Терпкий аромат полыни - Риз Боуэн

взглянула на нее.

— Мне рассказала Алиса. Не вините ее, я заставила ее сказать правду. Я подозревала. Я уже видела девушек в таком положении. Вы бегали в уборную по утрам, упали в обморок…

Эмили сидела тихо.

— Хочу сказать, что не осуждаю вас. Господу ведомо, что вы любили этого молодого человека. Он собирался на вас жениться. Многие молодые женщины попали в подобную ситуацию. Я просто хочу помочь.

Эмили удивилась. Тон ее собеседницы совсем не походил на обычный сержантский рык мисс Фостер-Блейк.

— Я не представляю, как быть, — призналась она.

— Вы рассказали родителям?

— К счастью, нет. Они говорили о девушке из числа наших знакомых, которая оказалась в схожих обстоятельствах, и они так язвили на ее счет, что я не смогла выложить свои новости. Они меня никогда не простят.

— И что вы предполагаете делать?

— Не знаю… — Она опустила глаза. — Не имею ни малейшего представления.

— Возможно, я смогу помочь. У меня есть подруга, которая входит в правление дома для девушек в сложном положении. Он находится в Сомерсете, среди холмов, вдали от шума. Там заправляют монахини. Вы можете работать здесь, пока мы будем нужны, а потом поехать туда, пока ребенок не родится.

— А что с ним будет потом?

— Монахини найдут для него приемную семью. Вы вернетесь домой, и никто никогда не узнает правды.

— Вы не поняли, — сказала Эмили, — я не собираюсь отказываться от ребенка. Я любила Робби Керра, и этот малыш — все, что у меня от него останется. Мне все равно, что придется для этого сделать и чем заплатить, но я его не брошу.

— Но, дорогая моя, подумайте как следует. Перед вами вся жизнь. Чудесное будущее. Что вы сможете сделать, если будете связаны ребенком? Чем вы будете его кормить? Вам придется работать, и кто станет в это время за ним присматривать?

— Я понятия не имею. Я ничего не знаю, кроме того, что никому его не отдам. В поезде я подумала, что мне, возможно, стоит поехать в Австралию. Не исключено, что родители Робби будут рады внуку, и мне заодно.

— А если нет? Если они не поверят, что это ребенок их сына?

— Тогда я найду себе работу в Австралии. Там я смогу сказать, что я вдова.

— Вы не сможете путешествовать в таком положении. И чем вы заплатите за билет?

— Я привезла с собой украшения. Могу их продать.

— Прошу вас, обдумайте все. Общество не слишком хорошо относится к незамужним матерям. У вас нет друзей или родственников, которые могли бы вас принять?

— Мои школьные подруги вышли замуж или стали добровольцами. Моя лучшая подруга — медсестра во Франции… — Эмили помедлила, почем знать, как Кларисса посмотрела бы на ее новости. Конечно, она не удивилась бы — после всего, что ей пришлось повидать… — А кроме них, есть только друзья моих родителей. И никаких родственников, кроме пожилых тетушек, которые точно так же меня не одобрят.

— Вы могли бы пожить в приюте Святой Бригитты хотя бы до рождения ребенка. После этого вам придется принять несколько важных решений. Я вам не завидую.

Эмили встала.

— Спасибо вам за участие и за помощь, но думать и действовать мне придется самой. Я расскажу вам потом о своем решении. — В дверях она обернулась: — Если вам не сложно, не говорите остальным женщинам.

— Разумеется, не стану. Вы сможете сами им все сказать, когда захотите. Но мне кажется, что они вас поддержат.

Эмили забралась на верхнюю койку и села там, обхватив руками колени. Должна ли она написать родителям Робби? Захотят ли они узнать о ребенке? Он говорил, что писал о ней матери, но что именно он сказал? Может быть, они думают, что их сын просто повстречал какую-то девушку, которая ему понравилась, но ничего серьезного между ними не произошло. У нее не было никаких доказательств, что ребенок его. Как и сказала мисс Фостер-Блейк, Эмили вряд ли выдержит долгое морское путешествие в таком положении, не зная, что ее ждет впереди. Ей нужно подождать, пока ребенок родится, а потом отправить родителям Робби фотографию. Ее вдруг поразила абсурдная мысль — откуда она возьмет деньги на фотографию?

Она хотела прилечь, но тут заметила на подушке письмо от Клариссы и немедленно разорвала конверт.

Ты, наверное, думаешь, что дело идет к концу, театр военных действий сдвинулся на юг, и началось последнее большое наступление, но из-за вспышки гриппа мы сбиваемся с ног. Его называют испанкой, и он ужасно опасен. Даже взрослые здоровые мужчины подхватывают его и умирают за пару дней. Врачи в тупике. Мы ничего не можем сделать, чтобы спасти пациентов. Молюсь, чтобы этот грипп не добрался до Англии…

Потом Кларисса спрашивала о Робби и о свадебных планах.

Если я буду подружкой невесты, пожалуйста, пусть я буду в голубом платье. Этот цвет очень идет к моим глазам…

Подобного письма Эмили уже не выдержала. Она закрыла глаза, чтобы сдержать слезы.

Должна ли она написать подруге правду? Клариссе, пожалуй, можно все рассказать. Но не сейчас. Не сегодня, когда ее переполняют горе и сомнения. Как бы себя ни повели родители, ведь они все же были ее родителями, и она их любила. Она знала, что оставляет дом, в котором выросла, покидает детство. Никто больше не станет о ней заботиться.

Лежа на койке, она услышала шаги, а потом увидела незнакомую женщину. Волосы у нее были коротко подстрижены под пажа, гладко уложены, а губы накрашены красной помадой. Эмили еще раз взглянула на нее и резко села.

— Алиса?

— Нравится? — Алиса погладила прическу. — Мы решили, что раз уж носим шаровары, то можем пойти дальше и постричь волосы. Мы с Дейзи вчера были в парикмахерской в Тавистоке, а потом купили в аптеке помады и румян.

— Отлично выглядишь. Очень шикарно.

Алиса снова стала серьезной.

— Как все прошло дома?

— Никак. Ужасно.

— Ты им сказала?

— Возможности