Однажды ночью в августе - Виктория Хислоп

отвечала, что не успела толком поговорить с его сыном, и надеялась, что больше ее не станут расспрашивать. Перед уходом она заверила Александроса, что в следующий раз постарается приехать в тюрьму пораньше и подольше побеседовать с Андреасом.

Мария не могла дождаться предстоящего визита к своему зятю – весь месяц она не переставала думать об Андреасе.

В этот раз он пришел на свидание, и она была бесконечно ему рада. Хотя ей показалось, что Андреас выглядит еще более изможденным и похудевшим, чем обычно. Он подтвердил, что действительно был болен – провалялся в медицинском изоляторе с подозрением на холеру бог знает сколько, так что потерял счет дням.

Как всегда, время в комнате для свиданий летело незаметно, а Мария так хотела рассказать Андреасу, что его отец теперь знает о ее визитах к нему.

– Я говорила твоему отцу о наших с тобой встречах, – начала было она. Но по-видимому, сказала это недостаточно громко: Андреас не расслышал и ей пришлось повторить сказанное. Однако и во второй раз собеседник ее не понял, поэтому Мария решила сформулировать свою мысль иначе: – Недавно я навещала Александроса…

Андреас встрепенулся при звуке знакомого имени и подался вперед.

– Ты ходила к Александросу? Моему отцу? – решил уточнить он.

– Да. И я рассказала ему о наших встречах. Думаю, ему следует об этом знать.

Отсутствие какой-либо поддержки со стороны отца и потеря родительской любви для Андреаса стали бо́льшим испытанием, чем пожизненное заключение. И Элефтерия, и Александрос прежде боготворили своего единственного сына, и с самого рождения он был окружен их заботой и обожанием. Однако события той августовской ночи перекрыли этот, как ему казалось, бесконечный источник любви и поддержки. Когда Андреас получил письмо от сестры, в котором сообщалось о смерти их матери, у него не осталось сомнений: он повинен не только в смерти Анны, но и в смерти Элефтерии. «Ты разбил сердце матери, Андреас, и нанес своему отцу не одну, а две смертельные раны», – писала Ольга. Ее слова, словно нож, пронзили тогда сердце Андреаса, и спустя два года эта рана по-прежнему кровоточила.

– Что он ответил тебе на это? Мария, скажи мне, что он тебе ответил? – Андреас всегда хотел первым делом узнать новости об отце, но на сей раз не скрывал нетерпения.

– Он спросил, как ты, каково тебе здесь… Он стал спрашивать обо всем, что обычно интересует человека в подобном случае.

– Он не рассердился на тебя за то, что ты навещаешь меня?

– Вовсе нет, Андреас. Скорее, наоборот.

Облегчение, которое Андреас испытал, услышав ответ Марии, ясно читалось в его глазах. Женщина никогда прежде не видела в них такого блеска. Возможно, на глаза Андреаса навернулись слезы, однако она не заметила, чтобы он плакал.

В этот раз Мария покинула комнату для свиданий одной из последних. Впервые она уходила отсюда с таким легким сердцем.

Вскоре Мария отправилась к Александросу Вандулакису вместе с Софией и Николаосом. Старик очень любил беседовать с доктором Киритсисом, а София, как всегда, ни на секунду не отходила от своего верного Буцефала. Это был чудесный день.

– Когда немного подрастешь, – сказал дед своей маленькой внучке, – сможешь кататься на настоящей лошади.

– Глупый Паппус, – возразила София, занятая в этот момент расчесыванием гривы своего скакуна, – это и есть настоящая лошадь.

Взрослые проводили время за приятной беседой. Николаос рассказал Александросу о своей последней конференции и о новостях из больницы.

Улучив момент, когда София не могла их слышать, Мария поведала старику о своем визите к Андреасу.

– Мне показалось, он обрадовался, когда узнал, что вы в курсе наших с ним встреч, – сказала она.

Александрос на мгновение задумался.

– В следующий раз, когда поедешь туда, – наконец медленно произнес он, – пожалуйста, скажи ему, что я по-прежнему его люблю.

Мария возликовала, услышав эти слова. Она надеялась, что Николаос тоже их слышал. Ей было важно, чтобы ее муж понимал, почему теперь визиты к Андреасу стали так значимы для нее.

Глава 12

Наступила зима. И ветра с севера и востока, задувавшие на Крите, принесли с собой снег, украсивший горные вершины белыми шапками. Обычно снег в горах держался долго – пока земля не успевала накопить достаточно тепла, чтобы его растопить.

В ночь перед февральским визитом Марии к Андреасу Софию мучили ночные кошмары. Женщина почти всю ночь провела у постели племянницы и в итоге проспала на пятнадцать минут. Однако именно их ей не хватило, чтобы успеть на первый автобус до Неаполи. Когда Мария наконец добралась до тюрьмы, очередь перед ней была уже довольно длинной. С утра моросило, а пока Мария ждала в очереди, дождь перешел в мокрый снег. В спешке она забыла дома зонтик и к тому моменту, как ее впустили в тюремные ворота, вымокла насквозь. Беседа с надзирателем на сей раз, казалось, заняла больше времени, чем обычно, и, когда продрогшая Мария наконец села за стол в комнате для свиданий, она едва могла пошевелить руками или губами.

Из-за ее опоздания визит получился недолгим, и Мария изо всех сил делала вид, что все в порядке, хотя у нее зуб на зуб не попадал.

Андреас, как всегда, был рад ее видеть, но беседа почему-то не клеилась. Он вежливо поинтересовался, как успехи у Софии в школе, и Мария ответила, не особо вдаваясь в детали. Ей было так плохо, что она забыла о поручении Александроса и вспомнила о нем лишь в самый последний момент.

– Твой отец, – торопливо сказала она, – просил передать, что по-прежнему тебя любит.

Почти тут же звон колокола возвестил об окончании свидания, однако Мария его почти не слышала. Все, о чем она могла думать в ту минуту, было просиявшее улыбкой лицо ее собеседника.

По пути от автобусной остановки до дома Мария вновь попала под дождь. Он был таким сильным, что окрестные улицы тонули в потоках воды. Пока Мария карабкалась по склону к своему дому, она вновь вымокла до нитки. Ее била сильная дрожь – казалось, будто внутри от тряски гремят все кости.

Вскоре домой вернулись Николаос с Софией. Доктор Киритсис нашел свою жену в постели – она металась в бреду, стуча зубами. Насквозь промокшая одежда валялась рядом с кроватью.

Однажды Николаос уже видел Марию такой. Когда она впервые приняла средство от проказы, ее несколько дней мучила лихорадка – это было типичной реакцией на лекарство. Но потом Мария пошла на поправку. А у некоторых пациентов не хватало сил сопротивляться болезни, и они умирали.

Работая