Призраки моей жизни. Тексты о депрессии, хонтологии и утраченном будущем - Марк 1. Фишер

Junior Boys; слушать Junior Boys после грайма и дабстепа – все равно что выйти из раздевалки, где не продохнуть от травяного кумара, и оказаться на горном склоне с полотен Каспара Давида Фридриха. Вдохнуть свежести полной грудью. (Также интересно заметить, что все другие ультрагетеросексуальные постгэридж-коллективы вытравили из своей музыки влияние хауса, тогда как Junior Boys продолжают настойчиво к нему обращаться.)

Но возможно, отказ от ритмической плотности также указывает на масштабы амбиций Junior Boys в поп-музыке: правильнее рассматривать их как пионеров новой эстрадной музыки144, чем как очередных энтузиастов нового попа. В отсутствие поля для экспериментов гораздо логичнее перестать съезжать на обочину и залатать дыры посередине дороги. Песни Junior Boys всегда были ближе к определенному подтипу модернистской эстрадной музыки – Холлу и Оутсу, Prefab Sprout, The Blue Nile, Линдси Бакингему, – чем к любому поджанру рока. Мейнстримная эстрадная музыка не прибегает к дискредитировавшей себя стратегии энтризма, она не «приспособляется, чтобы исподволь разрушить» – совсем наоборот: она помещает чужеродное в самое сердце давно знакомого. Проблема современного попа не в преобладании в нем эстрадной музыки, а в том, что ее отравляет слащавое нытье донельзя аутентичных инди-артистов. Будь этот мир справедлив, то из всей эстрадной музыки не унылый слезливый Джеймс Блант, не KT Tunstall с ее простенькими и серьезными песенками, а именно Junior Boys были бы в 2006 году на слуху у слушателей по всему миру.

На деле же «So This is Goodbye» звучит словно музыка посреди тундры, а не посреди дороги. Такое впечатление, что путешествие Junior Boys по бескрайним североамериканским просторам не ограничилось полуночными трассами из «Last Exit». Будто огни большого города и кафешки в стиле Эдварда Хоппера с первого альбома остались позади и теперь нас уносит дальше, за пределы даже маленьких городков, в безлюдные пустоши канадского Севера. Или, скорее, будто бы эти пустоши проникли в самое нутро пластинки. В «Идее Севера» Гленн Гульд высказывает мысль, что образ ледяных просторов Севера особенно притягателен для воображения канадцев. На «So This is Goodbye» он проступает не столько в непосредственно осязаемом контенте, сколько в пробелах и умолчаниях – тех элементах, что делают песни с альбома такими, какие они есть.

Расщелин и пустот становится все больше по мере проигрывания альбома. Во второй половине альбома (которую я воспринимаю как «вторую сторону»: очень приятно, что «So This is Goodbye» выстроен как классический поп-альбом, а не забитый бонусами CD) движение вперед рассеивается на дорожки электрооблаков. В заглавном треке вальяжные синтезаторы противопоставлены ничем не разрешающейся настойчивости эйсид-хауса145 – итоговый эффект напоминает состояние, когда бежишь вверх по едущему вниз эскалатору, мучительно замершему в переходном моменте. На треках «Like a Child» и «Caught in a Wave» характерный для пластинки тревожный арпеджированный синтезатор опутывают клубы атмосферного опиумного пара.

Весь альбом «So This is Goodbye» завязан на интерпретации «When No One Cares» Синатры – это ключ к пониманию курса, взятого на мейнстримную эстрадную музыку (строки «count souvenirs» и «like a child» служат названиями других треков, будто бы эта песня – пазл, а весь альбом – попытка этот пазл сложить). Песни с «So This is Goodbye» соотносятся с жанром хай-энерджи так же, как песни покойного Синатры соотносились с джазовым биг-бендом: что некогда было танцевальной музыкой для широких масс, превратилось в полую пещеру, в пустое пространство для созерцания и одиноких размышлений. В песне «When No One Cares» у Junior Boys вообще нет битов, «бесконечная ночь» на этом треке освещается лишь всполохами реверберированной электронщины – сродни вспышкам умирающих звезд и пульсации фонарного луча, выхватывающего из пещерной темноты сталактиты.

Junior Boys трансформировали звучащую в оригинальной песне меланхолию одинокой толпы – Фрэнк сидит за барной стойкой, уставившись в свой «Виски сауэр», пока влюбленные парочки беззаботно танцуют позади него (или в его воображении), – в горестный шепот посреди пустоши, в беззвучный плач, обращенный к безразличному черному зеркалу озерной глади в холодную полночь. Эта песня столь же бесконечно пустынна, как «September Song» в исполнении The Young Gods, и столь же белоснежна, как «Aura» Майлза Дэвиса. «When No One Cares» – одна из моих любимых песен Синатры, и я услышал ее, наверное, лет 20 назад, но с версией Junior Boys (на фоне которой кататонический ступор оригинала выглядит даже насыщенным) такое чувство, будто я слышу эти строки впервые.

Альбом Синатры «No One Cares» (который можно было смело озаглавить: «Из пентхауса в Сатис-Хаус146») можно рассматривать как отражение в поп-музыке литературного модернизма – эмоциональный (а не концептуальный) альбом, сборник мнений на определенную тему: отчужденность от гиперсвязанного мира. Стареющий, умудренный жизненным опытом Фрэнк блуждает по маклюэновской пустыне конца 50‐х, Элвис уже здесь, «Битлз» еще на подходе («Никому нет дела» – разве речь идет не о подростковой аудитории, которая нашла новые объекты для обожания?), телефон и телевидение предлагают лишь новые сорта одиночества. Альбом «So This is Goodbye» напоминает глобализированную версию «No One Cares»: образы «гостиничных фойе», «торговых центров, где нам больше не бывать» и «домов на продажу» рисуют мир в состоянии постоянного непостоянства (или лучше сказать «шаткости»?). Песни в большинстве своем сосредоточены на теме прощаний и перемен, зациклены на событиях, происходящих в первый или в последний раз. «So This is Goodbye» («Пора прощаться») не случайно стал заглавным треком.

Меланхолия Синатры – это меланхолия (старых) массмедиатехнологий: фонограф и микрофон придавали «экстимность» его пластинкам, которые выражали характерную для космополитизма и урбанизма грусть. «Я облетел самолетом весь мир, / создал новейший мозг IBM, / но с недавних пор я не на шутку подавлен»,147 – поет Синатра в песне «I Can’t Get Started» с альбома «No One Cares». Сегодня авиаперелеты уже не привилегия богатых, а ошеломляющая обыденность для перманентно неприкаянной глобальной рабочей силы. Каждый город превратился в «туристический город», упомянутый в финальном треке «FM» с «So This is Goodbye», ведь в наше время все люди – туристы, даже у себя дома: потому что они постоянно в разъездах, но также потому, что весь мир доступен им в один клик благодаря интернету. Если лучшие альбомы Синатры, подобно полотнам Хоппера, были о том, как городская среда порождает новые формы изоляции (но также: что подобное творческое воплощение личных переживаний есть единственный способ достичь эмоционального единения в разрозненном мире), то «So This is Goodbye» – это реакция на общее место в дискурсе о киберпространстве, что через интернет даже самые удаленные районы можно связать со всем миром (но также: что такое сообщество часто есть просто сборище одиноких душ). Отсюда возникает впечатление, что если «When No One Cares» Синатры была безответным зовом из самого сердца бессердечного Нью-Йорка, то версия Junior Boys – это звонок по цифровым каналам связи откуда-то из окрестностей озера Онтарио. (Термин «киберпространство» придумал канадец – точно ли это совпадение?)

Альбом «So this is Goodbye» полон тоски путешествий. Он выражает то, что можно назвать «номадалгия» (англ. nomadalgia). Номадалгия, тоска из‐за путешествий, дополняет ностальгию, тоску по дому, а не противоречит ей. (Какая же связь между номадалгией и хонтологией?) В последнем треке, «FM», как нельзя более уместно упоминаются одновременно «возвращение домой» и радио (не единственная отсылка к этому призрачному средству информации на альбоме), ибо интернет-радио, где местные станции доступны из любой точки земного шара, – это, пожалуй, лучший из возможных объективный коррелят для нашего текущего состояния. Состояния, в котором, как метко сформулировал Жижек, «глобальная гармония и солипсизм странным образом совмещены. Ведь разве наше погружение в киберпространство