Намбандзин - Александр Васильевич Чернобровкин

головой, значительно увеличив количество ронинов. Ода Нобунага не брал их в свою армию, предполагая не без основания, что предадут при первом удобном случае.

Мне с отрядом из тысячи двухсот асигару-тэппо было приказано остаться в Киото. Мы хорошо показали себя во время осады, поэтому были обречены провести в нем зиму. Я был рад, потому что вырос в городе. В замках Гифу или Окадзаки с их четкими и почти нерушимыми вертикальными и горизонтальными связями и неистребимыми мелкими интригами мне было скучно. Чего не скажешь о моей жене. Как истинной дочери нихонского народа, Ханако даже в голову не приходило осудить приказ Оды Нобунаги, поэтому виноват был только я. Люди для того и женятся, чтобы точно знать, кто истинная причина их бед.

43

Поскольку я был в фаворе у Оды Нобунаги, сёгун Асикагу Ёсиаки невзлюбил меня после подписания «Дворцовых положений». Признаюсь честно, это было взаимно. Если бы он сам собрал армию и захватил Киото, я бы его уважал, но это прожорливое ничтожество получило власть из чужих рук, которые решило укусить. У него самого не хватило бы смелости на такой поступок. Наверняка посоветовал кто-то из холуев, которых возле сёгуна собралась слишком много, о чем я неоднократно писал Оде Нобунаге. Подозревая, что сёгун обязательно предаст, я нанял на деньги даймё двух синоби из провинции Кога. Вообще-то, они называли себя кагимоно-хики (вынюхивающие и подслушивающие), и выглядели хлипкими, абсолютно не воинственными и не опасными, потому что не заточены не на силовые террористические акты. Я устроил их слугами к Асикагу Ёсиаки. Вскоре оба продвинулись по службе, став старшими слугами. Видимо, были отличниками по синобскому курсу холуяжа.

Однажды в конце зимы я прогуливался по дворцовому парку, где он граничил с кварталом сёгуна. Позади метрах в десяти за мной шла личная охрана из пяти бывших ронинов из далекой провинции Изумо. У меня сложилось впечатление, что сейчас в Нихоне нет человека, которого не хочет убить хоть кто-нибудь, поэтому за пределами своего жилья постоянно носил под одеждой кольчугу, а на поясе саблю и кинжал, и имел охрану из преданных самураев, которые служат именно мне, и их семьи живут в моей деревне Ваноути в роли заложников.

— Намбандзин, — послышался шепот из кучи опавших, прошлогодних листьев, которую отделяли от дороги кусты с голыми ветками.

Это было слово-пароль для нанятых мной кагимоно-хики; остальные за грубое обращение рисковали остаться без головы.

Я остановился, продолжая смотреть вперед.

— Завтра сёгун пошлет гонца, переодетого в торговца, к Асакуре Ёсикагэ, даймё провинции Этидзэн, с призывом выступить против рода Ода, — прошептали из кучи листьев.

Я подождал еще несколько секунд, понял, что доклад закончен, продолжил неторопливую прогулку.

Моя охрана притормозила на том же месте, не обнаружила, что именно заставило меня остановиться, проследовала дальше.

На следующее утро я с отрядом самураев и асигару отправился на прогулку по дороге, которая вела к провинции Этидзэн. Двигались очень медленно, поэтому купеческий караван, отправившийся из Киото в ту же сторону, вскоре обогнал нас. Восемь конных ронинов и десятка три пеших копейщиков и лучников охраняли с сотню вьючных лошадей, которые везли ткани, изделия из металлов, красители…. Обратно нагрузятся керамикой, очень оригинальной и модной сейчас в столице, и бумагой васи, которую изготавливают из коры некоторых видов кустарников, благодаря чему очень прочная (не каждый сумеет порвать руками), белая и немного шероховатая. Из васи чего только ни делают, включая одежду и раздвижные двери, но в первую очередь, конечно, используют для каллиграфии, рисования. За обозом шли сотни две путников. Времена сейчас стрёмные, так что лучше путешествовать толпой.

Нужный нам человек вел на поводу свою лошадь коровьей масти в конце обоза. Неприметный мужичок лет тридцати пяти, явно не герой. Даже если бы рядом с его лошадью не шагал мой человек, я бы все равно понял, что именно он курьер. Обычный купец не стал бы так напрягаться и опускать глаза долу, завидев мой отряд. У него отняли лошадь, а самого взяли под руки и подвели ко мне. От страха бедолага побледнел и потерял дар речи, только пытался поклониться низко, но державшие его воины не давали оказать мне почтение в полной мере.

— Сам отдашь послание и расскажешь, что приказали передать на словах Асакуре Ёсикагэ, или начнем с пыток? — спросил я спокойно, ведь выбор делать не мне.

— Да, господин, да, да… — затараторил он, словно заклинило, и снова попытался отбить поклоны.

— Где послание? — задал я следующий вопрос.

— Там, — кивнул он на свою лошадь, — в бамбуковом пенале среди тканей.

Написано было на бумаге васи очень искусным каллиграфом. Если опустить титулы и льстивые прилагательные в начале и конце, то даймё провинции Этидзэн предлагали присоединиться к уже битым нами Миёси.

— Что должен передать на словах? — строго спросил я.

Купец с трудом сглотнул слюну и затараторил:

— Что ведутся переговоры с монастырями Исиями-дзи и Эгояку-дзи и родами Китабатакэ, Такэда, Мори и Адзаи, которые положительно отнеслись к образованию коалиции против Оды Нобунаги, но ждут, когда кто-нибудь начнет первым.

Мне показался странным перечень претендентов во враги моему даймё. Не сомневался, что сохэи Икко-икки и род Китабатакэ поддержат любую заварушку против него, но зачем это Мори, у которых хватает своих проблем с соседями, и Такэде Харунобу, который недавно был нашим союзником против рода Имагава, а в прошлом году мы помогли ему помириться с лепшим врагом Уэсуги Кэнсином, правителем провинции Этиго⁈ А уж род Адзаи, который возглавлял зять Оды Нобунаги, и вовсе не лез ни в какие ворота. Впрочем, ситуация в Нихоне сейчас такая мерзкая, что я ничему не удивлюсь.

Я продиктовал ехавшему со мной писарю дополнение к письму, заготовленному еще вчера вечером после прогулки, после чего отдал его доверенному самураю, приставленному ко мне даймё именно для таких случаев, вместе с перехваченным посланием и курьером, чтобы доставил их в замок Гифу. Пусть Ода Нобунага сам решает этот ребус. Не грузись чужими проблемами, ибо свои узнают и набухнут от ревности.

44

Не знаю, какие выводы сделал Ода Нобунага из полученной, благодаря мне, информации, но в конце марта он прибыл в Киото с частью своей армии и заставил сёгуна Асикагу Ёсиаки издать приказ, в котором обвинял Асакуру Ёсикагэ в предательстве из-за неприбытии на помощь, когда столицу осаждали Миёси саннинсю, и призывом ко всем подданным наказать негодяя. Чем были лучше остальные даймё, не соизволившие помочь, в указе умалчивалось. Наверняка Асакуре Ёсикагэ всё-таки передали предложение восстать против Оды Нобунаги, а