Святой самозванец - Дж. Лэнкфорд

— Ты для него танцевала, правда? — сказала Мэгги, глядя на пуанты. — Вы пили вино и занимались любовью здесь.

Корал отвела глаза.

— Да.

Мэгги протянула руки и толкнула Корал так, что та упала на пол. Потом прыгнула на нее, визжа от ярости, и схватила Корал за каштановые пряди волос. И начала рвать их, крича:

— Ты сука! Почему ты не можешь оставить в покое моего мужа?

Корал не пыталась бороться, она только кричала, плакала и старалась спасти волосы. Это заставило Мэгги отпустить ее и сесть рядом. Они рыдали вместе, потом обнялись и раскачивались из стороны в сторону. У Мэгги возникло ощущение, что они перенеслись в древние времена: так рыдали женщины, чьи мужчины умирали за них, за страну, за клан, за Бога.

— Ты спасла Питера, — прошептала Мэгги. — Если Сэм тебя любит, неправильно, если вы расстанетесь. Я не дала ему то, что ему нужно. Ты дала.

Корал выпрямилась, качая головой.

— Перестань на минуту чувствовать себя несчастной и послушай меня! Он меня не любит! Да, я люблю его, но он не отвечает мне взаимностью. Он женился на тебе! Черт, он мне рассказал, что ты пыталась его убить, и даже после этого он остался с тобой.

Зазвонил телефон. Корал бросилась к нему. Послушала, широко открыв глаза, и сказала:

— О, Боже мой, Сэм жив!

— Ты думала, что он умер? — закричала Мэгги.

Корал позвонила консьержу и договорилась о няне для Питера, она должна была посидеть с ним в своей квартире в этом же доме, на тот случай, если за ними будет слежка.

Они с Мэгги вышли и попросили швейцара поймать им такси, которое отвезло их в госпиталь Сент-Винсента в Гринвич-виллидж. Там находился Центр травматологии мирового класса.

В регистратуре их встретил человек, знакомый им обеим, — доктор Чак Льюистон, тот самый, кто убил Теомунда Брауна.

Доктор так никогда и не признался. И никто из тех, кто знал, не донес. Льюистон десять лет ухаживал за Сэмом, пока тот лежал в коме, запертый вместе с ним в пентхаусе Брауна. С точки зрения Мэгги, доктор потерял терпение и сделал миру большое одолжение, убив Брауна.

Он повел их в комнату для консультаций и закрыл дверь.

— Как Сэм? — спросила Мэгги.

Он положил руку ей на плечо.

— Плохо. Вы должны быть мужественной.

Весь день Сэм провел в операционной и в реанимации. Эти часы грузом легли на плечи Мэгги. Как долго она по глупости ненавидела его, не пускала его в свою постель?

Дважды она уезжала на такси покормить Питера. По дороге прислушивалась к дорожному гуду, тоскуя по смеху, по радости, которую она отняла у Сэма, и с грустью вспоминала строчку из стихотворения Томаса Харди, которая нравилась Сэму: «Ни Богу, ни демону сделанного не вернуть».

В тот вечер Чак пришел за ними в комнату ожидания. Они пошли вслед за ним по коридорам. Он остановился у палаты. Там лежал Сэм, опутанный трубочками для переливания крови и подачи кислорода. Рядом с койкой пищал монитор.

Льюстон, знающий их историю, сказал:

— Я вас оставлю одних.

Когда они вошли, Сэм открыл глаза.

Его бледность испугала Мэгги. Он выглядел обессиленным. Они сели с двух сторон от его койки, противоположные полюса батареи, Мэгги держала его за одну руку, Корал — за другую, словно их общая сила могла влиться в Сэма, заставить его подняться и опять разбить их сердца.

После двух неудачных попыток он заговорил.

— Они не забрали Питера?

— Нет, — ответила Мэгги.

— Хорошо. — Он вздохнул. — Но они меня подстрелили, черт возьми.

— Я не знала, что это будет так, Сэм, не знала, — сказала Корал.

Сэм кивнул.

— Во всяком случае, о стрельбе. Я тебя знаю, Корал.

— Ты был великолепен, — сказала Мэгги, в замешательстве взглянув на Корал, — просто великолепен.

Сэм застонал и закрыл глаза. Некоторое время он не шевелился, а они держали его за руки и смотрели на его сильное лицо, шею, покрытую шрамами от драк, волосы, в которые обе раньше запускали пальцы.

Когда он открыл глаза и улыбнулся, Корал подмигнула Мэгги и произнесла нарочито страстным голосом:

— Ладно, Сэм. Теперь мы загнали тебя в угол. Признавайся, кого ты в действительности любишь? Просто кивни в нужную сторону.

Сэму с трудом удалось рассмеяться.

— Я на смертном одре, Корал. — Они запротестовали, но он их перебил. — Я знаю, что уже не встану. Кроме того, никто из вас не хочет знать правду.

Мэгги сжала его руку.

— Конечно, хотим, Сэм. Теперь для этого самое время.

Он посмотрел на них с такой нежностью, что Мэгги захотелось плакать. Джесс ушел. И Сэм теперь тоже уйдет? Почему Бог все время отнимает тех, кто ей нужен больше всего?

— Я люблю вас обеих.

Корал закатила глаза.

— Даже сейчас ты нас кормишь своими ирландскими баснями, Сэм?

Он слабо улыбнулся, закашлялся, попытался собраться с силами. Не обращая внимания на их попытки успокоить его, начал говорить.

— В этом-то и беда с вами, женщинами. Если вам не нравится то, что вы слышите, то это ложь. Если мужчина скормит вам кучу вранья — о, значит, это, наверное, правда.

— Но как ты можешь любить двух женщин? — спросила Мэгги, хотя ей было все равно. Пусть любит хоть всю планету, только бы не умирал.

— Я люблю половину вселенной, — произнес Сэм, словно прочел ее мысли. — Стариков, младенцев, собак, кошек. Я люблю даже подростков…

— Никто не любит подростков, — пошутила Корал.

— Сэм, — сказала Мэгги. — Постарайся не говорить так много.

Он ухмыльнулся.

— Другого шанса у меня не будет. — Помолчал, потом продолжал. — Питер покорил меня первой же своей улыбкой. Я чертовски люблю всех взрослых женщин, которые попадаются мне на глаза, когда идут по улице! Побежал за большинством из них, если бы это не грозило неприятностями. Видит Бог, я и пытался это делать.

— Сэм, — шепнула Мэгги. — Не богохульствуй. Бог слушает.

Сэм закашлялся, и Мэгги видела, как ему стало больно.

— Да, я надеюсь, что у меня будет долгая беседа с этим парнем. — Его голос охрип. — Первый вопрос: зачем создавать такого мужчину, как я, а потом помещать его в такое место, где, если он поступает в соответствии со своим наклонностями, то попадает в тюрьму?

Корал улыбнулась и ущипнула его за щеку.

— Ты просто неисправим, вот и все.

— Вы обе понимаете, что я не попаду наверх.

— Если ты говоришь о том, что сделал, когда у тебя была амнезия… — начала Корал.

Мэгги перебила ее.

— Мы давно простили тебя, Сэм.

Он хихикнул.

— Я думал, мы будем говорить правду. Помогите мне сесть повыше, — попросил он, и они это сделали, подложили подушки, взбили их, спросили, не хочет ли он выпить воды через соломинку, поправили простыни, подоткнули одеяло, стараясь не пустить к нему ночь.

Он повернулся к Мэгги.

— Позаботься о Питере, девочка моя.

— О, конечно, Сэм, позабочусь.

Он перевел взгляд на Корал

— Вот вам правда. Я никого не любил так, как вас двоих. — Он повернулся к Мэгги. — Никого. Как я мог вас оставить, ту или другую? Мэгги, ты — сама доброта, по крайней мере была такой, пока не ударила меня кинжалом — нет, ты в меня выстрелила, как я ненавижу, когда в меня стреляют! Корал, у тебя золотое сердце. Более того… — Он сделал паузу, чтобы перевести дух. — Более того, вы обе — горячие, как огонь. Корал, ты честно это признаешь, а ты, Мэгги, нет. Вы могли бы поучиться друг у дружки. Вы обе заставили меня любить вас до потери сознания. Хотите правду, как перед Богом? Я бы умер за любую из вас. — Сэм закашлялся и закрыл глаза. — И, кажется, я это сделаю.

Его голова откинулась на подушку так медленно, что Мэгги не сразу поняла. Она не пошевелилась, пока Корал не закричала. Мэгги нажала кнопку вызова и бросилась на поиски медсестры, которая дала сигнал экстренного вызова. Мгновенно комнату заполнил медперсонал. Через несколько минут, или часов, врач объявил, что Сэм умер.

Медики сняли перчатки и ушли готовиться к следующему экстренному вызову.

Мэгги и Корал в слезах бросились к Сэму. Они целовали его руки, его неподвижное лицо.

Мэгги рыдала:

— Ох, Корал… Его уже нет с нами! Его уже нет!

Выждав положенное время, медсестра мягко, но твердо выпроводила женщин. Они стояли в сумерках на 11-й улице в Гринвич-виллидж, перед коричневым фасадом госпиталя, держась за руки.

Сначала они не разговаривали. Шли, глядя на тротуар и на проплывающие мимо дома. Через несколько кварталов Корал рассказала Мэгги о муже своей матери, как он сделал ее своей любовницей, когда ей было восемь лет. Она призналась в задуманном похищении, все рассказала о Луисе и Франсиско. Мэгги в ужасе трясла головой и лила слезы. Потом Коралл рассказала о пяти миллионах долларов. Она не просила прощения, Мэгги не предлагала ее простить, но она перестала ненавидеть людей. «Возлюби своих врагов», — учил Иисус, и Мэгги будет поступать так же. Все это произошло из-за ее горя и ненависти, как и из-за жадности Корал.