Дай Андрей Поводырь в опале. - Неизв.

Все чинно, благородно было. Сидели, степенно разговаривали. Пока речь не зашла о вокзале. Я даже представить себе не мог, как, оказывается, томичей взволновал процесс выбора общей концепции архитектурного решения станции. Если прямо у меня в кабинете купцы едва друг другу бороды не по-отрывали, что же тогда в городе, возле "урн" для голосования творилось?!

Кое-как усмирил стихию. Завел речь о планировке привокзальной площади. Это тоже было важно. Гости станут получать представление о столице Губернии именно по первым впечатлениям. На вокзале, по себе знаю, никто слишком-то не задерживается. После нескольких недель пути - тем более. Так что первая встреча с моим городом путешественников ждала на привокзальной площади.

Следовало подумать - какие именно здания имеют право на существование в непосредственной близости от станции, а какие ни в коем случае. Может быть, все эти строения построить городу, в едином дизайне, и сдавать арендаторам, как лавки в Гостином дворе? Или наоборот, дозволить самовыражение, а ограничить только высоту и взаимное расположение? Подкинул, в общем, купцам новую забаву. Предупредил, конечно, что застройку будущей площади можно будет начинать только после окончания возведения собственно самого вокзала со всеми его техническими службами. Во-первых, со стройматериалами и мастерами-строителями была настоящая проблема, а во-вторых, мало ли чего! Вдруг мои инженеры решат что-нибудь переставить-передвинуть, или даже, не дай Бог, развернуть "к лесу задом, ко мне передом". Я вот Зборжегскому о залах ожидания, кассовом зале, комнатах матери и ребенка заикнулся, так такие глаза увидел, сова бы позавидовала. Он еще раз переспросил и умчался творить планировки. Так что итог совершенно непредсказуемый.

Купчин я уже выпроваживать стал, когда прозвучал совершенно неожиданный вопрос. Что, дескать, с теми деньгами станем делать, которыми люди, горожане, за понравившийся проект голосуют?

В ответ на мое недоумение, выяснились удивительные подробности первого в губернии всенародного голосования. Оказалось, что мои "копейки или камешки" легким движением руки ленивого переписчика в опубликованном решении губернской строительной комиссии превратились просто в "копейки". Догадливый народ тут же сам додумал, что одна копейка - один голос, и сарафанное радио в полдня разнесла весть по всему городу. К зданию магистрата потянулись первые любопытные - смотреть картины. Сразу бросать в дырки свои кровные никто и не собирался. Неделя - это много. Легко можно успеть обсудить варианты с родней и друзьями, посмотреть на других, подсчитать мелочь в кармане и себя показать. Солдаты охранявшие "избирательный участок" грозились по второму разу никого к ящикам не пущать, но о сумме максимального взноса сами не имели никакого понятия. Сказано же - копейка, а хош двугривенный, или даже рубь кинуть - кто слово посмеет против сказать?

Уже на третий день голосования с самого утра возле урн появился магистрацкий писарь с толстенной амбарной книгой и карандашами. Потому что городским головой было принято решение - записывать всех виднейших людей Томска, проголосовавших за один из вариантов суммой более трех рублей. Имена таких господ, в случае победы полюбившейся им картины, планировалось вырезать на мраморной плите, которую установить в главном зале будущего вокзала. Лотерея, однако! Но и это еще не все! Тецков уже договорился со Зборжегским, что город, после окончания выборов стиля архитектуры, выкупит у автора эту картину. Она будет продана с аукциона, а вырученные деньги пойдут на покупку и установку на вокзале огромных часов. Теперь вот, купцы интересовались, на что я намерен был потратить собранное в урнах богатство.

Деньги эти - горожан, - словно так и задумывалось, стараясь не обращать внимания на хохот Герочки, вальяжно заявил я. - Значит и подсчет вести, и распоряжаться ими потом должен магистрат. Я, признаюсь, думал памятник на привокзальной площади поставить государю нашему Александру. Но часы - это тоже хорошо.

Торговые люди возмутились. Как это можно сравнивать царя с механизмом каким-то? Решили - одно другому не мешает. Чай не Голопупово какое-нито. Не хватит на памятник средств из ящиков, найдется, кому добавить! Часы и из кассы города можно купить...

Первое мая выпало на субботу. Но навигация так и не началась. Баржи с пароходами остались у импровизированных причалов, а переселенцы на берегу. Потому что в день накануне малой Пасхи - воскресенья, у православных дела начинать было не принято. А в само воскресенье - тем более.

Это была, так сказать, официальная причина. Неофициальная же заключалась в том, что люди - команды кораблей и часть путешественников, попросту отказались покидать Томск до подсчета голосов. Все, кто бросил в темную дыру хоть грошик, жаждали знать... как я подозревал, даже не какой именно из трех, в общем-то неплохих вариантов, победит, а сколько будет денег в урнах!

И вот в воскресенье, второго мая, в полдень, при огромном стечении народа, Тецков с высокого крыльца Магистрата объявил об окончании "сбора мнений". Всё! Голосование закончено, казаки под присмотром писарей собираются снимать опечатанные сургучом урны, и тут примчался местный Гаврош - малолетний сын мастерового, или какого работяги.

Ой, дяденька, дяденька, не снимайте, я ещё две копеечки хотел бросить! Всю неделю за их варешки шил! - прокричал оголец, протискиваясь ужом через толпу.

Не велено! - рявкнул казак из караула. - Кончилось это, голосистование, во!

Да как же так, дядечка, ну пожалуйста, я ж цельную неделю трудилси, чтобы, значит вот, - он разжал кулак.

На раскрытой ладошке мальчика сиротливо лежали две потертые копеечные монеты, а в глазах застыли слёзы обиды.

Говорят тебе - не велено, шальной, - сбавил тон казак. - Господин городской голова сказали что всё, шабаш.

Да ладно, беды не будет, если кинет, - добродушно усмехнулся в усы бывший тут же Безсонов. - Чай не лишние будут, на доброе-то дело, да от всего сердца - как тут не взять-то? Кидай, малой. Какой картин тебе больше нравится - под тот в баул и кидай.

Мальчишка радостно кивнул, быстро, пока взрослые не передумали, подскочил к урне, бросил туда монеты, да и был таков.

Уже через день-другой никто бы об этом случае и не вспомнил, если бы именно этот проект, как спустя час выяснилось при подсчете голосов, не победил в конкурсе, да ещё и с минимальным отрывом в один голос. То есть - в одну копейку! Все члены магистрата трижды пересчитали. Даже Тецков лично поучаствовал. И тут же, убедившись в достоверности, огласил результаты. И самое забавное - не смотря на то, что две трети голосовавших как бы должны были считаться проигравшими, угрюмых лиц я в толпе вообще не видел.

Ну, купцы - понятно. Они и не скрывали, что клали поровну в каждый из ящиков. А вот чему радовались остальные, я так понять и не смог. Может самому факту, что у них, кои-то веки спросили мнение, а может тому, что приняли участие в облагораживании родного города. Эх, мне бы такой пиар во время последних выборов в том моём прошлом-будущем...

Мальчик же, по моему приказу, был найден, доставлен ко мне в кабинет вместе с отчаянно трусившим родителем, обласкан, награжден сладостями с объяснением того, что именно его, Сеньки Тыркова, две копейки решили судьбу Томского вокзала.

Родителю был подарен за хорошее воспитание сына серебряный рубль, а сам Сенька, моим личным распоряжением, зачислен в гимназию с полным казённым содержанием. Историю, правильным образом её подав, Василина с Колей Ядринцовым напечатали в газете, и видел я, перепечатки даже в солидных столичных изданиях - как курьёз, разумеется.

А к зданию, под которое только через год начали рыть котлован, намертво приклеилось название "Двухкопеешный Вокзал".Окрестности - практически новый, привокзальный район - стали просто "Копейкой". Такая вот замысловатая людская молва...

Третьего мая, в понедельник, пароходы двинулись в путь, и в моем Томске сразу стало как-то пустовато.

9

Люди и камни

С холодными дождями и резким, порывистым северо-западным ветром отцвела черемуха. Маленькие белые лепестки, последним напоминанием о снеге, усыпали холодную еще землю. Потом сразу стало теплее.

Уехали Цыбульские. Захар постепенно переводил управление своими многочисленными приисками и разведочными партиями в Томск, но все равно - летом жить предпочитал в огромной усадьбе рядом с инородческим селением Чебаки в окрестностях Минусинска.

Явился - не запылился долгожданный Евграф Кухтерин. Аж на трех собственных подводах, да еще пяток других мужичков с ним. Только в Россию ехать отговорился. Дозволения попросил наняться на перевозку грузов для строительства Судженки. Мог и не спрашивать, но все равно зашел. Говорит - обещал, а слово его крепко. О том, мол, вся губерния ведает. Врал, подлец. Однозначно! Перед мужичками выеживался. Шутка ли! С самим главным губернским начальником дружбу водит! Потому и подводы свои смотреть на крыльцо зазвал, шут гороховый.