Эхолетие - Андрей Сеченых

Очнулся он к обеду, когда коридор наполнился гулом шагов людей, спешащих в столовую. Исполнитель встал, подошёл к рабочему столу, выпил из графина воды, не прибегая к помощи стакана, немного умылся и провел влажной рукой по волосам. Есть не хотелось, но себя надо было заставить, поэтому он поправил китель, закрыл кабинет и присоединился ко всем остальным. В столовой он взял гороховый суп, два компота и занял свободный столик у окна. Вокруг обедали сотрудники, негромко переговариваясь между собой, и никто не обращал на него внимания. Его просто не существовало. Исполнитель поел, отнес грязную посуду и снова поднялся к себе в кабинет. За окном уже темнело, ветер с прежней энергией гонял по улице всё, что было не закреплено, но снега больше не падало. Чтобы себя чем-то занять, Исполнитель разложил тряпку на столе, достал ветошь, смазку и принялся чистить наган. Этот тип оружия в чистке практически не нуждался, в отличие от других револьверов. Он был так конструктивно устроен, что пороховая гарь оседала только в стволе, но тем не менее все подвижные детали, включая барабан и спусковой механизм, были тщательно протёрты и смазаны. Нелегкий труд был премирован очередным полстаканом и сном. Когда Исполнитель в очередной раз проснулся, то он огляделся, посмотрел на часы и, не найдя себе более достойного применения в этом кабинете, надел полушубок, долил бутылку в стакан и выпил «на ход ноги».

Морозный вечер встретил его нелюбезно и заставил повыше поднять воротник. Весь город погрузился в темноту, и дорога подсвечивалась только редкими рабочими фонарями и луной. Исполнитель шел домой, иногда спотыкаясь, но уже не матерясь при этом. Водка поступила в кровь, и мозг больше не отзывался на мелкие раздражители. Закончилась Плехановская, справа медленно проползли опустевшие базарные ряды, площадь Парижской Коммуны осталась за спиной, наконец, он вошел в свой двор и стал подниматься по лестнице на последний, четвертый этаж. Хотелось сходить в нужник и опрокинуть в себя немного беленькой. Чего хотелось больше, понять было сложно. Сапоги тяжело давили на ступени, а руки держались за деревянные перила большой прямоугольной лестницы. Надо сказать, что лестница была просторной и красивой, с пустым пространством между маршами, вот это пространство всегда отпугивало его, и Исполнитель обычно поднимался вдоль стенки, но сегодня без поручня это было сделать невозможно. Второй, третий, наконец, четвертый этаж. Неожиданно из-за спины вышел в одном кителе нараспашку тот самый летун и, зажав нетвердой рукой папироску, попросил огоньку. На ногах он держался не совсем твердо и голову опустил практически на грудь. Значит, и живем на одном этаже, – отметил чекист. Исполнитель небрежно кивнул, оперся спиной на лестничные перила и, распахнув тулупчик, полез в карман за спичками…

Он так и не успел ничего понять. Неведомая сила схватила его за ноги, подняла, продвинула туловище немного назад в сторону зияющего пролета и бросила вниз. Всё произошло так неожиданно, что он даже не успел расстроиться из-за не переданных летчику спичек…

Оперативники двух ведомств, чекисты и прокурорские, прибыли практически одновременно по звонку участкового. Тот в свою очередь сообщил, что к нему десять минут назад забежала соседка, Колесникова и закатила истерику по поводу трупа у входа в подъезд на первом этаже. Участковый прибыл в указанный дом, опознал в убитом сотрудника НКВД, о чем доложил по телефону и в прокуратуру, и в управление. С тех пор он закрыл подъезд, никого не впускал и не выпускал. Участковый, здоровенный деревенский детина, при таком стечении начальства старался согнуться пониже или забраться в тень. Каждый новый вопрос был для него очередным гвоздём, вбиваемым в крышку гроба. Через пятнадцать минут он и сам начал сомневаться в своей непричастности к происшествию. «Кто проживает в подъезде? Списки всех жильцов, срочно! Кто на момент происшествия присутствовал дома? Где дворник? У кого ключи от входа в подвал? Когда последний раз совершался обход жильцов дома? Списки судимых, членов семей судимых, местного криминального элемента, срочно!» – от обилия ужасных вопросов участковый нещадно потел и иногда пускал злого духа в полушубок.

Картина, тем временем, представилась неприятной до крайности. На полу, ногами к выходу, с неестественно загнутой правой рукой, лежал труп потерпевшего, в светлом тулупчике нараспашку и хромовых сапогах. Тело находилось немного на боку и лицом вверх. Так же от сильного удара явно переломилась и правая нога, но самое неприятное – это голова потерпевшего, которая оказалась нанизанной затылком на ручку почти горизонтального входа в подвал. Глаза были открыты и выражали недоумение, а в правой руке оказался зажатым спичечный коробок.

Прокурорские понимали, что они чужие на этом празднике жизни, но помощь свою, однако, предложили. Чекисты вежливо, но твердо отказали и продолжили следственные действия самостоятельно.

В управлении, несмотря на наступившую ночь, никто не спал. Перед Якименко навытяжку стоял старший опергруппы Иванцов и, резво вращая служебными глазами, докладывал:

– Товарищ майор, в ходе первичного осмотра места происшествия оперативной группой выявлено следующее: труп потерпевшего найден около девятнадцати тридцати гражданкой Колесниковой З.Ю., проживающей по адресу… – заметив взмах руки в свою сторону, опустил подробности и продолжил, – без видимых признаков насильственной смерти. По предварительным причинам смерть наступила в результате травм, полученных жертвой при падении с высоты. В ходе проведения первичных оперативных мероприятий нами выявлено, что потерпевший прибыл по указанному адресу ориентировочно в девятнадцать ноль ноль. Поднялся на четвертый этаж, откуда и упал на площадку первого этажа. Следов борьбы обнаружено не было, поквартирный обход ничего не дал – никто ничего не видел и не слышал. Смерть наступила практически мгновенно.

– Какие выводы?

– Если разрешите, выскажу свои соображения, – Иванцов немного помялся и, чуть понизив голос, сообщил: – Товарищ майор, дело в том, что потерпевший судя по запаху был сильно пьян. Поскольку в руках у него мы нашли коробок спичек, очевидно, поднявшись наверх, он решил покурить, поскользнулся и упал.

–Не понял, он что, по-твоему, поскользнулся, просочился сквозь балясины и упал вниз?

– Точно сказать не могу, но ведь пьяный был. А что там, у пьяного на уме, кто знает? Может, решил подурачиться, перегнулся через перила и не рассчитал… Ну есть еще вариант – сам сиганул. Опять же померещилось что-то – и сиганул. Что в рапорте указать, товарищ майор?

– Сам бы что указал?

– Несчастный случай, товарищ майор.

– Вот и указывай, свободен.

Иванцов по-армейски развернулся через левое плечо кругом и вышел из кабинета.

Якименко снял трубку и набрал телефон дежурного по управлению:

– Дежурный, Сорока-старший прибыл?

– Так точно, только вошел.

– Давай ко мне его.

В кабинет через две минуты вошел немолодой мужчина с коротко стрижеными рыжими волосами.

– Ну что там, Иван? – устало спросил начальник, подвигая к себе поближе стакан с горячим чаем.

Сорока тоже устал, но старался выглядеть молодцевато и бодро начал:

– Товарищ майор, в процессе первичного осмотра места происшествия…

– Вань, присядь, излагай спокойно, – оборвал его доклад Якименко. – Здесь дело семейное, самим сначала разобраться нужно, что к чему. Начинай помаленьку. Ну что там, действительно несчастный случай?

Сорока к своим сорока пяти годам считался опытным следователем и при этом обладал профессиональными навыками оперативника. Он также обладал аналитическим умом, поэтому знал, когда чеканить шаг, а когда можно расслабиться. Начальник следствия присел за стол и, хитро прищурившись умными глазами, произнес:

– Можно и помаленьку, Михал Иваныч, если чайком побалуете.

Якименко дружески кивнул и снял трубку:

– Ещё чай с сахаром.

Сорока слегка почесал голову и начал:

– Михал Иваныч, какую версию желаете? Про несчастный случай или самоубийство? Я в курсе обеих версий Иванцова.

– Вань, не дури, мне нужно знать, что ты думаешь, – ударение прозвучало в слове «ты».

Чекисты замолчали, когда зашел помощник, поставил чай и вышел. Сорока достал папиросу, вопросительно кивнул в её сторону и, получив разрешение, закурил:

– Михал Иваныч, труп-то, конечно, есть, и насилия нет, ну как бы нет, – поправился он. – Соседи ни гу-гу, тоже понятно. Но есть несколько моментов. Первое, я догадывался, примерно в качестве кого служил потерпевший, выходит у него нервы крепкие были, а это значит, маловероятно, что сам на себя руки наложил. Несчастный случай тоже исключен. Там кошка еле проскочит, чего уж про человека говорить. Второе, хоть и борьбы не было, но я осмотрел перила на площадке четвертого и обнаружил на них свежие потертости, а на тулупе трупа в районе поясницы аналогичные. Третье, я подумал, если это убийство, то как могли убить без признаков насилия? Ответ один – схватили за ноги и скинули. Четвертое, я осмотрел чердак и обнаружил открытые люки только в двух подъездах, в этом и в соседнем. Следов там хватает, конечно, но среди старых есть свежие, отчетливые, принадлежащие явно мужчине, который так и двигался, судя по их направлению, – от места происшествия ко второму подъезду. Теперь пятое и шестое, – Сорока затянулся и продолжил, – я нашел пьяного сторожа в подсобке, пару раз макнул головой в сугроб до его полного вытрезвления и выяснил следующее. Чердаки всегда закрыты и ключи у него висят на стене, которые он мне и предъявил. По поводу их открытого состояния он ничего вразумительного прояснить не мог. Идем дальше, самое интересное. Сегодня после обеда к нему в подсобку заглянул лётчик, вроде капитан, командировочный, искал своего друга. Фамилию друга сторож не запомнил. Лётчик оказался отличным собеседником, воевал в Испании, выпили немного, потом еще и еще. Самое интересное. Сторожу он наливал водку, а сам пил коньяк. Во сколько пить начали, сторож не помнит, а когда проснулся, летчика уже не было. Раньше он его не видел. Водка местного разлива, две пустых бутылки на месте, коньяка нет, как, впрочем, и не было никогда.