ИМАГО (Phasis imago) - Владимир Николаевич Васильев

ни секунды.

*** *** ***

Кормить пленников никто не собирался, а вот попить однажды принесли.

Одну долбленку на двоих. То ли с водой, разбавленной каким-то соком, то ли наоборот, с соком, куда влили воды. Разбираться не стали, по очереди напились, да и все. И почти сразу обоих сморил сон.

А проснулся Артем в одиночестве. И, кажется, в другой полости, но точно такой же — совершенно пустой и со шкурой на входе.

Сколько он проспал — Артему было неизвестно. И голова была какая-то подозрительно тяжелая.

«Черт возьми, в питье наверняка подмешали какой-то дурман, — запоздало понял он. — Опоили и разделили, гады!»

Вдвоем было бы легче, но тюремщики тоже сознавали это в полной мере, нет сомнений.

Вдобавок к раскалывающейся голове Артем отлежал бок, что было странно: спать на шкурах ненамного мягче, чем на полу закрепленной полости.

«Наверное, я так надежно отключился, что даже не шевелился во сне», — подумал Артем.

Скорее всего он был прав, поскольку проснулся на том же боку и в той же позе, в какой отключился.

О том зачем их разделили и что сейчас с Таном подумать ему не дали: у входа зашуршало, потом шкуру откинули и в полость заглянула косматая рожа хранителя, видимая исключительно как силуэт, без подробностей.

Артем зажмурился. После мрака закрытого жилища даже кровоточащий свет нескончаемого зимнего дня казался ослепительно ярким.

Рожа исчезла из пятна света.

— Очухался! — крикнул хранитель кому-то.

— Выводи! — донеслось в ответ.

Руки Артему опять связали.

Пошатываясь и щурясь, он вышел из полости на свет. Его действительно переместили: полость была не та, где их с Таном сморило.

Невдалеке, у края главной полости, где ее купол сходил на нет и сравнивался по высоте с уровнем леса, толпились фигуры в черных плащах. А еще среди них угадывалось что-то белое.

Артема вели именно туда.

Лишь подойдя ближе он рассмотрел, что среди фигур в черном стоит то ли трон, то ли кресло, а в нем восседает седобородый старик, закутанный в белоснежную накидку.

Именно в этот момент Артем вспомнил историю о ло Виме, рассказанную когда-то отшельником Леонидом.

Вспомнил и похолодел.

Он сбился с шага, но крепкие руки сразу же подхватили его под локти.

Сопротивляться не было никакой возможности: хватка железная, да и помощников если что рядом предостаточно.

Через минуту Артем стоял на коленях перед старцем. Помимо локтей его держали еще и за волосы, так что и сам не шевельнешься, и головы не повернешь без позволения. Остальные хранители в черных с бордовым подбоем плащах замкнули кольцо, в центре которого находился старик в белом и Артем перед ним.

Совершенно не к месту Артем подумал: а откуда хранители берут ткань для подбоя? Неужели плащи сохранились еще со времен крушения «Одессы»?

— Почему он еще в одежде? — ворчливо осведомился старик.

Артема мигом подняли с колен. Расшнуровали и стянули ботинки, а затем вынули из комбинезона — как-то слишком уж ловко для аборигенов Поднебесья, по идее плохо знакомых с одеяниями землян. Застиранные до потери цвета футболку и трусы просто срезали, словно хирурги с раненого. Один из хранителей поднес чашу с тем же питьем, от которого они с Таном в прошлый раз заснули. Артем хотел отхлебнуть, но не глотать сразу, а потом как-нибудь втихую выплюнуть, но хитрость его, разумеется, не прошла: отняв чашу, второй рукой хранитель саданул под дых, а другой, стоящий сзади, схватил за волосы и силой запрокинул голову. Артем поневоле сглотнул и мучительно закашлялся, но ему не позволили согнуться, так и держали стоймя.

Уже через минуту в голове начало мутиться и что-то произошло со зрением — предметы стали менее резкими, да и вообще перед глазами сильно плыло. Артем ожидал, что как и в сказке отшельника Леонида хранители запоют, однако те не собирались размениваться на всякую ритуальную чушь. Очередной черный плащ с кривым клинком в руке рассек Артему кожу на груди, а второй принялся собирать полившуюся кровь в ту самую чашу, из которой Артема только что поили.

Еще один хранитель вскрывал главную полость Листа, деловито и без спешки орудуя мечом.

«Меня же убьют! — подумал Артем в панике. — Убьют и сбросят в полость!»

Он попытался вывернуться из крепких рук, но получилось всего лишь слегка дернуться. На хранителей его попытки освободиться не произвели вообще никакого впечатления, они продолжали крепко держать пленника, не выказывая раздражения или гнева.

Артема начало мутить. То ли от дурмана в питье, то ли от потери крови, то ли от страха, а вернее всего — от всего разом. Старик, сидящий метрах в трех от него, вдруг подался вперед; каким-то образом правый рукав его задрался, обнажив широкий браслет, в центре которого сиял крупный, с голубиное яйцо, драгоценный камень.

Впрочем, исходящий от камня свет, скорее всего, Артему лишь чудился.

Капитанский кристалл не способен светиться, да и незачем ему подобное свойство — это просто рабочий накопитель массы полезных данных.

Навигационных программ, кодов доступа, досье на команду и тому подобных сведений, без которых капитан не капитан, а корабль не корабль.

— Если ты действительно тот, за кого я тебя принял, чужак, — глухо заговорил старик в белом, — тогда до встречи. Если я ошибся — тогда прощай.

Старик перевел взгляд куда-то выше головы Артема и сдержанно кивнул.

Боли Артем не почувствовал. Просто мир вдруг дернулся, накренился, а потом их не стало. И мира не стало, и Артема не стало.

Один из хранителей подобрал отсеченную голову, подошел ко вскрытой полости и швырнул ее в узкую, истекающую соком рубленую щель. Туда же с некоторым трудом пропихнули и обезглавленное тело. Щель обильно полили из бурдюка, откуда еще совсем недавно наливали дурман для жертвы.

— Звени, Высота! — нестройным хором произнесли хранители и на том церемония, если это была церемония, а не просто казнь, завершилась.

Старик в белом встал и направился прочь от главной полости. Двое хранителей тотчас подхватили резное деревянное кресло, на вид древнее-предревнее. Остальные потянулись следом.

Одежда и ботинки Артема остались валяться на траве.

Проходя мимо них старик в белом на миг задержался, с некоторым сожалением повертел в руках складной швейцарский нож, уронил его в ботинок, вздохнул и пошел дальше.

Еще часа через два все до единого хранители покинули Лист. Щель в оболочке главной полости к этому времени уже затянулась, хотя остекленевшему шраму на ее поверхности, наверняка, суждено было остаться надолго.

Лист, покорный ветру, медленно дрейфовал на юго-запад. Соседний, старый, но еще полный жизни и сил некоторое время