Пути сообщения - Ксения Буржская

из этого вышло?

– Что?

– Ну вот погляди.

Он засмеялся, но смех выходил из его горла какими-то комьями.

– Послушай. Мы едем уже на следующей неделе. Ребят ждут на Рождественскую ярмарку технологий. Он должен быть готов к двадцать четвертому декабря.

– Я понял.

Данил снова закрыл глаза и, протянув руку, дотронулся до Анаис. Она взяла его за руку. Ее пальцы были холодными.

– Почему мне снилось, что он мой сын?

– Это нейросон.

– Вы подключили меня к нейросну?

– Да.

– Это было ужасно.

– Не так уж и ужасно. А что тебе обычно снится?

– Вы.

– Я?

– Вы.

– Понятно. В этой комнате нет наблюдателя, поэтому я тебе скажу.

– Да?

– То, что ты любил меня, не дает тебе права меня подставлять и вламываться ко мне домой.

– Я понял.

Она отпустила его руку, встала и начала одеваться, повернувшись к нему спиной. Данил приоткрыл один глаз: кровавое.

– И все это… С мальчиком. То, что ты делаешь, иногда граничит с безумием.

– Ладно.

Она застегнула пальто и наклонилась к нему:

– И еще.

– Да?

– Они связались с твоими родителями.

– Ох…

– К тебе приедет мать, потому что рядом по протоколу должен быть родственник.

– Ясно.

– Тебе нужно действовать быстро и спрятать мальчика до отъезда.

– Нина уже все сделала.

– Неужели ты и правда отдашь свой хеликс? Принесешь себя в жертву?

– Да.

– Однако.

– Как есть.

– И зачем это все?

– Хочу спасти сына женщины, которую я убил. Она погибла из-за меня.

– Ты уже несколько лет курьер. Почему именно она?

– Я не знал.

– Не знал, что почти все, кого ты приводишь сюда, умирают?

– Не знал.

– Может, просто не хотел знать?

– Может, и так.

Она улыбнулась.

– Все же какой ты стал мужик.

– Можно мне поцеловать вас?

– Разумеется, нет.

– Ясно.

– До свидания, Данил.

– До свидания, Анаис.

– Петровна.

– Петровна.

Через несколько часов его отпустили, как только башка встала на место. Иона подписал ему отпуск, схватил за локоть:

– Постой-ка. Имей в виду, что я тебе не верю.

– Вы о чем?

– Анаис – баба, хоть и умная, но все же баба. Ты ей мозг запудрил, к тому же она тебя с детства знает, у нее к тебе что-то материнское.

– Не понимаю.

– Ты просто имей в виду, что я тебя насквозь вижу. Не было у тебя никакого срыва. А вот зачем ты все это устроил, я пока понять не могу.

Данил аккуратно высвободил плечо.

– Иона, я и сам не могу этого понять, честно. Но это больше не повторится.

– Угу. Я буду следить за тобой и глаз с тебя не сведу, понял?

– Понял.

Данил, хромая, спустился на улицу и вызвал тачку. В голове звенело. Ужасно хотелось и правда в отпуск, поехать на море или просто хотя бы на Волгу, сесть там на камень, смотреть на большую воду. Но времени не было.

Лор

Они оба стояли, оба – Данил и Георгий Иванович, и Георгий Иванович спросил: а гуманнее способа нет? И Данил сказал: нет, я точно знаю, что нет, нет гуманнее способа. Просто дергайте, и все. Но Георгий Иванович принес откуда-то пилку и начал хеликс пилить. А я говорю им: вы что, совсем, что ли, нельзя ломать хеликс, это точно, он должен остаться целым, иначе сразу же сработает сигнал. И к тому же, говорю я, вы зачем вообще это делаете, это же хеликс, который нужно будет потом надеть на мальчика, а что вы на него наденете, если сломаете. Ну и сигнал. Какой сигнал, спросил Георгий Иванович, кто его отправит, а я говорю – ну хеликс сам и отправит. И они оба на меня уставились. Я говорю: ну да, я самая умная, без вас знаю, не благодарите.

Короче, они еще немного поковырялись чего-то, а потом Георгий Иванович принес мешок полиэтиленовый и говорит Данилу: держи, а тот говорит: зачем, а Георгий Иванович ему: чтобы мне потом тут не оттирать все от твоей крови – от велюра практически не отмывается кровь. А я говорю: откуда вам это известно, вы поэтому тогда про кровавого мальчика спрашивали? А он говорит: нет, Нина, ты все-таки дура. А я говорю: ну спасибо, что. И пока я решала, обидеться мне или ладно – на обиженных воду возят, обиженная слеза не капнет на землю, прощают обиду, но не позор, семеро не один, в обиду не дадим, одному милость, а всем обида, не стыдно, коли никому не обидно, – Георгий Иванович подцепил хеликс Данила каким-то крючком и рванул. Данил заорал, конечно: «Гера, блядь!», стал мгновенно кровавым мальчиком, а Георгий Иванович (он же Гера) пошел в ванную и там лицо под холодную воду. Я говорю бодрым голосом: ну что, вот и все, вот и все, вы молодцы. А Георгий Иванович говорит (я его почти не слышу, потому что Данил стонет и завывает), мол, и что теперь, что теперь, как мы, по-твоему, умная ты наша, цельное кольцо вставим в ухо мальчишке? А я говорю: ну вы же мудрец, вот для вас и задача, а он говорит: ну да, ну да, а ты дура. Я говорю: вы знаете, мне вообще-то неприятно это слышать, вы постоянно это повторяете, а я, между прочим, считайте, что человек. А он говорит: так, да не так. Но тут в комнату Влад вошел и как увидел это все, глаза выкатил и начал рыдать. Мы с Георгием Ивановичем замолчали поэтому, хотя я еще многое могла бы ему сказать о его поведении.

Данил гримасу попроще сделал и протянул к Владу руку: иди сюда, малец, все в порядке, я тебе все объясню. Влад подошел, шмыгая, а Данил говорит: ты должен поверить, хотя вряд ли сейчас поймешь: все, что мы делаем, – это правильно. Влад, не отрываясь, смотрел на окровавленное Данилово ухо, а тот ему руку на плечо положил и говорит: все хорошо, честное слово, так было нужно. Смотри, говорит, видишь это колечко у дяди Геры в руках? Влад кивнул. Вот это колечко мы должны тебе вставить. Мне еще рано вроде, сказал Влад. И я думал, что это как-то иначе устроено. Ничего, говорю я, мы тебе пару лет накинем. Так надо. Потому что хеликсы детям, как паспорт, ставят не сразу – обряд инициации проходит обычно в одиннадцать, а тебе ведь девять, но ты всем говори, что тебе одиннадцать, ок? Влад страшно разволновался и говорит: я не понял, кому я должен говорить? Ну, если кто спросит, говорит Георгий Иванович, хотя я по-прежнему, Нина, не понимаю, как мы его будем ему ставить. Я говорю: минуточку, я сейчас