Однажды ночью в августе - Виктория Хислоп

как узнал о твоих посещениях. Все, о чем он писал, было правдой. Я чувствовал, как кинжал позора все глубже вонзается в мое сердце.

Мария заерзала на стуле. Она хотела извиниться за причиненную ему боль, однако Андреас не дал ей заговорить.

– Вначале от его писем моя душа разрывалась на части. Слова о том, сколько горя и печали я ему принес, постоянно крутились у меня в голове. Но его письма также служили подтверждением того, что отец признавал мое существование. Он как бы говорил мне: «Андреас, ты мой сын». Ты не можешь себе представить, что это значило для меня. Я с нетерпением жду каждого письма. Нам положено только одно письмо в месяц, и все же это лучше, чем ничего. Иногда в этих письмах всего пара строк, тем не менее они продолжают приходить, Мария. И только это по-настоящему важно для меня. – Андреас замолчал на мгновение. – Мне стало грустно от мысли, что ты махнула на меня рукой, а потом начались эти беспорядки…

– Я знаю, знаю. Сколько воды утекло… – пробормотала Мария.

Внезапно раздался звук открываемой двери.

Их время истекло. Андреас быстро вытер лицо рукавом.

– Мария, пожалуйста, возвращайся скорее. Я так много хочу тебе рассказать! И если увидишь моего отца, пожалуйста, поблагодари его за меня.

– Пошли! – рявкнул охранник. – Время вышло. Выходи. Сейчас же!

Мгновение спустя Мария покинула камеру Андреаса и, подгоняемая охранником, поспешила к выходу.

Этот визит сильно отличался от всех предыдущих. Тем же вечером за ужином Николаос заметил, какой радостной выглядит его жена после встречи с Андреасом.

– Его перевели, представляешь? – сообщила она мужу. – В этом новом корпусе очень чисто. И пахнет больницей, – поддразнила Мария Николаоса. Она знала, насколько важна для ее мужа гигиена.

– Почему его перевели? – спросил доктор Киритсис.

– Он не сказал. Он много чего не успел рассказать…

Николаос не стал вдаваться в подробности. Его совсем не радовало, что жена вновь стала посещать то ужасное место. Из-за этих визитов он чуть не потерял ее.

Однако не только это вызывало беспокойство доктора Киритсиса. Встречи его жены с Андреасом Вандулакисом пугали его. Что, если София узнает, кто ее настоящий отец? После Марии эта девочка была самым дорогим человеком в жизни Николаоса. Некоторое время назад они узнали, что Мария не сможет иметь детей. Это было одним из последствий проказы. Поэтому оба понимали, что, кроме Софии, других детей у них не будет.

Девочке исполнилось восемь лет. Она сильно вытянулась, научилась читать и постоянно задавала вопросы – все на свете интересовало ее. Она спрашивала о солнце и обо всем, что жило, росло, ползало и просто находилось под ним. По любому поводу София восклицала: «Почему?» Как ученый, Николаос мог ответить на большинство ее вопросов – ясно и просто объяснить то, что девочке так отчаянно хотелось знать. Он обожал ее, а она его боготворила. Николаос отличался от родителей многих школьных друзей Софии: умел красиво одеться, умел хорошо говорить. Особенно она гордилась серебристой шевелюрой отца. Девочка знала, что он занимал какую-то высокую должность в больнице. Папу очень ценили – нередко он получал подарки от тех, кому помог. Один мальчик в школе признался Софии, что Николаос спас жизнь его папе.

Доктор Киритсис не выносил одной мысли о том, что может потерять Софию, которая так умильно называла его баба – «папочка». Свидания Марии с Андреасом всегда вносили небольшой разлад в их семью, и весь следующий день после ее визита обстановка в доме слегка накалялась. Мария собиралась работать в больнице на полставке – Николаос надеялся, что с новой работой у нее не останется времени на Андреаса.

Марии не терпелось встретиться с Александросом Вандулакисом. Она хотела, чтобы старик знал, что́ его письма значат для сына. Поэтому уже в следующие выходные она с Софией поехала навестить Мегалос-Паппуса.

– Он первым же делом признался мне, – без обиняков начала Мария, – как важны для него ваши письма.

Александрос Вандулакис придвинулся к ней поближе.

– Мне следовало написать ему раньше. Именно ты заставила меня понять…

Но тут в комнату вбежала София.

– Мамочка! – радостно закричала она. – Кирия Хортакис научила меня делать печенье! Мы уже поставили его в духовку.

– Это очень здорово, любовь моя! Ты угостишь дедушку, когда печенье немного остынет?

– И тебя тоже угощу! – пообещала София и унеслась прочь.

Марии не терпелось продолжить разговор.

– Его перевели! Он больше не ютится в жуткой тесноте с пятью сокамерниками. Теперь у него одиночная камера в другом крыле. Очень чистая!

Александрос Вандулакис казался довольным этими новостями – его губы тронула улыбка.

– У меня не было времени как следует расспросить его, – продолжила Мария. – Я не знаю, почему его перевели и когда это произошло. Этот новый блок расположен довольно далеко от входа в тюрьму. Так что, пока я добиралась туда, время свидания почти вышло.

В этот момент в комнату вновь вбежала София.

– Они почти готовы, мама, – выпалила она, – осталось совсем немного. – С этими словами она вновь помчалась в кухню.

Александрос стал расспрашивать Марию о ее болезни. При рассказе о своем самочувствии Мария старалась избежать любых намеков на то, что болезнь и ее визиты в тюрьму были как-то связаны.

Вскоре кирия Хортакис и София принесли готовое печенье.

– Оно восхитительно, моро му, – сказал Александрос Вандулакис своей внучке. – Это лучшее печенье, которое я когда-либо пробовал!

– Можно, я возьму одно для папочки? – спросила София.

– Конечно, дорогая. Уверена, кирия Хортакис разрешит тебе взять не одно, а парочку для папы, – ласково заверила ее Мария. – Попросишь ее завернуть печенье нам с собой?

Пока София с экономкой возились с упаковкой, Александрос спросил Марию о ее следующем визите в тюрьму.

– Я очень надеюсь, что мне удастся навестить его в ближайшее время. Но я должна обговорить дату с Николаосом. В дни, когда я навещаю Андреаса, ему приходится отводить Софию в школу и забирать ее оттуда, – ответила она. – На следующей неделе я выхожу на работу, так что, боюсь, мое время будет немного ограничено.

– Когда поедешь к нему, можешь передать вот это? Пожалуйста… – Александрос Вандулакис дрожащей рукой протянул Марии конверт.

Им обоим было известно, что заключенным не разрешается оставлять письма у себя. После прочтения они должны вернуть их обратно. Но только в том случае, если письма приходили на адрес тюрьмы и передавались заключенным через надзирателей.

Мария взяла из рук Александроса конверт и молча сунула в сумку. Даже держать письмо у себя ей казалось незаконным, но Мария не могла отказать старику.

Им с Софией пора было возвращаться