Джони, о-е! Или назад в СССР - 2 (СИ) - Шелест Михаил Васильевич

Моим гитаристом-кумиром был ранний Ингви Мальмстин[4] — хотя и в двадцатых годах второго тысячелетия он играл[5] намного лучше любого Ричи Блэкмора — и учился игре на гитаре я у него. По видео урокам, правда, и в более позднем возрасте, чем хотелось, однако, кое чему, а главное, распознавать «грязь» и избегать её при игре на гитаре, я научился… Но приблизиться к его звукоизвлечению и виртуозности я не смог даже на десятую долю, конечно[6]. Да-а-а…

Зря учитель пения считала, что у Женьки не было музыкального слуха. Да, он не попадал в ноты на пианино при проверке, но это говорило о другом. У него не была развита музыкальная память, но это дело поправимое — во-первых, а во-вторых, мало у кого из детей музыкальная память дана с рождения. У меня, например, тоже поначалу имелись такие проблемы, но они исчезли с изучением инструмента. В последствии в детстве, когда мне купили гитару, я даже стал подбирать довольно сложные мелодии. Правда были у меня друзья-музыканты, которые из полнейшей какофонии слышали все звуки и могли разложить их на табулатуре[7]. У меня такого таланта не было. Как, в прочем, и у Женьки.

Женька и голосом воспроизвести звуки не мог. До моего в нём проявления, впрочем. Правильные тренировки голосовых связок с привязкоой к внутреннему уху, дали хороший результат уже на второй день занятий в лесу, где я грузил своё тело, практиковал дыхание «ибуки» и «тренировал связки» криками «киа». Там же мне пришло в голову петь голосом гаммы. Дыханье и труд, всё перетрут. Да-а-а…

Пример наших безголосых певцов доказал, что голос тоже можно натренировать. Пример? Да пожалуйста: Юрий Антонов, Кристина Орбакайте, Пол Маккартни, со всем его Битлз, чёрт возьми! Ведь петуха давали и пели «мимо» на концертах только «шуба заворачивалась». В студии — да. Выравнивали, подгоняли, правили. А в живую спеть и сыграть дано не каждому любителю. Учиться вокалу надо десять лет, чтобы в любой момент взять нужную ноту. И не всякий у нас Александр Градский… Да-а-а…

В отличие от меня «старого», у Женьки была худосочная фигура и пальцы были такие же худосочные и длинные. Музыкальные пальцы были у Женьки… Я сразу им обрадовался. Особенно, когда приладил их к гитарному грифу. Поначалу из аппликатуры на вырезанном мной из фанеры грифе чаще всего получалась «фигура из трёх пальцев», но после пары дней занятий я понял, что мне с такими пальцами повезло. Так я и начал тренировать Женькино тело, нагружая его не только спортом, но и игрой на гитаре, а, в дальнейшем, и музицировать.

Поковыряв микшерский пульт, я разложил детали и спаял четыре платы с компрессорами, привязав их к потенциометрам, которыми регулировался сигнал. На каждую плату требовалось аж четырнадцать транзисторов. Теперь мой пульт на четырёх каналах мог не только регулировать громкость, но и срезать слишком громкие и усиливать слишком тихие звуки в границах регулируемого диапазона. С четырьмя подкомпрессированными каналами уже можно было выступать на концертах без звукооператора, писать сразу несколько инструментов на один канал, и сводить сразу нескольких инструментов.

К четырём часам пришли ребята. Мы попили чаю и немного вместе поиграли песни Юрия Антонова: «Родные места[8]», «Шире круг[9]», «Горят костры[10]», «Поверь в мечту[11]». Я решил «собрать патриотический концерт» и, утвердив его на худсовете филармонии, проехать по краю, выступив в клубах и домах культуры районных центров. К нам, как школьному любительскому коллективу, не претендующему на зарабатывание денег, по моим соображениям, должны были отнестись со снисхождением.

О своих соображениях я рассказал ребятам. Они ещё, по сути своей были и вправду детьми, а поэтому, восприняли те песни, которые я им показал в партитуре и которые напел, наигрывая на гитаре, показались весёлыми, жизнерадостными и современными. Песни, пока я их с чувством исполнял, впитывались ребятами словно свежий воздух и их лица светились.

— Ну, ты и молодец, Женька, — первым похвалил Гришка-басист, после того, как я спел «Родную землю». — Клёвая песня.

— Точно — молодец. Как они из тебя выходят? — восхищённо глядя на меня, спросила Лера. — И стихи хорошие и музыка.

— Он, как курица, несущая золотые яйца, — пошутил Андрей-барабанщик.

— Сам ты курица! — замахнулась на него Лера. Похоже, она уже была в меня влюблена и не первый месяц. Да-а-а…

— Ладно, ладно! –замахал на неё руками Андрей. — Пошутил я! Пусть не курица, а, этот… Олень, бьющий копытом, из под которого вылетают золотые монеты.

— Серебряное копытце? — спросил я улыбаясь.

— Во-во! Кстати о деньгах… За концерты обычно деньги платят. Мы что-нибудь заработаем, надеюсь? И ещё… Нам с Гришей вступительные экзамены сдавать, а потом в колхоз ехать. Если поступим, конечно.

— Чёрт! Не подумал! — выругался я. — Да-а-а… Но, думаю, можно будет отмазать вас от колхоза, если программу утвердят в крайкоме. Попробуем, чем чёрт не шутит. В любом случае, эта программа пригодится, если вы со мной останетесь. Вы со мной, вообще, или нет? Что за настроение, Андрюха? Может мне искать других музыкантов?

И Андрей, и Гришка взглядов не отвели. Однако Андрей, пожав плечами, сказал:

— Фиг знает, Жека. Как учёба покажет. Да и какой смысл в нашем ансамбле? Песни поёшь только ты. Мы только играем. Песни расходятся по рукам. Кто-то с них собирает тугрики. А нам даже и сказать, что это мы там играем, нельзя. Так любой может заявить.

— Тугрики, как ты говоришь, это не проблема. То, что гуляет по рукам, нормальной музыкой назвать пока нельзя. Сыромятина. Песни сначала утвердить нужно на худсовете, а потом с ними выступать, или записывать на радио, или на пластинки. Но для этого нужно играть и сыгрываться. Знаешь, из скольких кусков мне приходится склеивать те песни, которые мы играем вместе? Мне проще самому сыграть все партии, честное слово. И это не дольше получится, а быстрее. И не обижайтесь пожалуйста. А вот для выступления с концертами, тут без вас мне не обойтись. Но для того, чтобы на концертах не «обделаться» нам надо пахать по двадцать часов в сутки.

— И зачем нам это надо? — спросил спокойно Андрей. — Лично я не собираюсь после окончания института играть в ансамбле и зарабатывать на жизнь игрой на барабанах. А ты, Гришка?

Гришка пожал плечами, поморщился и сказал:

— Мне нравится наша музыка. Вернее, та музыка, которую придумывает Женька и которую играем мы. И мне нравится играть на басухе. Опять же Женька показал несколько интересных ходов. Бас-гитара мне нравится. Не знаю, пригодится она мне? Но я люблю музыку. Не знаю. Не думаю, что Женька собирается посвятить музыке всю жизнь. Он, вроде как, тоже собирается стать инженером. Но для чего-то ему нужно с нами возиться? Он на басу играет лучше меня раз в десять. И, действительно, может сыграть партии всех нужных ему инструментов. На барабанах он перебивает тебя, Андрюха, и это факт. Давай его послушаем?

Андрей пожал плечами. Его настрой мне не нравился. Он после того, как услышал моё «Драм-машину» как-то сник. Упал духом, что ли. И мой с ним разъяснительные беседы ни к чему не приводили. Андрюша тух, как испорченное яйцо. Это если про куриц вспоминать, кто какие яйца несёт… Да-а-а…

Однако про куриц я говорить не стал, а сказал следующее:

— То, что мы сейчас играем, и главное, как я это записываю, рывок в пространстве и времени. Уже сейчас можно сказать, что мы с вами оставили след в истории. Никто из ваших знакомых и одноклассников таких следов не оставили, а, возможно, и не оставят. Их следы затеряются в общей массе, а, скорее всего, будут затоптаны следом идущими. Наша музыка новая, вы это заметили?

Я сделал паузу и оглядел музыкантов. И каждому из них пришлось как-то реагировать на мой вопрос и взгляд.

— Мало у нас в городе музыкальных групп? — спросил я и сам ответил. — Дохренища! И где их песни? Есть у кого-нибудь из вас их песни? Максимум, что они могут, это кое-как передирать Битлов и Дипов. Писать свой музон на однодорожечный «ревер» и тешить этой записью своих друзей и своё самолюбие.