Осень Атлантиды - Маргарита Разенкова

— А ты? — слова вылетели помимо воли, и Таллури тут же о них пожалела.

Климий на секунду удивленно обернулся к ней, но промолчал.

— Извини, — виновато проговорила она, — у меня нет праздного любопытства, просто глупая привычка задавать вопросы. Я же понимаю — у вас с Нэфетисом разные пути. В отличие от брата, ты всегда хотел служения.

Климий ответил не сразу.

— Я еще ничего не решил, — сухо заметил он. И тут же перевел разговор на другое: — Ну что, как всегда — сначала круг над Городом?

— Конечно!

— Ладно. Только круг будет неполный: трасса к морю начинается не так далеко от Университета. И быстро: у меня много работы.

— Знаю — у тебя впереди четвертая ступень! После нее многое решается: служение или социум.

— После твоей третьей тоже многое решается.

— Постой, почему третьей? Я же еще на второй. Климий закатил глаза и потряс головой:

— Таллури, ты невозможным образом соединяешь в себе тончайшее проникновение в иную реальность и полное пренебрежение информацией и фактами первой реальности! Объясняю: за последнее время ты проглотила с фантастической скоростью практически все дисциплины второй ступени. Скоро нас с Нэфетисом догонишь! Не заметила? Летняя работа в «Акватисе», а также теория и практика «Ушедшего мира» — это то, что соединяет в себе работу одновременно в двух мирах, видимом и невидимом одновременно. А это уже, по сути, третья ступень. Уяснила?

— Уяснила! — кивнула Таллури, весело болтая ногами. — Здорово! А далеко лететь?

— Около двух часов. Только дальше ворот в резиденцию не пустят. В «Акватисе» машин не любят. Дальше пойдешь одна.

— И ты не проводишь меня?

— Зачем это? — Климий пожал плечами. — Господин Куэн-Ворк предупрежден о прибытии нового ученика, тебя то есть. К тому же вы уже знакомы, в представлении ты не нуждаешься. А у меня правда много дел.

— Ну, ничего, — решила пошутить она, — скоро у тебя высвободится масса свободного времени! Ведь после моей третьей ступени твои обязанности ведущего исчерпываются!

Климий промолчал, подкрутил какие-то тумблеры и задумчиво проговорил:

— Это так. В моей опеке ты больше не будешь нуждаться. Но ведь никто не запретит нам общаться, как прежде.

В его голосе промелькнуло что-то осторожное, будто Климий раздумывал, а хочет ли он сам того, о чем сказал только что? И не окажется ли Таллури так любезна, что сама оставит своего ведущего в покое?

Так Таллури объяснила себе его осторожность и со смехом отозвалась:

— Что ты! Я никогда и ни за что не откажусь от такого брата! Ну, нет! Тебе так просто от меня не избавиться!

— Ну, брата так брата, — отвлеченно пробормотал Климий, внимательно вглядываясь в картину за бортом.

Белоснежные ворота, распахнутые настежь, — преддверие густо заросшей, едва приметной дорожки-аллеи, ведущей в глубину тенистых кущей. Резиденция «Акватис» выглядела зачарованным садом. От ворот, вглубь, сад смотрелся запущенным, но маняще-уютным и был полон переливчатых голосов птиц.

— Я не вижу моря, — Таллури вопросительно оглянулась на ведущего.

— Это там, за парком, надо пройти его насквозь, потом меж двух холмов. Сама вилла господина Куэн-Ворка смотрит одной стороной на парк, другой — на море. Не пропустишь, не беспокойся.

— А ты бывал здесь?

— Изредка бываю. После того как прошел «пробы» в ученики к господину Куэн-Ворку.

— И?

— Не подошел: слишком много «рацио», затруднения со входом во вторую реальность, еще — скованность в сновидениях и другое. Довольно много «отводов».

— Он все это так прямо и сказал?

— Нет, что ты. Господин Куэн-Ворк, при всем его пренебрежении этикетом, человек, не способный на отказ, тем более — отказ лобовой, как, например, Энгиус. Я сам все понял через какое-то время. Расстроился, конечно. Мне так понравились дельфины! Но максимум, на что я оказался способен, — это выучиться плавать и часами играть с ними. Хотя даже это очень много дает для развития. Владелец «Акватиса» не возражает, чтобы я порой приходил сюда побыть с дельфинами — это умиротворяет, вдохновляет. Ну, мне пора.

— Уже улетаешь?

— Да, конечно. Хорошей работы! Я приеду через месяц — проведать и забрать с собой на раскопки, если ты будешь готова. Мне кажется или ты вправду загрустила?

— Да. Я вдруг подумала: Энгиус далеко, он стал совершенно недоступен, а к твоей опеке я, оказывается, очень привыкла.

— Мы же не расстаемся, — ответил Климий терпеливо и уточнил: — И не расстанемся. Слушай, хочешь, я развлеку тебя напоследок? По законам Университета, после того как ты закончишь третью ступень и определишься с будущим, ты будешь считаться совершенно самостоятельным человеком что будет удостоверено императорской грамотой «Служение Атлантиде». Грамоту тебе вручат на торжественном празднестве. Это правда очень красивая церемония. Тот, кто вручит тебе верительную грамоту императора, на протяжении одного сезона будет твоим общественным покровителем. Как правило, это человек зрелых лет, опытный, состоятельный, могущий оказать тебе помощь, если ты вдруг окажешься в затруднительной ситуации. Это всего лишь ни к чему не обязывающая традиция, но зато, — он заговорщически улыбнулся, — этот господин должен сделать тебе дорогой подарок.

— Подумаешь, — она фыркнула, но незваная грусть уже улетучилась.

— Девчонки, как правило, ужасно это любят.

— Да ладно. А дальше?

— Ты можешь после этого продолжать учебу, можешь работать в научной или другой выбранной области. Когда определишься — получишь денежное вознаграждение и небольшой дом. Или останешься жить в студенческом городке. Это твое право.

— А ты? Ты все это получил?

— Я же сказал, что еще не определился. Пока продолжаю учебу и кое-какие научные изыскания.

«Что ж, мы все когда-нибудь расстанемся, — Таллури вздохнула и стала смотреть вглубь аллеи, за ворота. Потом тряхнула головой: — Пока не буду думать об этом. Это еще так далеко!»

Она встала на цыпочки и, притянув Климия к себе за расшитый край туники, потерлась носом о его скулу (он до сих пор терпел этот ее детский жест):

— Ну, Лим, я пойду.

* * *

Пройти к вилле господина Куэн-Ворка оказалось не так-то легко: парк был не просто заросшим, а, прямо сказать, диким. Инструменты садовника здесь были явно не в чести никто и никогда не устраивал здесь газонов и клумб, никто не посягал ни на вьюны, оплетающие старые деревья, ни на подлесок, бесцеремонно «шествующий» по всем дорожкам. Никто не осмеливался придать кустарнику искусственные формы. Всё и вся вокруг росло, цвело и зеленело вольготно и буйно. Впрочем, пару-тройку раз из густой травы выглянули вазоны, замшелые и древние, необычной формы. Но при ближайшем рассмотрении оказалось, что растения, некогда посаженные в эти прекрасные сосуды, своими корнями давно раскололи их округлые бока и через живописные трещины проросли прямо в землю.