Андрогин - Владимир Ешкилев

«Сейчас эти гребаные наркоманки меня зарежут», – догадался Вигилярный-младший и впал в ступор. Ему стало безразлично. С того проклятого похмельного утра, когда он сбежал через канализацию из дома профессора, Павел Петрович подсознательно чувствовал, что рано или поздно, но убийцы Гречика его разыщут. Правда, он не ожидал, что это произойдет так быстро.

Уже несколько недель в нем ширилась и разветвлялась невидимая трещина, отделяющая его мироощущение от того обычного и относительно безопасного пространства, в котором младший сын капитана прожил всю свою сознательную жизнь. А теперь вселенские координаты сдвинулись окончательно. Суровая правда жизни с языческой свистопляской ворвалась в его уютный мирок, трещина превратилась в пропасть, куда рухнула его воля к сопротивлению.

«Сестры» помогли ему встать и удержать равновесие, а жрица с кинжалом одним молниеносным движением разрезала капроновые веревки на руках. Боль в запястьях частично возвратила его в реальность.

– Мочите уже быстрее, хватит измываться, – попросил он своих мучительниц сквозь боль и равнодушие.

– Дайте ему омей, – услышал он за спиной мужской голос. – И освободите ноги.

«Здесь эти суки не одни!» – Вигилярный оглянулся, ища источник голоса. Но никого не увидел. От резкого движения он почувствовал головокружение. Руки женщин, его державших, стали более жестокими, твердые пальцы глубже вонзились в тело Павла Петровича. Он не стал сопротивляться, подсознательно смирившись с безнадежностью своего положения. В этот миг он встретился с глазами одной из державших его «сестер». В них не было ни кровожадного предвкушения, ни сострадания. Эти глаза напомнили ему рыбьи и прибавили чувству безысходности некую чеканную определенность. Но в то же время где-то рядом с отчаянием запыхтел-заработал вулканчик протеста. Маленький, но живой.

«Лучше умереть, не теряя достоинства, – забулькал вулканчик, – чем стать игрушечной жертвой на этом клоунском ритуале!»

– Пей! – услышал он голос Лилии и ощутил, что веревки больше не ограничивают движений ног.

Словно завороженный ледяным взглядом жрицы, Вигилярный не заметил, как нагая спортсменка оказалась перед ним и поднесла к его губам флакон с ароматной жидкостью.

– Пей, это омей, напиток Силы. Тебе понадобится Сила.

– А не легче просто убить?

– Ты прикоснулся к запрещенным вещам, пытался достичь закрытого для профанов и теперь должен пройти испытания. Пройдешь – будешь жить, не пройдешь – умрешь.

– Чего «закрытого»? – услышав слова «будешь жить», Вигилярный словно проснулся.

– Пей!

– Не буду. Оно воняет.

– Тебе надоело жить?

– Меня же стошнит, – сказал он, хотя еще за минуту до этого планировал гордо заявить ведьмам, что готов принять смерть. Протестный вулканчик в голове капитанского сына обиженно фыркнул и заснул.

– Пей! – Лилия провела по его губам теплым краем флакона.

Вигилярный приоткрыл рот и позволил спортсменке влить в себя полглотка омей. На вкус «напиток Силы» напоминал горячий грибной бульон, смешанный с подсолнечным маслом и еще чем-то жгучим. Павел Петрович уже решительнее проглотил жидкость, которая сразу окутала горло приятным теплом. Как только он жадными глотками опорожнил флакон, «сестры» отошли и остановились в двух шагах от него.

– Сними одежду, – приказала Лилия.

– Что?

– Сними с себя всю одежду.

– Я…

– Иначе ее разрежут на тебе, – спортсменка кивнула в сторону жрицы с кинжалом.

Вигилярный выругался и принялся стягивать с себя куртку. За несколько минут он оказался совершенно голым. То ли в августовской ночи потеплело, то ли подействовал жгучий напиток, но холода он не ощутил.

Кто-то прикоснулся к его спине. Он не решился оглянуться (пусть делают что хотят!), а затем ощутил, как чьи-то руки размазывают по его коже теплое масло. Он вспомнил рассказ старшего брата о молодых ведьмах, которых под этой скалой намазывали волчьей кровью. В том рассказе Александра Петровича возникало слово «испытание».

«Это меня будут испытывать, как тех ведьм? Выходит, Саша меня о чем-то предупреждал? Он знал о чем-то? О чем? Может, он вступил в заговор с этими ведьмами?» – промчалась быстрая дикая стая вопросительных мыслей. Он на миг закрыл глаза, решился и спросил Лилию:

– Вы заставите меня голого бежать к озеру?

– Не все сказки лгут, – подтвердила та. – Людям тяжело испытывать людей. Люди могут ошибиться, поддаться чувствам, но духи не ошибаются. Духи озера древние и капризные. Если они позволят тебе выжить, значит, все не зря.

– Что? Что не зря? – он судорожно дернулся, ощутив, как чья-то рука скользнула по его ягодицам и прикоснулась к гениталиям. Эта рука нанесла на его кожу какую-то жирную и теплую мазь.

– Выживешь – узнаешь, – услышал он за спиной. Теперь это был голос Лидии.

«Значит, это она натирает мой зад», – догадался Вигилярный.

– Куда вы Сашу дели? – спросил он.

– Молчи, – отрезала Лилия. – Мы все в воле богов. Все до единого.

– Ты должен молчать, иначе все может пойти неправильно, – поддержала ее Лидия. – Тогда тебе не спастись… Сестра, помоги мне.

Лилия присоединилась к процессу. Вигилярный наконец-то увидел, какое именно вещество втирают в его кожу. Ведьмовская мазь менее всего походила на волчью кровь. Она была полупрозрачной, цвета желтка и едва ощутимо пахла дегтем. Женщины горстями черпали мазь из деревянной миски и размазывали круговыми движениями посолонь – слева направо.

Вдруг Лилия остановилась и словно к чему-то прислушалась.

Ни один новый звук не усложнил ночную тишину. Трещал костер, ночные существа грызли, скреблись и щелкали в сосновом лесу.

А потом где-то далеко, очень-очень далеко, завыл пес.

Теперь «сестры» все до единой оборотились в ту сторону, откуда донесся собачий вой. Их лица ни на йоту не изменили своего отчужденного выражения, но в движениях наметилось свежее напряжение. Державшая кинжал машинально сменила захват оружия, покрепче обхватив рукоятку и положив большой палец в углубление гарды.

Что-то произошло, понял Павел Петрович.

– Начинаем, – приказал мужской голос.

Вигилярный снова попытался рассмотреть невидимого мужчину. И вновь потерпел фиаско. Зато под скалой возобновилось коллективное движение. Четыре женские фигуры окружили притухший костер. В него положили свежие ветки, огонь вспыхнул вдвойне, разбрасывая по сторонам красивые искры.

– На повреждение келет, – произнес мужской голос то ли начальную фразу ритуала, то ли его название. Теперь капитанскому сыну показалось, что голос доносится откуда-то издалека, откуда-то из-за темных скальных масс, окружающих каменную площадку Ведьминого лаза.

– Зажигают они огонь и смотрят на Восток, туда, откуда приходит Свет, – пропел звонкий и юный девичий голос; затем он же продолжил:

Они, восемь дочерей Берлада и Славуни,Они, восемь светлых лучей звезды,Они, восемь смелых сестер Ворона:Первая из них – Ламия Галица с острым умом,Вторая – Ламия Сана с твердыми руками,Третья – Ламия Линна с могущественным голосом,Четвертая – Ламия Ярина с неутомимым лоном,Пятая – Ламия Турица с быстрыми глазами,Шестая – Ламия Эрця с ее красной бодливой коровой,Седьмая – Ламия Хольва с ее волшебным котлом омей иВосьмая – Ламия Навна с благословенным знанием Баа.Выходят они все вместе против демонов келет,Выходят они все вместе против духов страха,Духов небесных болот, духов предрассветных.Выходят они на рассвете и идут они дружно,Идут-шагают, вознося гимн Аведе,И гимн Аше-истине и славень Саошианту.Славень громкий, славень светлый, призывающий утро,Так что демонам келет сил не хватаетИ времени не хватает до восхода Солнца.

Скит на скалах Ополья, в Рогатинском старостве, в ночь на 8 ноября 1752 года

Скупой свет масляной лампадки освещал иконы старинного подольского письма. Келья иеромонаха – крохотная землянка, согретая потрескавшейся печкой, – обрела от этого света вид места особенного, освобожденного от страдных законов мира. Здесь царил дух строгий и взыскующий. Беседа Сковороды с Авксентием по всем правилам должна была превратиться в исповедь Григория. Однако не превратилась. Позднее он и сам не мог себе объяснить, почему не рассказал иеромонаху о Констанце и оргии в Триесте. Как бы там ни было, а все, что касалось масонов, эмблем, амурных бестий и венерических испытаний, Григорий в повествовании о своих европейских скитаниях опустил. В то же время он не утаил практически ничего из шпионских приключений, детально описав и венские дела, и ексодус[129] православных сербов из владений Габсбургов, и сопротивление австрийской императрицы сему народному движению. Не утаил он от старца своего увлечения картами Таро, поведал ему и о фиаско своем на экзорцизме, и о заклятии убийственной молнии, преследующем его с младых ногтей.