В горах долго светает - Владимир Степанович Возовиков

берегу одинокую фигурку. За нею разгорался багровый закат, суля ветер и ненастье.

VI

Банду Кара-хана самолет революционных войск обнаружил в сотне километров от границы, в долине речки, бегущей на запад. Отряд был замаскирован под кочевое племя, и все могло сойти благополучно для «воинов ислама», не подведи нервы некоторых бородатых ландскнехтов, впервые оказавшихся на афганской земле. Когда истребитель снизился и проходил над конной колонной, ударил автомат, грохнули винтовки, кто-то даже разрядил в небо базуку, не оставив у летчика сомнений в том, что за отряд перед ним. Резко завысив нос, истребитель ушел за хребет, и Кара-хан обрушил проклятия на приспешников. Он потребовал найти того, кто первым открыл огонь без команды, и расстрелять на месте. Кара-хан еще орал на столпившихся басмачей, как вдруг заметил ужас на их поднятых лицах, резко оборотился на седле. Из-за хребта, стремительно вырастая и разевая черную пасть сопла, прямо на них круто соскальзывал тот же самолет. Падая с седла, Кара-хан видел: выбросился огненный язычок истребителя, и в то же мгновение оглушающим железным смерчем смяло все вокруг, плеснуло в лицо песком и едким дымом, обдало кровавыми лохмотьями. Прижатый к земле реактивным громом, он перевернулся на спину. Самолет свечой уходил в безоблачное небо, и Карах-хан вскочил. Среди пыли и дыма неслись лошади, бежали люди. В затихающем самолетном громе прорезались крики раненых, но никто на них не обращал внимания. Те, кто не потерял рассудка, падали за большие камни, искали любую ямку. Упавшая лошадь Кара-хана судорожно рыла ногами песок, обливая его черной кровью. Самолет на вираже заложил полупетлю и снова понесся к земле. Кара-хан упал за убитую лошадь и, кажется, впервые искренне попросил аллаха: пусть земля под ним расступится, примет в себя, защитит и спасет. Град снарядов снова вздыбил дымно-огненную рощу вместе с клочьями человеческих и конских тел, вьюками и ящиками. У летчика, может быть, имелись какие-то личные счеты с душманами, он буквально пробрил долину, поражая их, не только огнем, но и громовым ураганом реактивной струи, рискуя дать просадку или зацепить каменный выступ.

Десятки раненых, убитых, разорванных на куски людей и коней остались на земле, когда истребитель улетел. Кара-хан стал торопливо собирать уцелевших, приказал ловить лошадей, оставшихся без хозяев, для себя отобрал жеребца у первого попавшегося под руку басмача. Назначенный ему в Пешаваре помощник, рослый, горбоносый, с окладистой бородой, выдававший себя за перса и сносно говоривший на пушту и дари, сказал:

— Раненым надо оказать помощь, хотя бы перевязать.

— И потерять весь отряд?! — бешено спросил Кара-хан. — Мы должны немедленно уйти и скрыться в глуши гор. Но ни один раненый не должен попасть в руки врагов ислама. Пусть же их добьют те собаки, что самовольно открыли стрельбу, — это будет им наказание. А пролившие кровь за веру уже заслужили рай.

— Болван! — неожиданно заорал помощник. — Думаешь, я, солдат, жалею кого-нибудь в этом сброде, даже тебя? Если мы начнем стрелять раненых в первом же бою, наше войско разбежится в одну ночь. Всех, кто еще дышит, надо взять с собой — пусть воины видят, что мы не бросаем их, как падаль, на съедение шакалам и стервятникам. По пути будут глухие аулы, там мы от них освободимся.

Первым желанием Кара-хана было вырвать «магнум» из-за пояса. Однако в банде верных людей было немного, ее костяк формировал этот «перс», и он, конечно, не случайно позволил себе наглую выходку в отношении главаря. И ситуация такая, что поддержат скорее его, а не Кара-хана, — каждый думает о собственной шкуре, и каждый понимает, что ее могут продырявить в любую минуту. Что ж, пусть он воюет «по-европейски». У Кара-хана уже есть помощник там, в родных горах; тот, по крайней мере, знает, кто такой Кара-хан, и при случае не всадит пулю в затылок главаря, с которым намертво повязан одной веревочкой.

— Ты прав, — сдержанно согласился Кара-хан. — Я об этом не подумал. Перевязывайте раненых, берите их во вьюки и сразу уходите по нашим следам. Надо проверить дорогу.

Отделив три десятка басмачей, Кара-хан поскакал вперед. На новую встречу с «персом» он больше не рассчитывал. У летчика, вероятно, кончалось горючее, иначе он не отстал бы от банды, даже израсходовав боеприпасы. В том, что он вызвал другие самолеты, Кара-хан не сомневался. А за самолетами придут вертолеты с десантом или батальоны на боевых машинах, если они есть поблизости. Надо уходить как можно дальше, запутать следы, укрыться в скалах. Кара-хан скоро повернул отряд в боковое ущелье с нахоженной тропы; на твердом плитняке, вылизанном ветрами, некованые копыта лошадей не оставляли отпечатков. Потом, укрывшись в теснине под скалами, они видели в небе самолетную карусель, слышали грохот, который продолжался недолго.

Позже Кара-хан узнал, что банда выкинула белый флаг и большей частью была пленена. «Перс» не то застрелился, не то его застрелили свои. Но известия об этом бое попали в газеты, и западная пресса долго расписывала невероятные подробности «уничтожения войсками правительства нескольких сот восставших афганских крестьян», «сожжения напалмом и «катюшами» целого десятка мятежных кишлаков». Кара-хана выставляли выдающимся «муджахедом» — борцом за свободу мусульман, который продолжает борьбу в горах, нанося неотразимые удары по войскам правительства. Хотя ложь была во спасение Кара-хана, он тогда подумал, что ему легче будет оправдаться перед аллахом, чем газетным вралям, беззастенчиво обманывающим миллионы людей.

А тогда, прячась в глухой теснине и слыша, как уничтожается отряд, Кара-хан вдруг понял губительность амбиций пешаварских вождей, стремившихся создать в афганских горах открытый фронт войны с народной властью. Чтобы такой фронт родился, необходимо общее восстание населения, а горцы в большинстве своем идут в отряды душманов только под страхом расправы над ними или их близкими, либо желая заработать на чужой крови — но это уже отребье. Поэтому-то крупные банды, едва начав действовать, обнаруживаются и попадают под уничтожающие удары революционных войск — они на афганской земле инородное тело. Надо немедленно менять тактику: развернуть диверсионную войну против народной власти, действуя мелкими группами. Вот тогда и заработает американский вариант: «За скальпы — чистоганом».

У Кара-хана теперь имелись два своих радиста и мощная портативная станция. С первого ночного привала он передал в Пешавар сведения о столкновении банды с войсками правительства, сообщил, что отряд понес незначительные потери — о судьбе отставших басмачей он тогда лишь догадывался — и продолжает движение в «свой» район. Подробности обещал передать в очередной сеанс связи, поскольку преследующие войска близко, станцию могут засечь