Сломанные крылья рейха - Александр Александрович Тамоников

до документов и выяснить, что с Гердой Кранц.

Их остановили на проходной, к ним направились ефрейтор и автоматчик проверять документы. Сосновский вышел из машины как будто расправить затекшую спину. Когда ефрейтор подошел вплотную, Михаил сунул руку в карман армейских бриджей, вытащил пистолет и выстрелил в немца. Тот рухнул на землю, не издав ни звука, автоматчик не успел среагировать, настолько для него это было неожиданно. Вторым точным выстрелом Михаил застрелил и его, а потом и офицера, который выскочил из дверей домика охраны.

Душан тоже вышел из машины и дал длинную очередь по выбегавшим на шум немцам, подскочил к окну домика охраны и швырнул туда гранату. Легковая машина с переодетыми офицерами протаранила забор и понеслась по двору, расстреливая всех, кто попадался под руку. А из грузовиков уже выскакивали и бежали на помощь подпольщики.

Немцы, не ожидавшие нападения с тыла, немного растерялись, стали прятаться за лавками, за деревьями, за деревянными столбами освещения. Они пытались укрыться и занять оборону. И тут же несли существенные потери.

Как и планировалось, бойцы Душана взяли под контроль двор и активно начали штурмовать заводоуправление. Ян и Ласточка со своими группами рассыпались по парку и перебежками, методично уничтожая врага, стали продвигаться к складам. Проводив взглядом Шелестова, Сосновский бросился к ближайшему окну. Несколько подпольщиков, бросив внутрь одну за другой две гранаты, запрыгнули следом и теперь там, в дыму, шла отчаянная перестрелка.

«Лифт, где-то здесь «директорский» лифт», –  думал Сосновский, пригибаясь в едком дыму.

Пули свистели в воздухе что-то уж слишком густо. Он перекатился к стене и прижал к плечу приклад автомата. Рядом лежал человек, в сизом пороховом дыму Михаил рассмотрел кожаную куртку и белую повязку на руке. Он подполз ближе и приложил к шее лежащего руку. Пульса не было. Парень смотрел в потолок стеклянными глазами и как будто улыбался. Так и умер на кураже атаки. Эх, ребятки, это ведь война, а не игра в «казаки-разбойники».

Сквозь звуки автоматных очередей и одиночных выстрелов Сосновский вдруг услышал стук за спиной. Оглянувшись, заметил коридор. Три обычные двери. «А ведь ребята не успели их проверить. А если там немцы, если там лифтовая комната с дежурным постом? Значит, мне туда!»

Сосновский поднялся на корточки, потом метнулся к первой двери. Удар ногой, быстрый взгляд внутрь и сразу спрятаться. Выстрелов не последовало. Обычная жилая комната с кроватью, тумбочкой, зеркалом и большим шкафом у входа. Заводская гостиница? Внутри никого, но там есть еще одна дверь и решетка на окне. Решетка выходит в парк внутреннего двора рядом с заводоуправлением. Придется проверить все, чтобы не выстрелили в спину.

Михаил подошел к шкафу, рывком открыл дверь платяного отделения и мгновенно отскочил в сторону. В шкафу никого не было. Теперь дело за ванной комнатой. Наверняка эта дверь ведет туда. Там тоже никого.

За окном продолжался бой, пробежали двое подпольщиков, стреляя на ходу. Следом мелькнула фигура немецкого солдата. Тот на бегу выгнулся и рухнул на землю, автомат отлетел в сторону. Осторожно подойдя к двери, Михаил высунул голову в коридор.

Теперь следующая комната.

Снова рывок двери и… На полу под окном сидела женщина в юбке и белой блузке. Она закрывала голову ладонями и с испугом смотрела на вошедшего.

Герда!

Сосновский оперся плечом о косяк двери и устало улыбнулся.

– Ну, вот я тебя и нашел, –  он подошел ближе, присел рядом с Гердой и, притянув к себе, прижал ее голову к своей груди. –  Я боялся, что кто-то из наших в запале разглядит только твою полувоенную форму.

– Поэтому я и сижу на своем форменном кителе, –  сказала Герда. –  Я вывернула его подкладкой наружу. Что происходит? Рассказывай!

– Я думал, это ты мне расскажешь, что у вас тут творится, –  ответил Сосновский, приподнявшись над подоконником и выглядывая в окно. –  Мы подъехали, чтобы напасть на охрану завода и забрать документацию. А тут что-то уже началось, даже оцепление у корпусов выставлено. Получается, что мы немцев застали за их собственным мероприятием.

– В подземных цехах подняли восстание. Я думаю, это военнопленные. Там идет бой. Больше я ничего не знаю.

– Ах, черт! Они же там безоружные! Надо спешить, поднажать здесь, чтобы пробиться вниз. Ты не видела, подкрепление прибыло на завод?

– Нет, не видела.

– Сиди здесь, запрись, забаррикадируйся! Не высовывай носа! Когда все закончится, я приду за тобой!

Сосновский вскочил на ноги и бросился к двери. Герда его окликнула:

– Подожди!

Сосновский остановился и оглянулся. На него с мольбой смотрели глаза красивой русской женщины. Куда только делась немецкая холодность, это ледяное надменное выражение. Растрепанные волосы, стиснутые в кулачки руки. Он стоял и смотрел на нее, а потом тихо сказал:

– Меня Миша зовут. Михаил.

– А меня Катя, –  ответила Герда. –  Удачи тебе, Миша.

– Я тебя найду!

А на территории завода бой не угасал ни на минуту. Бойцы группы Ласточки напоролись на пулеметное гнездо у самого склада, в котором располагался грузовой лифт. Четверо погибли на месте, срезанные длинной очередью. Семнадцатилетний парнишка, совсем еще мальчик, который с самого начала боя шел рядом с Ласточкой, откатился с дорожки к кустарнику. Его глаза расширились от ужаса, когда он увидел окровавленную ногу Ласточки. Пуля угодила ей в бедро, нижняя часть юбки и чулок мгновенно окрасились красным.

– Я помогу тебе, надо перевязать! –  закричал он, стараясь перекрыть звуки боя.

– Нет! –  Ласточка оттолкнула его, закусив от боли губу. –  Пулемет, его надо заткнуть. Мы погибнем, пока лежим здесь. Иди!

Слабеющей рукой она вытащила из-за ремня, перепоясывающего куртку, гранату. Паренек взял ее двумя руками, пачкая пальцы в крови своего командира. В его глазах не было страха, просто боль и ненависть к врагу. Их осталось совсем мало, а еще предстояло захватить лифт.

Он отполз за кустарник, не думая о том, что и как сейчас сделает. Он видел в глазах командира мольбу и приказ одновременно. Он не хотел подвести несгибаемую Ласточку, которая всегда была для него примером.

Он пополз вперед, подбираясь к позиции немецкого пулеметчика. Он не видел, как женщина, сдерживая стон, задрала подол юбки и рывком оторвала край сорочки. Перебинтовав ногу выше раны, она подобрала небольшую палку, просунула под повязку и перекрутила, останавливая кровотечение. Потом взяла автомат и, бледная, с растрепанными волосами, стала ждать. «Мальчик сумеет, он всегда все делал правильно. Он спортсмен, у него получится, он докинет. Лишь бы попал».

И он попал. Граната взлетела над перевернутой вагонеткой и мешками с песком, ударилась о металлический край вагонетки, но не отлетела в сторону,