Джони, о-е! Или назад в СССР - 2 (СИ) - Шелест Михаил Васильевич

— Прости, прости, прости, — шептал я ей в живот. — Прости, прости…

Поза была очень неудобная, но я терпел и ждал, когда она положит на неё свои руки. Минуты две стоял я скрючившись, но всё же дождался. Но не того, чего хотел. Лера вдруг заёрзала на стуле и захихикала.

— Щекотно, — сквозь смех проговорила она. — Перестань! Щекотно!

Поняв, что «нащупал» её «слабое место», я продолжил просить прощение у её живота.

— Прости, прости, прости.

Моё дыхание сразу становилось горячим и щекотало и мой нос, но я терпел, опасаясь чихнуть. Вот был бы казус! В конце-концов я сделал глубокий вдох и просто подул ей куда-то в район в пупка. Девушка вдруг прижала мою голову к своему телу и тихо вскрикнула, несколько раз конвульсивно дёрнувшись.

— Пи*дец, доигрался хрен на скрипке, — подумал я, правильно поняв, что произошло. — Это же девочка, мудак, а не сорокалетняя «девушка»!

Она прижимала мою голову так, что я боялся перекоса шеи. Мы сидели замерши несколько минут, потом руки девчонки ослабли и они погладила меня по голове, а я, уже ничего не опасаясь, положил голову ей на колени.

— У, ты какой хулиган, — проговорила она неуверенно. — Что натворил… Довёл девушку.

— Я случайно, — выдохнул я ей в колени.

— Тихо-тихо! — прошептала она и оторвала мою голову от себя. — Я ещё вся горю.

Поднявшись с колен, я взял Леру на руки и отнёс в спальню, а там, обещая себе, что «это в последний раз», с «холодной головой» уложил девушку на постель. Она лежала плотно зажмурив глаза, а я медленно снимал с неё юбку, трусики и кофточку с блузкой. Снимал и думал: «Ну, ты и скотина, Джон!» Думал, но ничего не мог с собой поделать.

* * *

После перехода наших с Лерой отношений в другую плоскость, я думал, что наш музыкальный коллектив распадётся, однако ошибся. Андрей и Гришка сначала позвонили по телефону, а потом пришли на репетицию к обеду. Мы немного перекусили «чем Бог послал»: борщом, жаренным минтаем, выловленным и замороженным ещё зимой, с толчёнкой из картофеля и компотом.

Сухофрукты — целый мешок, присылал цыганский барон, а минтай, добываемый в Охотском или Беринговом морях я покупал в центральном гастрономе на углу Ленинской и Океанского проспекта. Минтай в это время во Владивостоке никто за рыбу не считал и она залёживалась на прилавках, приобретая ещё более неприглядный вид.

Я же, зная как его надо готовить, покупал минтай, идущий на экспорт в страны Варшавского договора с удовольствием. Через заведующую «Радиотоварами» Ирину Григорьевну, которую тоже подсадил на «минтай под маринадом».

Кстати, как раз в эти годы в Москве распробовали минтай, как рыбу и правительство поручило разработать и внедрить комплексные линии по переработке этой рыбы с целью получения помимо рыбной муки и рыбного жира, высокобелковой продукции в виде балыка, фарша, печени и икры. Я знал, что в следующие годы, вплоть до развала СССР, добыча и переработка минтая будут увеличиваться из года в год.

К жаренному минтаю мои друзья уже привыкли и употребили его с удовольствием. Потом мы посидели немного, переваривая, а я поставил запись наигранных и спетых мной «патриотических» песен Юрия Антонова. Я всегда писал то, что играл. Плёнок уже скопилось более ста бобин. В моей комнате цыгане установили деревянные полки во всю стену со встроенным шкафом для одежды, книг, пластинок и магнитофонных плёнок. Там же стоял музыкальный комплекс «Текникс», практически подаренный Ириной Григорьевной: вертушка, магнитофон, усилитель и колонки.

Пока мы слушали песни, Лера «шуршала» на кухне. Причём я её отговаривал, но она взяла в свои руки бразды «хозяйки дома». Андрей с Гришкой переглядывались, перемигивались и улыбались, кивая в сторону кухни, а я тяжело вздыхал, кляня себя за «слабохарактерность».

— «Поверь в мечту» буду петь сам, — сказал я, когда прослушали все песни. — Она пойдёт первой на концерте. Остальные разбирайте себе.

— Тут хорошо вписалась бы «У берёз и сосен», — почему-то пряча глаза, сказал Андрей. — Я мог бы её спеть.

— Её? — удивился я. — В роковом исполнении? Не пропустит худсовет.

— Зачем в роковом? Упростим гитару, а я своим «вторым» голосом и спою. Мне и не вытянуть её, как ты орал. Такой глотки так у тебя нет во всём Владивостоке.

Андрей неуверенно улыбнулся. Я играл её дома на гитаре. Она мне очень нравится.

— А ну ка, возьми гитару? — кивнул я на инструменты, стоявшие у стенки на специальных подставках, сваренных из прутка на «Владивостокском судоремонтном заводе». — И иди к микрофону.

Включив аппаратуру на запись, вернулся в кресло «зрительного зала». Обеденный стол стоял ближе к окну и дальнему левому углу, ближайшему к кухне. Новый кожаный диван и кресла стояли у ближнего левого угла и вдоль обеих стен, образуя «треугольник покоя», как называл его Гришка. Он у нас ещё тот философ. Хе-хе…

— Лер, иди послушаем Андрея! — крикнул я, пересиливая шум струящейся из крана воды.

Девушка выглянула из кухни и заинтересованно глянула на нас с Гришкой, рассевшихся в кожаных креслах, а потом на настраивающего инструмент Андрея.

— Что вы ещё придумали? — спросила девушка, совсем по-взрослому вытирая руки о передник.

— Да вот! — показал я рукой на Андрея. — Садись. Сейчас «У берёз и сосен» слушать будем.

— Да? — удивлённо вскинула брови Лера и, хмыкнув, добавила. — Серьёзная заявка.

Андрей не отличался голосом и не претендовал на сольные вокальные партии. Барабан — такой инструмент, что играть на нём и петь, не для всех занятие.

— А! Так он на гитаре будет играть⁈ Я думала, на барабанах.

— Я и на барабанах могу! — чуть усилив голос через микрофон, произнёс барабанщик. — Там не очень сложный бой. Но песня спокойная и гитара удобнее.

— А кто тогда на барабанах сыграет? — продолжила вопрошать Лера, примеряя себя на должность «хозяйки» коллектива.

Мы с Гришкой переглянулись. Я неуверенно улыбнулся. Гришка нахмурился.

— Лер, ты сядь пока. Давай послушаем.

Девушка пожала плечами и села на диван.

Андрей начал простой перебор и спел песню так, как пел сам Юрий Антонов[1]. Я даже удивился тому, как ладно у Андрея это получилось. Наверное потому, что песни Антонова очень гармоничныегармоничные и естественные, для обычного голоса.

— Ну как? — спросил он, положив ладонь на струны.

— Как, Гриша? — спросил я, поворачиваясь к бас-гитаристу.

Он посмотрел на меня, усмехнулся и сказал:

— По моему в самый раз. Можно прямо так и оставить. Немного клавиш добавить, там, где твои гитарные рифы шли. Для колхозников среднего возраста сойдёт, а для молодёжи твой вариант прокатит. Тут и менять ничего не надо. Просто Андрюху на второй план отправить…

— Согласен. Утверждаем. Твоя это песня, Андрей, только предупреждаю, что это песня не моя, а Юрия Антонова. Садись за барабаны.

— На барабанах я могу постучать, — предложил Гришка.

— Да? — удивился я.

— Да!

— Не-е-е. Тут твой синкопированный бас нужен для акцента вокала. Я сам сяду за барабаны.

— Не надо мудрить, — подал голос Андрей. — Я сам буду стучать и петь. Нормально получится. Да и на гитаре ты, Джон, лучше сыграешь. Соляк твой фирменный, опять же… Куда без него? С ним любая песня звучит фирмово.

Я посмотрел на Гришку, на Леру. Они оба пожали плечами.

— Пусть играет, если хочет, — «разрешила» Лера.

— Пусть, — согласился Гришка.

— Короче, — улыбнулся я. — Оставляем всё, как было, только второй голос выводим вперёд. Отлично!

— И репетировать не надо, — потёр ладони Гришка.

— Репетировать надо всегда. Вот увидишь сколько раз он собьётся, когда вместе играть будем.

— Не собьюсь!

— Спорим⁈

— Спорим! На что?

— На твоё пиво чешское!

— Ну ты хитрый!

Четыре бутылки пиво привёз Роман.

— Ладно, договорились!

Поспорили. Сыграли. Не сбился. Достали пиво и всё выпили.

Потом порепетировали «Поверь в мечту» и все остальные песни. Ни Андрей, ни Гришка себе взять песни не захотели. Ни репетицию потратили два часа. Лера, стоя за клавишами, так и не снимала кухонного кружевного передника и это смотрелось так пикантно, что я вспомнил про «Имеджин».