Просто бывшие - Ника Оболенская

дама сердца наиграется с драконом.

Дракон продолжает утробно мычать и шипеть, пока Юлька нецеловывает пыльную кошачью морду. Меня бы кто пожалел и поцеловал.

Почувствовав мой взгляд, жена переключает внимание на меня.

— Ой, Мир, у тебя кровь!

— Да ладно?

— Подержи ее, я сейчас найду перекись, — с этими словами мне впихивают в руки орущего кошака. Плохая идея!

— Юль? — Но зову напрасно, жена уже смылась на поиски антисептика. Мы с кошкой Борисом обмениваемся недобрыми взглядами. Не знаю, что читает она в моем, но в расширенных на максимум зрачках я вижу, как меня линчуют на тонкие полоски.

Кошачий хвост лупит по животу, и, кошка переходит на утробный вой, когда я легонько встряхиваю ее за шкирку,

— Значит, так. Чтобы вот это, — под мокрый кошачий нос сую оцарапанную руку. Кошка тут же ощетинивается, показывая клыки. — Было в первый и последний раз. Иначе поедешь заводить дружбу с отцовским волкодавом.

Притихнув, крысеныш сверлит меня взглядом.

Когда жена возвращается с бутыльком зеленки в руке, между мной и кошкой уже заключен пакт о ненападении.

Отказываюсь от первой помощи и, отдав кошку Юльке, промываю царапины в ванной. Жена ходит за мной хвостиком, виновато заглядывая в глаза. Кошка на ее руках ведет себя вполне в духе горностая, которого на картине Да Винчи жулькала дама. То есть тихо и безмятежно.

Вздохнув и оглядев погром, говорю жене:

— Собирайся. Сегодня ночуешь у меня.

— А Боря?

— Куда ж мы без Бори?

— А у тебя есть горшок?

Спустя полчаса я везу домой свою жену с приданным в виде орущего исчадия ада с дурацким именем Борис, фикуса Толика в пакете за неимением горшка и корзины с пирожками имени мужика в трико с яйцами.

Глава 20. Сюрприз

Юля

Пытаюсь сосредоточиться на работе, но невольно кусаю припухшие от поцелуев губы и проваливаюсь во вчерашнюю ночь…

Как в сказке, накормив и напоив своих гостей, Мир отправился в душ, смывать последствия моего погрома. И я, не выдержав, сбежала за ним. Потому что даже в сказке героям обещали в баньке попарить…

В том, как вода стекает по каменным мышцам спины, есть такой секс, что внизу живота становится горячо и сладко тянет. Меня хватило на две минуты такой прелюдии, когда я, скинув одежду, присоединилась к мужу в кабинке. Наш секс был такой же жесткий, по-животному жадный, без нежных касаний, со стонами, шлепками и прикушенными в экстазе губами.

Мир брал меня грубо, сильно, а я все никак не могла насытиться… открывала рот, как рыба без воды, с ума сходила от ощущений. То, как Мир выкручивал соски, как кусал за шею, смачно шлепал по нежной коже ягодиц, а потом рычал, ловя мои вздохи. Изливался горячим потоком, а потом долго еще целовал под тропическим душем.

…и сегодняшнее утро.

Когда проснулась от неспешных ласк. Его рука между ног касалась меня мягко, пальцы скользили по складкам, будто играли на воображаемых струнах, подбирая идеальную мелодию. И эта мелодия родилась во мне, когда терпеть эту сладкую пытку стало совершенно невозможно.

Мы занимались любовью медленно, смаковали каждое ощущение, стараясь продлить его подольше. Мы будто больше никуда не спешили. И я, кончая, шептала без остановки: «Люблю, люблю, люблю…»

А потом оказалось, что мы все-таки опаздываем на работу.

Боря учинила погром в кухне, смахнув со столешницы кофейную чашку и зачем-то разбросав земли из нового пристанища Толика.

Мир шипел на Борю не хуже самой кошки, когда снимал темные волосы с белой рубашки и сгонял нахалку со своей подушки.

Суматошное утро, но я почему-то именно в этот момент поняла, как я счастлива рядом с этим мужчиной. Как мне хочется, чтобы наше настоящее стало нашим общим будущим.

Я слишком многого хочу?

Задумчиво тру лоб в попытке понять, что же меня пугает в «сейчас», что мне хочется сбежать в «завтра».

Меня пугает то, что наши отношения так зыбки. Нет никакой ясности. Мне страшно, что это может закончиться.

Я дурочка, да? Раз хочу сразу и навсегда.

Страшно, снова пройти через боль расставания.

Страшно, что, сойдись мы снова, я превращусь в ту версию себя, которая испортила наш первый брак. В ревнивую фурию, не способную думать ни о чем другом, кроме того, изменяет ей муж в этот самый момент или нет. Я не хочу снова такой стать.

Я боюсь, что моя мать влезет в наши отношения, и мне придется отдалить ее от себя еще дальше, чем сейчас.

После моей выходки с разбитой чашкой родительница хранит подозрительное молчание. Но я по опыту уже знаю, что добром эта тишина не закончится. Моя мать не видит расставленных красных флажков, она — гребаный бронепоезд! Ей наплевать на мои границы, а у меня пока нет ресурсов строить новые.

Мне физически больно держать ее на расстоянии. Потому что хочется совершенно иного. Хочется, как в детстве, усесться рядышком на диване, положить голову ей на колени и попросить заплести десяток свободных косичек. И балдеть от ощущения легкой щекотки, когда мама аккуратно разбирает пряди, боясь слишком сильно потянуть.

Я скучаю по своей заботливой маме. А еще мне иногда кажется, что это я виновата в том, какой стала моя мама. В детстве я была послушной девочкой, круглой отличницей, никогда не расстраивала своих родителей. А потом я взбунтовалась, и моя мама ответила жесткими репрессиями. Она будто до сих пор меня наказывает за то, что я не стала золотой девочкой. Не оправдала ожиданий. Не сумела построить идеальную картинку своей жизни.

Мир говорит, что я ходячая катастрофа, и в чем-то я с ним согласна.

Всегда, когда думаю о своем бывшем муже, у меня оживают те самые пресловутые бабочки в животе, а сердце готово пробить грудную клетку. Оно будто настроено на его частоту и передает особые сигналы. Он постоянно в моих мыслях. В моей памятной шкатулке добавилась парочка пикантных моментов,