Позови меня, любовь - Юджиния Райли

— Я согрею тебя, — — ласково произнес Жак и обнял ее за талию, всем телом прижавшись к ней.

Да, он был теплый, такой теплый, крепкий! Ее тело радостно отвечало на его властную нежность — век бы так стоять прижавшись! Но Белла воспринимала эту ситуацию иначе — как постыдное удовольствие. Поэтому она сказала: «Пустите!» — и отстранилась.

— — Нет, — тихо промолвил Жак, поглаживая голые руки девушки. — Отпущу лишь тогда, когда ты перестанешь дрожать и немного успокоишься.

— Отпустите меня, или я вас побью!

Негодяй только рассмеялся и покрепче прижал ее к себе.

— В данном случае победа будет несомненно за мной. Не надо набрасываться на меня с кулачками, Белла. Я тебя не обижу.

Она застонала, понимая, что он не оставляет ей выбора. Как нелепо — ее утешает человек, который постоянно уязвляет ее гордость! Она безумно страшилась того, что поддастся соблазну и потянется к нему навстречу, эмоционально раскроется перед ним. Но именно Жак, не в пример прочим мужчинам, с которыми она была знакома, владел уникальной способностью разгадывать ее внутренне состояние, приятно тревожить ее чувства и отзываться на знаки его внимания. Он наклонился к ней, прижал свою щеку к ее щеке.

— Посмотри, Белла, какой прекрасный вечер!

Стараясь не дрожать от его тепла, ощущая слабое прикосновение его чуть колючей щеки, она посмотрела на бесконечное серебристое полотно реки, на темные тени деревьев по берегам. Девушка услышала тишину, в тишине уханье совы где-то далеко в лесу и поняла, что величавая прелесть этой ночи и романтическая прогулка на восхитительном пароходе лишь усиливают чары Жака.

— Да, вечер хорош, — невольно выдохнула она.

Жак провел кончиками пальцев по ее обнаженному плечу, дотронулся до ее сережки.

— Ты все еще сердишься на меня из-за хористок? — тихо спросил он.

Белла кивнула.

Он ласково прикоснулся к ее подбородку.

— Позволь мне поцеловать тебя, и давай забудем дурное и помиримся.

— Нет, — прошептала девушка, снова во власти волнующего озноба.

Внезапно он развернул ее к себе, прижал к своей горячей мускулистой груди и вдруг шепнул:

— Извини, Белла.

Ее застало врасплох и то, что он так порывисто обнял ее, и то, что извинился. Жак смотрел на нее так нежно, что ей показалось — она вот-вот умрет от чрезмерной остроты ощущений. Медленно он склонился к ней, и его губы нашли ее губы.

Она ответила на поцелуй не раздумывая — бешеное желание прожгло Беллу насквозь, стоило его губам коснуться ее губ. Все существовавшее между ними и давно копившееся желание нашли выход в этом поцелуе. Девушка радостно открыла губы, пуская его язык глубоко в себя. Обвив его шею руками, она всем телом прижалась к нему. Соски приятно закололо, когда она ощутила давление и тепло его груди. Жар, исходящий от тела Жака, его запах и вся заключенная в нем, плещущая через край сила возбуждали ее самым невероятным образом.

— Что ты чувствуешь, ma cherie? — — хрипло прошептал он.. — По-прежнему ненавидишь меня?

Она тихо засмеялась.

— Я ужасно себя веду: наблюдаю, как вы флиртуете с другими, и позволяю вам ласкать себя.

— Ах, та belle, нельзя бороться с тем, что нам предначертано, — прошептал Жак. — Едем сегодня ко мне. Позволь мне отнести тебя в мою постель, овладеть тобой, молиться на тебя и показать, что ты — единственная, неповторимая, которая так волнует мою кровь. О, соблазн был воистину велик! Хорошо бы целиком отдаться страсти, которую Белла ощущала в себе. Нo горькая правда заключалась в том, что на самом деле она не была единственной женщиной. Вне сомнений, всякая более или менее хорошенькая особа женского пола отсюда до самого Мемфиса возбуждает в красавце теноре столь же острое и безудержное желание. Он и она — совсем из разных миров, и каждый желает и ждет от жизни не того, что желает и ждет другой. К тому же, если она пойдет на поводу своего плотского желания, это отвлечет ее от главного — спасти его от преждевременной смерти!

Белла принудила себя оторваться от Жака.

— Я… я думаю, нам лучше пойти внутрь.

— Он схватил ее за руку.

— Еще не время. Я должен кое-что узнать.

— Что?

Проникновенно и трепетно-ожидающе глядя на нее, Жак спросил:

— Почему ты не хочешь спеть для меня, Белла?

Мгновения текли, а она все так же молча смотрела на воду, прислушивалась к шлепкам лопастей Колеса, к далекому лягушачьему концерту. Наконец решилась ответить:

— Я… просто не могу. Что-то внутри меня не позволяет. Как, впрочем, и всегда.

— Страх, та belle? — с нежностью спросил он.

Девушка кивнула.

Жак ласково водил большим пальцем по ее влажной от волнения ладони.

— И тот же самый страх заставляет тебя держаться на расстоянии?

Она молча прикусила губу.

— Белла!

— Да, — призналась она дрожащим голосом. Он снова обнял ее и прижался губами к ее волосам.

— Ну теперь я наконец-то кое-что понял, — сказал Жак. — Возможно, ты. действительно убежала от негодяя, который пытался лишить тебя невинности. Мой нежный маленький бутон похоже, еще не раскрылся. Ты ведь девственница, не так ли?

Не готовая к столь прямому вопросу, Белла отпрянула от Жака.

— Как вы грубы!

Он улыбнулся.

— Однако я попал в точку, не правда ли? Ты вольна скрывать от меня многое, Белла, но уж этого не скроешь: ты ведешь себя не как женщина, опытная в любви.

— Возможно, ты не возбуждаешь меня до такой степени, — ответила она с дерзкой бравадой.

Жак взял ее подбородок в ладонь, чуть поднял ее голову и заглянул в глаза.

— Ложь, и мы оба знаем, что это ложь.

Белла поспешно отвела глаза, ощущая слабость и дрожь, отступая перед лицом очевидной истины.

— Я очень рад, — мягко добавил он.

Девушка повернулась к нему и гневно блеснула глазами:

— Еще бы! Соблазнить девственницу — особенно упоительная победа для сердцееда вроде вас!

Даже в полумраке палубы было заметно, как он бледнел.

— Неужели ты всерьез воображаешь, — промолвил Жак, — что моя единственная цель — затащить тебя в постель?

— Откуда мне знать, чего вы хотите? — честно ответила Белла. — Я вижу то, что на поверхности.

— Тогда я должен сказать про то, что не на поверхности — напористо произнес он. — Я хочу — и хочу всю. Тебе никогда не приходило в голову, что ты запоешь перед публикой лишь после того, как дашь волю всем своим страстям? Было так отрадно, так приятно услышать от него тот вопрос, который она задавала сама себе. Он, бесспорно, обладал необъяснимой способностью видеть ее насквозь, проникнуться ее страхами, мыслями и мотивами.

— Я… не знаю.

— Но, дорогая, это же яснее ясного. И любовная страсть, и музыка слиты в тебе, как должны слиться мы с тобой. Но ты сдерживаешь себя, Белла. Ты цепляешься за свой страх, как ребенок за юбку матери. Ты никогда не станешь счастливой, если не отдашься жизни и музыке ком, безоглядно, если будешь по-прежнему туго натягивать поводья, тогда как нужно пустить чувства вскачь и попытаться в полной мере осуществить себя — стать той, какая ты есть от природы!