Четвертый кодекс (СИ) - Виноградов Павел Владимирович "Палимпсест_2"

В водку был подмешан наркотик – возможно, аналог снадобья, посредством которого в средневековом Тауантинсуйу успокаивали приносимых в жертву детей. Те смеялись и радовались до тех пор, пока палица жреца не обрушивалась на их голову. Хотя, это могло быть что угодно – секретные лаборатории Ацтлана славились своими ядами на все случаи тайной войны.

И потом случилось то, что случилось…

Мертвое женское лицо с кровавой каплей в уголке рта… Мертвое лицо мальчика – в багровых пятнах, с выпавшим опухшим языком…

Не думай!

Сейчас это было проще – полуотключенный мозг гораздо легче перешел на другой предмет. Кромлех опять стал думать про Илону. Женщины работали в разведке с глубокой древности. В каком-то смысле они были более, чем мужчины, приспособлены для этого вида борьбы. Историк, писатель и солдат Кромлех знал это лучше многих. Но консервативная сущность сына сибирского казака-ортодокса восставала против опять возникшей перед ним картинки: кошачья грация, белые ноги на черном песке, изрыгающий смерть пистолет в тонких руках…

Евгений взглянул на лежащую рядом с ним девушку. Та утонула в глубоком сне с тяжелыми сновидениями – что-то бормотала сквозь зубы и иногда тихо вскрикивала. Ее волосы растрепались еще больше, соломы в них значительно прибавилось. Евгений смотрел на ее грязные ноги, обнаженное из-за сползшей завязки сарафана плечо, ясно проступающие через ткань крупные соски. В нем опять возникли и усиливались чувства, которые ему не нравились. На этот раз это было не замещение – его действительно безумно влекло к этой девчонке, годившейся ему в дочери.

Он тоже крепко стиснул зубы и отвернулся. Похоже, месяц стал светить интенсивнее и обстановка проступала лучше. Кромлеха слегка удивило, что сарай оказался больше, чем он думал – его дальний конец терялся в тенях. И еще оказалось, что куча соломы, в которую они упали, находится на некоем дощатом возвышении.

Евгений снова повернулся к Илоне, словно его глаза тянуло туда магнитом. Девушка двигалась во сне, и подол сарафана задрался еще больше. Слегка раздвинутые ноги словно бы приглашали… Более того – Евгению показалось, что на лице с закрытыми глазами была уже не мука кошмара, а страсть эротического сновидения.

Евгений невольно тихо простонал сквозь зубы от еле сдерживаемого желания, но нашел в себе силы отвернуться.

- Да возьмите уже ее, друг мой, - раздался насмешливый голос.

Он был очень четким и сухим, словно прозвучал на морозном воздухе.

Кромлех резко развернулся. Пистолет словно сам оказался в его руке и был направлен на стоящую спиной к свету из окошка темную фигуру.

- Нет, нет, - с легким смехом произнес незнакомец. – Вы не сможете выстрелить. Не здесь и не сейчас.

Евгений увидел, что слова вылетают изо рта говорившего, подобно облачкам пара на морозе, и складываются в буквы. Он и сам не знал, слышит их или читает на атлантино.

- Дельгадо, - с удивлением произнес Кромлех. – Как вы сюда попали?..

И его фраза тоже зависла в воздухе.

Похвала Пернатому Змею. Лекция профессора Якуба Ягельского в Люблинском католическом университете ‎. Люблин. Литва. 18 сентября 1979 года (12.18.6.4.10, и 9 Ок, и 18 Моль)

- Первые сведения о Кукулькане неясны и легендарны. Немногочисленные письменные источники сообщают, что он вынырнул из Священного сенота во время торжественного жертвоприношения, что первоначально его вид не был человеческим, но потом он стал выглядеть, как и все люди, хотя обладал необычной внешностью. Разумеется, вокруг фигуры такого масштаба за столетия наслоилось множество мифов. Тем более, что источников по тому периоду истории мезоатлантических государств крайне недостаточно. Написанные на бумаге аматль или коже майяские кодексы быстро разложились в условиях влажной сельвы. Но еще больше ущерба принесло вторжение тольтеков, уничтоживших множество письменных памятников майя.

Впрочем, дальнейшая деятельность Кукулькана нам хорошо известна, поскольку он был почитаем и тольтеками, а позже мешика и другими народами Ацтлана, которые на языке науа называют его Кетцалькоатль. Сначала жители Юукуабнала во главе со своим царем стали ему поклоняться, как воплощению древнего божества Пернатого Змея. Однако он предъявил претензии на политическую власть, что, конечно, не могло понравиться тамошним правителям. Но число почитателей Кукулькана все увеличивалось, на его сторону встало местное жречество, и в конце концов в городе началась междоусобная война. Кукулькан победил старую элиту и стал правителем города. С этого момента начинаются его реформы.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Надо упомянуть, что со временем город стал называться Чичен-Ица, но не факт, что приставка «ица» - название майяского племени, которое там жило. Вполне вероятно, что это словосочетание «иц ха» - «колдуны воды».

Так вот, что касается реформ. История донесла до нас документ, называемый «Поучения Кукулькана». Он обращен к его сыновьям, прежде всего, старшему, носившему мешиканское имя Топильцин – очевидно, он был от одной из жен Кукулькана из народа, говорившего на языке науа. На самом деле «Поучения» - это своеобразная программа для потомков, на многие поколения. Местами текст разительно напоминает политологические трактаты более позднего времени. Он разбит на тематические разделы, посвященные сельскому хозяйству, мореплаванию и торговле, техническому развитию, государственному управлению, военному делу, культуре. Именно в таком порядке – что интересно высвечивает ценностную иерархию Кукулькана.

Как бы то ни было, из текста явствует, что этот человек, без всякого сомнения, опередил свое время. И намного. Более того, похоже, он предвидел глобальные процессы, которые начались гораздо позже его времени. Например, он призывает развивать отношения, в том числе и торговые, с царствами северного Перу. С другой стороны, он предупреждает сыновей, что рано или поздно эти царства объединятся в огромную империю, которая станет опасным соперником.

Как мы знаем из истории, через семь столетий на западном побережье Южной Атлантиды действительно образовалась империя инков Тауантинсуйу, ставшая главным врагом молодого Ацтлана. Не оставляет ощущение, что Кукулькан даже предвидел, что противостоять этой империи будет уже не государство майя, что его народ войдет составной частью в Великий Ацтлан. Впрочем, его ли это был народ?..

Кстати, об отношениях с перуанскими государствами. Кукулькан вникает в такие, казалось бы, не слишком достойные внимания великого правителя вещи, как, например, скотоводство. Он пишет о том, что перуанцы используют лам в качестве транспортного средства и предлагает ввозить этих животных в свою страну. Далее он пишет совершенно уж революционную вещь – о возможности использовать лам для обработки полей. Как известно, в то время в обеих Атлантидах ни один народ не использовал тягловый скот. Просто не было подходящих животных, ведь даже ламы слишком слабы для пахоты. Но гениальное предвидение Кукулькана сработало через несколько сот лет: когда буйвол из юго-восточной Азии попал в Атлантиду, идея пахоты на животных была там уже вполне привычна.

Более того, замечание Кукулькана о том, что можно использовать лам и для войны, в его времена выглядело, надо думать, фантастикой. Да и на деле невозможно создать ламью кавалерию, хоть эти животные и родственники верблюдам. Однако, когда позже, уже при тольтеках, из Китая в Мезоатлантиду завезли лошадей, идея прозвучала совсем иначе…

Кукулькан настойчиво повторяет тезис о необходимости исследований земель по суше и морю. Собственно, он сам во все время своего правления воплощал это в жизнь. Например, поощрял развитие корабельного дела – при нем майя стали наращивать борта своих больших долбленых океанских каноэ, а также использовать парус и балансир. Именно на таких судах – до того, как атланты переняли китайские джонги – мореплаватели майя начали колонизацию островов моря Таино на востоке, а на западе открыли Гавайи, позже продолжив свои путешествия вплоть до Сампагиты, Малайи, Японии и Китая.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})