть прищуренных серых глаз. Человек совсем не походил ни на джинна, как Акопян, ни на спивающегося начальника, как Федоров. Он был подтянут, свеж, элегантен и никак не вписывался в местный интерьер, как человек, по недоразумению попавший вместо бизнес-совещания на съемочную площадку модных сейчас социально-критических фильмов.

– Господин Говоров?

Говорова никогда не называли господином. Ему даже стало неловко за запах спиртного. Господа ведь не пьют в одиночестве.

– Да. А вы по поводу акций?

Палыч даже оторопел от такой прозорливости.

– Как вы догадались?

– Очень просто. Все визиты незнакомых людей в последнее время были связаны с акциями.

– Логично. Вы позволите войти, Андрей Иванович?

– Входите, – Андрей шагнул в сторону.

Незнакомец уверенно прошёл в комнату и, не дожидаясь предложения, сел к столу. Говоров уселся напротив.

– Каратаев Дмитрий Павлович, – представился незваный гость.

– Очень приятно, ну а обо мне вы и так…

– Пять тысяч долларов, – перебил его церемонии Каратаев.

– Да хоть десять, но…

– Десять так десять, – невозмутимо кивнул гость.

– Но я ничего не продаю…

– А зря! – усмехнулся Палыч. – Бывает так: сегодня все за елками бегают, любые деньги дают, а завтра они везде валяются никому не нужные. Потому что Новый год прошел. Так и здесь: не воспользовался моментом – и пролетел!

Говоров молчал.

– Да дело и не в деньгах, – продолжал Палыч.