Древние Боги - Дмитрий Русинов

Вождь клана Стремительной Рыси устало вздохнул, и с грустью глядя на молодого, обескураженного воеводу, добавил как-то мягко, по-отечески:

– Мальчик мой, тебя не спрашивая, втянули в большую игру, где на кону стоит власть над самой богатой страной Обитаемого Мира!

Рутгер молчал, переваривая всё услышанное. Все его смутные догадки подтверждались, и он не знал, как вести себя дальше. Он был зол, что, не спросив у него самого, за него всё решили, и в то же время был горд, что ему оказывали такое доверие люди, чьё слово в стране Лазоревых Гор, было весомым и твёрдым как гранитная скала. Вот для чего его отправляют в степи! Найти убежище Древних Богов, и мечом добыть себе славу! Это действительно великий подвиг! Так может артефакты и знания не имеют значения?

– Лорды не отдадут власть.

– Конечно. Они будут цепляться за неё зубами. В ход пойдёт подкуп, подлог, убийства, но если ты не испугаешься, тебя поддержат, и ты победишь.

– После войны вигов осталось очень мало. Что я смогу сделать? С чего мне начать?

– Есть ещё третья сила, какая может пойти за тобой, и какую никогда не берут в расчёт ни лорды, ни воины.

– Кто же это? – Рутгер растерянно замолчал, и вопросительно посмотрел на Савгона.

– Харвеллы и заулы. Верни им их права, и они пойдут за тобой хоть в огонь, хоть в воду. Сделай их равными с вигами, и ты получишь тысячи голосов в свою пользу!

– Харвеллы и заулы не могут голосовать! – Воскликнул Сардейл, оказывается, внимательно всё слушающий, и возмущённый предложением вождя клана Стремительной Рыси, не выдержал: – Харвеллы и заулы могут только разводить скот, ковыряться в земле, да что-то делать в своих мастерских!

– Много ли ты знал харвеллов? – Возвысил свой голос и Савгон. – Что ты о них знаешь? Вы сами поставили нас в такое положение, ограничив во всём, в чём только возможно! Разве они плохо сражались у Волчьих Ворот? Кто в битве при Балте сдерживал пехоту гааров почти целый день, пока отряды вигов не собрались под одно знамя? Кто были те лучники? Триста заулов! А я? Я вождь клана уже двадцать лет, и воины не собираются меня менять! Так чем харвеллы и заулы хуже вигов?

Сардейл яростно сверкнул глазами, вскочил, и, по всей видимости, уже собирался разразиться потоком отборной брани, но Рутгер крикнул:

– Хватит! Вы – уважаемый ветеран, и мудрый вождь! Что вы делите между собой, когда у нас есть общий враг? Что вы ругаетесь, как две торговки на городском рынке? – Вино выветрилось из его головы, от хмеля не осталось и следа. Пока два воина смотрели на него удивлёнными глазами и не могли произнести ни слова, Рутгер встал, вырвал кубок из рук Сардейла, и выплеснул вино на ковёр: – Ты всегда был невозмутим и спокоен. Даже вчера, в жестокой сечи ты не давал воли своей звериной ярости, чтобы не забыть о защите, и прикрыть меня от меча врага. Что на тебя нашло? Или ты выпил слишком много?

Стальной Барс повернулся к вождю клана Стремительной Рыси, и твёрдо посмотрел в его глаза. Тот, явно жалея о своей вспышке гнева, отвёл взгляд в сторону, и мучимый жаждой, отпил из кубка.

– Где твоя мудрость? Где твоя рассудительность?

В мёртвой тишине Рутгер прошёл к своему креслу, сел, и немного подумав, сказал:

– Савгон прав. Харвеллы и заулы – большая сила, а вигам нужны союзники в борьбе против лордов. Если мы призовём на помощь царя россов, то начнётся большая война, и наши горы утонут в крови. Мы развяжем лордам руки, и они призовут сивдов, ярвиров, да кого угодно! Надо обходиться своими силами, и не дать им повод.

– Но харвеллы и заулы не имеют права голоса! – Снова выкрикнул Сардейл, успокоившись, и сев на своё место.

– Значит надо дать им это право!

– Лорды не примут такой закон. – Проговорил Савгон. – Они прекрасно понимают, чего можно ожидать от народа, сравняющегося в правах с вигами, не видящего семь веков этих самых свобод. Это может быть на руку только вигам.

– Для этого ты позвал нас в свой шатёр? Чтобы выторговать для своего народа привилегии? – С усмешкой спросил Сардейл.

– Выбирай слова! – Вождь опять нахмурился. – Я не торгуюсь, а предлагаю. Рутгер даёт права харвеллам и заулам, а я постараюсь, чтобы они его поддержали, когда он станет Владыкой.

– Сейчас я ничего не смогу сделать.

– Конечно. Но в недалёком будущем – сделаешь. Зная Балвера, я уверен, что он подумал и об этом. Ведь так? О чём вы говорили в палатке военного вождя поздно ночью?

– Меня сегодня спросили об этом уже несколько раз! Даже на тризне мне не давали покоя! Это не моя тайна, и я не могу открыть её. Я дал слово, а слово для вига всё равно, что клятва.

– Хорошо. – Савгон кивнул, и неожиданно улыбнулся так, как будто и не было той мимолётной вспышки гнева, а весь вечер он просидел на весёлой пирушке, где рассказывали смешные истории из своей жизни, воины. – Ты – вылитый отец! Такой же гордый, немного спесивый, немного заносчивый, дерзкий, и надёжный, как старый, добрый меч. Таким и оставайся. Помни – вожди кланов любят дерзких, молодых воинов. Они тоже когда-то были такими, и, видя тебя, вспоминают свою бесшабашную юность. – Савгон помолчал, и хрипло, с грустью сказал: – А теперь давайте поднимем кубки за тех, кто сидит у Очага Бессмертного Тэнгри, вспомним, какими они были при жизни, и как пали смертью Великих Героев!

* * *

Глава 24.

Несмотря на бессонную ночь, Рутгер не ощущал усталости. Он был так возбуждён, что ни о каком сне не могло быть и речи. Слишком много мыслей роилось в его голове, и очень многое надо было обдумать. Он чувствовал, что стоит на пороге чего-то важного, великого, и смертельно опасного. Это надвигалось неосязаемо, постепенно, незаметно заполняя собой все закоулки памяти, вытесняя все другие мысли, оставляя только то, что не давало покоя, и заставляло сердце биться так, что казалось, оно вот-вот выломает рёбра груди.

Он злился, и ему казалось, что его ненависть может иссушить весь мир, то вдруг понимал, что не может сердиться ни на Вальхара, ни на Хранителя, а уж тем более на отравленного Балвера. Куда его втянули помимо воли? Почему не спросили, и так долго скрывали то, что он должен был знать с самого начала? Зачем такие меры предосторожности? Или они выжидали, сможет ли он выжить в этой войне? Да, так и есть. Но он не только выжил, а ещё и совершил великий подвиг, после чего его имя наверняка выбьют на Красной Стене Храма Бессмертного Тэнгри.

Рутгер пытался представить, что бы сделал отец на его месте, и не смог. Он даже не помнил его лица! Он помнил только его сильные руки, широкие плечи, затянутые в грубо сплетённую кольчугу, яркие, казалось, пронизывающие насквозь, голубые глаза, и чуть хриплый, насмешливый голос.

Как он пережил тогда известие о его смерти? Ведь это всегда так страшно, когда умирает горячо любимый человек. Кажется, что жизнь остановилась. Хочется выть, крушить, взорвать этот несправедливый мир, а когда биться в истерике уже больше нет сил, понимаешь, что ты всего лишь человек, и так же смертен, и твоя жизнь, всего лишь вспышка молнии в бездне Вселенной. Ты всего лишь песчинка, какую может никто и не заметит, пройдёт мимо, и только с твоей смертью, как-то не увидев уже ставшего привычным, как деталь окружающего мира, лица, вспомнит, что чего-то не хватает. Мир не треснет, и не развалится на тысячу хрупких осколков. В нём не будет всего лишь тебя, твоего лица, твоих мыслей, и твоих дел.

Мать. Что он помнил о ней? Мягкие, нежные руки, заботливо поправляющие одеяло, и то, как он, сквозь веки, борясь из последних сил с подкрадывающимся сном, наблюдал за ней, чтобы сказать что-то доброе, хорошее, и ещё раз увидеть её улыбку. Потом плачь, занавешенные чёрной тканью зеркала, принесённые отцом из какого-то давнего боевого похода, и ощущение беспросветного, вязкого горя, окружающего со всех сторон, и понимание, что не в силах что-либо изменить….

Воевода слышал, как начинает пробуждаться лагерь. Где-то уже затрещали дрова в костре, и потянуло дымком, где-то далеко перекликались караульные, и еле слышно защебетали проснувшиеся птицы. Крыша серой палатки светлела, подсвеченная поднимающимся солнцем, и скоро в щель между пологом входа и матерчатой стенкой проник лазутчик – жизнерадостный, золотой луч небесного светила. Хвала Бессмертному Тэнгри! День обещал быть солнечным и ясным. Что он принесёт? Какие вести? Что измениться в этом мире? В лучшую, или худшую сторону?

Он услышал шелест травы, тяжёлую поступь, и по шагам понял, что к палатке подошёл Сардейл. Ветеран немного постоял, прокашлялся, и заглянул, отодвинув рукой в сторону полог. Они встретились взглядами, и воин, улыбнувшись, вошёл.