А потом я проснусь - Алайна Салах

ни покрыться мурашками. Скучно и неправдоподобно — таково мое резюме к середине кинопоказа. Сам виноват. Нужно было тщательнее выбирать.

Завопивший в кармане телефон заставляет пару, сидящую на ряд ниже, обернуться и осуждающе покачать головой. Извинившись ради формальности (а кто не забывал выключить телефон в кино?) я прикладываю трубку к уху:

— У тебя что-то срочное? Я немного занят.

— Чем занят-то? — спрашивает Лелик. — Я тут в центре без дела маюсь.

— В кино. А что, Сойка день рождения не празднует?

— Празднует, как в прошлом году, за городом. Я не поехал. Так, по телефону поздравил.

Крепче стиснув трубку, я смотрю перед собой. В груди немного тесно становится, а потом наоборот отпускает. Не поехал, чтобы в городе без дела маяться. Как там, в меме было? Мой пиздюк.

— Давай в «Маттео» минут через двадцать. Фильм все равно говно.

— Давай. — Голос Лелика заметно веселеет. — Дина, кстати, от меня сегодня съехала.

— Ты рад?

В трубке раздается заливистый смех, от которого я сам начинаю улыбаться. Я, оказывается, сильно по нему соскучился.

— Не то слово, бро. На радостях готов набухаться.

________

Отсидев пару часов с Леликом в баре и в одностороннем порядке перемыв кости Дине (она, оказывается,изрезала половину вещей Лелика после того, как он вернулся с покера в четвертом часу ночи), я возвращаюсь домой. Настроение если не на пятерку, то до четверки дотянет точно, что подтверждает возникшая мысль о преждевременности миграции. День рождения Сойки мы не обсуждали, но, как я понял, Алик, Богдан и остальные, включая Ярославу, сейчас находятся там. Хотя после звонка Лелика этот факт меня уже не так сильно трогает. Достаточно и того, что, по крайней мере, один человек полностью на моей стороне.

Выйдя на балкон, я по обыкновению оглядываю вечернюю панораму и выбиваю из пачки сигарету. Курю по одной перед сном. Успокаивает нервы и придает значимости моменту. Если еще музыку включить в стиле R.E.M или Radiohead, то можно совсем проникнуться.

Высосав весь дым подчистую, я не спеша разминаю окурок в пепельнице, но прерываюсь от странного звука, донесшегося из глубины квартиры. Будто в дверь позвонили. Но на часах начало одиннадцатого, и в списке моих знакомых нет ни единого человека, кто мог бы заявиться без приглашения.

Приоткрыв балкон, я прислушиваюсь и выясняю, что мне не показалось. Звонок повторяется. Ощущая странное онемение в плечах, я выхожу в прихожую и смотрю в камеру видеоглазка. Моя первая реакция — нахмуриться и отступить. Потому что я не понимаю… Вторая и куда более мужская — щелкнуть выключателем и дважды провернуть замок. Не знаю, как и откуда она взялась, да еще и в такой час, но нужно ее впустить.

— Привет, — не слишком любезно выдаю я первым. — Чему обязан?

Говорю и осекаюсь. Уж слишком потерянной и раздавленной она выглядит.

— Я не смогла… — жалобно произносит она, стискивая плечи руками. — Не смогла… Села в такси и уехала.

В левой половине груди странно булькает. Я моментально хочу отойти в сторону, чтобы ее впустить, но держусь из последних сил, крепко сжимая дверную ручку. Потому что… Ну какого хера? Сколько можно вестись на эту слипшуюся кашу в ее голове?

— Бросила своего парня в его день рождения? — переспрашиваю я, нарочно не пытаясь маскировать сарказм.

— Да… — Ее подбородок начинает дрожать. — Я такая идиотина — это просто капец… Наворотила дел и понятия не имею, что теперь делать. Артем хороший… Но я просто не смогла…

— Что не смогла-то? — рявкаю я и, на секунду забыв о контроле, отступаю, освобождая ей путь в квартиру. В ушах фонит. Ни один человек в мире, даже мой отец, не способен довести меня до такого состояния. Ярослава настоящий профи в жонглировании эмоциями.

Она мешкает секунду, после чего в один шаг переступает порог. Смотрит снизу вверх глазищами, подернутыми стеклянной поволокой, будто вот-вот заплачет. В голубом трикотажном костюме и резиновых шлепках. Прямиком с дачи.

— Говори, что тебе нужно, — требую я. — Или вызывай такси и вали, откуда приехала.

Она медлит, кусая губу и, когда я намереваюсь пойти за телефоном, чтобы привести свою угрозу в исполнение, вдруг крепко обвивает руками мою шею.

Остолбенев, я ловлю подбородком ее учащенное дыхание.

— Я просто не смогла. Не получается у меня так… Без любви. Понимаешь?

Ее губы прижимаются к моим так отчаянно и жадно, словно я — ее единственный источник кислорода. Она даже не целует меня, а, кусая, просит и умоляет.

Шум в ушах усиливается одновременно с грохотом сердца. Это прикол какой-то? Потому что я не понимаю. Ни того, что она делает, ни ее слов.

— Я кто такой, по-твоему? — хриплю я, отодвигая ее от себя. — Жилетка безотказная?

Во мне борются два чувства: злость, которую я в себе намеренно растравляю, и желание послать все на хрен и дать ей то, за чем она пришла. Первое, к счастью, пока побеждает.

Она мотает головой. Таких сияющих глаз я не видел больше ни у кого.

— Самый лучший. Я таких нигде не встречала.

А я нигде не встречал таких непроходимых дур, о чем незамедлительно говорю вслух. Пусть знает.

— Мне сейчас очень плохо, — шепчет она, никак не отреагировав на мою очередную грубость. — Может стать еще хуже или наоборот… Сейчас от тебя зависит…

— Не надо перекладывать ответственность… — начинаю я и обрываюсь, потому что она снова впивается в мой рот.

Погасив желание прижать ее к себе, я безвольно опускаю руки вдоль тела и сжимаю кулаки. Я себя не на иркутской помойке нашел и тем более не стану подбирать за Сойкой. Правда, стоять так становится сложнее, когда Ярослава нащупывает в пуговицы на моей рубашке и начинает их расстегивать.

— Займись со мной сексом… Не отталкивай. Я пришла, потому что ты должен стать моим первым.

Сердце будто расстроилось: барабанит одновременно в грудной клетке, в паху и висках. То есть, она не занималась этим с Сойкой? Это она имела в виду, когда говорила, что не смогла?

Ее теплые пальцы забираются мне под рубашку, ощупывают кожу, спускаясь к животу. Праведный гнев во мне проигрывает, как и всегда, уступая место всему остальному.

—