Студент - Всеволод Советский

короткий…

— Ну не скажи, — вдруг со значительным видом встрял Витька. — Просто у женщин, у них другое мозговое полушарие более развито… активно…

Алексей вновь отмахнулся, зато в Танино-Ксюшиных глазах Витя еще подрос, и я мысленно похвалил его. Молодец! Тактически действует грамотно.

Люба еще тяпнула портвешка. И нечто иное уловил я в изменившихся лице и взгляде. Она и разрумянилась, и словно отвердела, что-то хищное проступило в броской внешности.

Так. Неужели жди сюрпризов?..

Не успел я об этом подумать, как Люба резко сказала:

— Слушай, Вась! А у тебя же Достоевский вроде есть, ты говорил?

— Конечно, — уверенно ответил я. — «Преступление и наказание». А что?

Вот ведь вовремя подвернулся Федор Михалыч!

— Да так. Вспомнилось. Нужные книги надо всю жизнь читать, а не только в детстве.

— Золотые слова!

Я воскликнул совершенно искренне. Реально, нравились мне в Любе элементы здравомыслия и тяги к знаниям. На фоне ее безбашенности они смотрелись такими островками надежды на будущее. В целом-то славная девушка, спору нет. Талант, черт возьми! Но ведь так может влететь по жизни…

— Дашь почитать? Хочу обновить в памяти, — она зачем-то взмахнула рукой. — В школе-то проходили, но тогда что мы понимали!..

— Не мы, а вы, — подколол Алексей.

— Хоть бы и я, — без обид кивнула Люба, глядя не на него, а на меня.

Движения ее сделались излишними, пьяно-размашистыми. И глаза как-то странно потемнели. Или потускнели. Куда-то исчезло из них прежнее разудалое веселье. Теперь они были серьезны и как будто смотрели вглубь себя.

— Пошли, — вдруг сказала она и встала, сильно толкнув стол, едва не расплескав вино.

Призыв был явно обращен ко мне.

— За книжкой, что ли? — догадался я.

— Да, быстро сходим, да вернемся. А то потом забудется, то да се… Мы через пять минут будем, — уточнила она. — Смотрите, тут без нас все не выпейте!

— Люб, а когда придешь — сыграешь? — робко чирикнула Ксюша.

— Обязательно. Обещаю, — Люба улыбнулась. — Ну, идем, Василий Третий!

— Почему — третий? — вытаращился Витек.

— Царь такой был на Руси в незапамятные времена, — пояснила Люба.

— В незапамятные времена был царь Горох… — пробурчал под нос Алексей и взялся за «фугас».

Его уже неплохо так подразобрало. «Три семерки» свое дело делали знатно. Били по мозгам без промаха.

— Ключ, — сказал я Витьке. Он бросил мне ключ от комнаты, я поймал на лету.

Мы с Любой вышли в коридор, где наповал разило кухней, то есть горелым постным маслом, луком, салом, а нам навстречу топал незнакомый мне парень. В правой руке он держал гигантскую закопченую сковородку, на которой дымилось некое месиво. Длинная ручка алюминиевого монстра была обмотана грязноватым вафельным полотенцем.

— О! — радостно вскричал он. — Любаня, это ты Высоцкого так лихо сбацала⁈ Я мимо шел, слышал!

— Не сбацала, а исполнила. А что, еще кто-то может, кроме меня? — надменно парировала исполнительница.

— Ну да, ну да, это уж я так… Ну ты даешь, конечно. Менестрель! Когда ты нас со сцены-то порадуешь?

— Как только, так сразу, — ответ прозвучал на «отвали». Вообще Люба вдруг сделалась хмурой-не хмурой, но какой-то, шут знает, сумрачно-сосредоточенной.

— Тогда я к тебе сразу на концерт! — заржал кашевар. — Как говорится, твой преданный зритель!..

— Милости просим. В первых рядах, — кратко бросила она. И мне: — Четыреста седьмая, кажется?..

— Та самая.

— Ну, пошли.

Поднялись на четвертый. Здесь было совершенно пусто, тихо, и едва ощутимо веяло дешевым одеколоном.

— Во-он там, — указал я в глубь коридора.

— Знаю, — сказала она. — Постой!

— Встал, — я улыбнулся.

— Это хорошо. Слушай, Василий! Есть разговор. Вернее, дело.

— Слушаю, — я перестал улыбаться.

Люба поблуждала взглядом. Видно было, что ей трудновато перешагнуть какой-то душевный барьер.

— Да. Я… я к таким вещам всегда подхожу прямо. Утилитарно. И ты не исключение…

— К каким вещам? — чуть прищурился я, уже угадав, в какую степь тянет беседа.

— К взаимоотношениям, — с усилием выговорила она. — Инь-ян. Марс-Венера. Понял меня?

— В общих чертах.

— Ну, короче! Есть предложение. Уединиться на ночь. Комнат свободных — море. Ключи Матвеевна мне даст, слова не скажет. Без всяких обязательств! Взрослые люди, сделали друг другу хорошо, и молодцы. Да и для здоровья полезно, не так ли?..

Глава 19

— Разумеется, — произнес я, обдумывая ответ.

Мой прежний опыт уверенно говорил мне, что в таких случаях мужской отказ — тяжкий удар по женскому самолюбию. И меньше всего мне хотелось обижать Любу, хотя комиссарский подход в стиле Ларисы Рейснер покоробил, слов нет. Но милый образ Лены, тепло обхвативших меня рук, прикосновение ее губ!.. Нет, это предать невозможно.

— Ты знаешь, Люба… — заговорил я по-взрослому, с расстановкой, и она вмиг все ухватила.

— Да ты не мнись! Нет, так нет, я не обижусь. Говорю же, это для меня так, тренировка. Чтобы в форме быть!

Говорила она это все с показной удалью, но некая горечь тона, конечно, мимо меня не проскочила.

— Теория «стакана воды»? — я усмехнулся.

— Не так примитивно, — скривилась она. — Хотя здравое зерно тут есть. Чем меньше соплей, тем лучше. Всех этих ахов-вздохов под Луной…

— А вздохи под Солнцем? — сострил я.

— Без разницы, — отсекла она. — Хоть на рассвете, хоть на закате.

Что мне еще безоговорочно нравилось в Любе, так это быстрота мышления. На все у нее находился мгновенный меткий ответ.

Беседуя таким образом, мы достигли двери № 407.

— Если серьезно, — сказал я, вставляя ключ в замок, — то у меня есть девушка. Прошу понять правильно. Я к этому отношусь серьезно. Очень. Не сторонник дешевой романтики, но мое чувство к ней…

— Уважаю! — солидно перебила Люба. — Можно сказать, завидую твоей девушке… А хотя нет! Каждому свое.

— Тебе, значит, твое?

— Точно так. Моя жизнь, я сама себе хозяйка. Ладно! Закрыли тему. Но если что, обращайся. Рассмотрим.

— В письменном виде? — рассмеялся я.

— Не будем разводить бюрократию, — засмеялась и она. — Хватит устного заявления.

Я достал с полки книгу:

— Ты и правда решила