Рандеву с «Варягом». Петербургский рубеж. Мир царя Михаила (сборник) - Александр Михайловский

– Михаил Игнатьевич, – ответил майор Османов, прищурившись, – могут эти злыдни, конечно, и в чистом поле пути подорвать, но это маловероятно. Нет у них специалистов в этом деле, да и заметив место подрыва, машинист сможет остановиться и дать задний ход. А вот на разъезде они могут просто перевести стрелки и направить нас в тупик. То, что вагоны блиндированы, им, скорее всего, неизвестно, но даже броневагоны можно забросать фитильными бомбочками. Ведь так, поручик?

Бесоев молча кивнул, а потом ткнул пальцем в точку на дороге, ровно на полпути между Киньчжоу и Мукденом:

– Я бы, к примеру, устроил засаду где-то здесь. Именно сюда проще всего стянуть отряды со всей дороги, и, кроме того, этот участок мы будем проезжать уже в темноте. Следовательно, шансы на успех у хунхузов будут гораздо выше. Им же еще придется уничтожить охранный пост, а так просто казаки не сдадутся.

– Согласен с вами, поручик, только с одной небольшой поправкой. В том месте, которое вы указали как наиболее подходящее для засады, сейчас находится выдвигаемый к реке Ялу корпус генерал-лейтенанта Штакельберга. Хунхузы все же разбойники, а не самоубийцы. А вот между этим местом и Мукденом – вполне возможно. – Этими словами ротмистр завершил наш военный совет. – Исходя из всех высказанных соображений, в ночное время караулы необходимо удвоить, на паровоз тоже поставить двоих матросов для наблюдения по обе стороны путей. Если они увидят что-либо подозрительное – два коротких гудка. Итак, господа, – за дело.

14 (1) февраля 1904 года, вечер. Станция Танхой

Министр путей сообщения Российской империи князь Михаил Иванович Хилков

Такой холодной зимы в Забайкалье не было давно. Но это было лишь нам на пользу. Лед на Байкале достигал толщины до полутора аршин. Так что через озеро можно было сделать и гужевую переправу, и даже железнодорожную. Зная наше вечное российское разгильдяйство, еще выезжая из Петербурга в Иркутск, я направил по телеграфу распоряжение местному железнодорожному начальству подвозить к месту намечаемой переправы рельсы, шпалы, костыли и прочие материалы для строительства временной железной дороги.

Первой открыли гужевую переправу. Произошло это 12 января по григорианскому календарю, или 31 декабря по нашему счету. В первую очередь по льду пустили воинские части – уже тогда в воздухе пахло войной и нашим войскам в Маньчжурии нужны были подкрепления. Воинские части двигались по ледовой трассе обычно в пешем строю. Лишь в сильные холода или во время метели для перевозки солдат использовали сани. Шли солдатики налегке – снаряжение и вещи везли лошади на санях. Еще несколько саней сопровождали воинскую колонну. Они предназначались для уставших или заболевших. Лошадей должно было хватить на всё – управление железной дороги наняло больше трех тысяч голов.

Прибытие эшелонов было спланировано таким образом, чтобы войска пересекали озеро в светлое время суток, а к вечеру, выйдя на берег, садились в поезда Забайкальской железной дороги. Эшелоны войск делали в один день переход по льду в 44 версты. На каждые четыре человека наряжались одни сани для перевозки солдатских вещей. Обычно через Байкал в сутки по гужевому пути переправлялось не более четырех эшелонов.

С учетом холодов для организации переправы были приняты особые меры. Вдоль пути, через каждые шесть верст были построены теплые бараки. На половине пути устроили станцию с говорящим за себя названием «Середина», где были буфеты с горячей пищей – отдельно для пассажиров первого и второго классов и особо для третьего. На этой станции пассажиры, как едущие за Байкал, так и обратно, останавливались около часу – для отдыха лошадей.

В ночное время путь освещался фонарями, расположенными на верстовых столбах. На конечных станциях трассы на Байкале и Танхое было электрическое освещение. А на станции «Середина» горели керосиново-калильные фонари. На случай частых в здешних местах буранов около всех бараков были установлены колокола, чтобы своим звоном указывать направление тем, кто заблудится в снежной круговерти. Кроме того, вдоль всего пути на шестах была подвешена телефонная линия, и аппараты находились на всех станциях и во всех бараках, чтобы можно было сообщить по линии о происшествиях, трещинах или подвижках льда. Для наблюдения за состоянием дороги по озеру были организованы особые рабочие артели, которые расчищали путь и в тех местах, где появились трещины, немедленно наводили через них небольшие мостики, ставили фонари и сигналы, а если было нужно – и сторожевые посты.

Я понимал, что, несмотря на все предпринятые нами меры, обязательно будут обмороженные и простудившиеся. На средства дороги было закуплено большое количество тулупов и валенок – их в здешних местах называют катанками. Все это выдавалось пассажирам при начале их поездки по озеру. В конце пути они были обязаны вернуть взятые теплые вещи служителям дороги.

Русские люди всегда готовы помочь тем, кто попадает в трудное положение. В Иркутске был объявлен сбор полушубков, валенок и зимних шапок для нижних чинов российской армии. Для солдатиков иркутяне собрали 677 пар валенок, 716 шапок и 742 полушубка. Все это было отправлено на станцию Байкал.

Много было случаев доброты и милосердия, но немало было и нашего российского бардака. Особенно трудно было наладить работу ледовой железной дороги. Правда, здесь многое зависело от состояния льда на озере.

Наладив работу гужевого пути, я отправился в Маньчжурию, чтобы проверить работу КВЖД. По дороге я еще раз продумал план строительства железнодорожной переправы через Байкал. Я прикинул, что вагоны по льду можно будет перекатывать упряжкой из четырех коней. А если они будут не особенно загруженными, должно хватить и пары лошадей. Вот только что делать с паровозами? Скорее всего, лед их не выдержит. Все-таки 45 тонн – это много. Придется оставлять паровозы на конечных станциях ледовой железной дороги. Жаль, очень жаль…

Еще в Иркутске до меня дошли слухи о нашей блестящей победе над японским флотом на Дальнем Востоке. Правда, из сообщения газет было трудно что-либо понять. Ясно было лишь одно – при Чемульпо и Порт-Артуре наши моряки наголову разбили адмирала Того и частью истребили, частью пленили высадившиеся в Корее японские войска. Скажу прямо, не ожидал я такого от нашего флота! Но если все обстоит именно так, как написано в газетах, то честь и хвала нашим флотоводцам и морякам.

В Харбине местное воинское начальство сообщило мне новые подробности произошедшего морского сражения. По их рассказам выходило, что основную роль в нем сыграли не наши крейсера и броненосцы, базировавшиеся во Владивостоке и Порт-Артуре, а невесть откуда взявшаяся эскадра кораблей под Андреевским флагом, которые играючи перетопили почти весь японский флот. Загадка-с! Газеты писали о скоростных крейсерах с дальнобойными пушками, которые налетели внезапно, как всадники Чингисхана, забросали японцев снарядами с большой дистанции, а сами ни разу не подставились под ответный огонь.

К тому же чья-то «гениальная» голова додумалась до того, что эти чудо-корабли были сделаны в САСШ, и мне пришлось отвечать на тысячу идиотских вопросов. Чаще всего меня спрашивали – видел ли я что-либо подобное в бытность моего пребывания в Соединенных Штатах и на каких американских верфях могли быть построены эти корабли! На мои слова о том, что я там в Америке не ездил по верфям, а лопатой бросал в топку уголек и ремонтировал паровозы, во внимание не принимались… Да и было это давненько.

Но в Харбине долго отдыхать мне не дали. 11 февраля по европейскому счету на мое имя с интервалом в несколько часов были получены две весьма странные телеграммы. Первая, пришедшая из столицы, была подписана самим государем императором. В ней он требовал оказать содействие в продвижении до Порт-Артура особого литерного поезда. О пассажирах, ехавших в этом поезде, в телеграмме не было ни слова. Особо указывалась необходимость незамедлительного обеспечения их переправы через Байкал.

По моему разумению, скорее всего, на войну отправился кто-то из великих князей, чтобы своим появлением взбодрить наши войска в Маньчжурии, и без того воодушевленные морскими победами. Ну и великие князья не упустят отщипнуть для себя по паре листочков от лаврового венка победителей. Дескать, и мы пахали!

А вот вторая телеграмма, отправленная из Порт-Артура и подписанная наместником Е.И.В. на Дальнем Востоке Алексеевым, меня, прямо скажем, озадачила. В ней тоже речь шла о литерном поезде, который следовал в Санкт-Петербург. Но, помимо неких «особо важных персон», которых в Порт-Артуре отродясь не водилось, за исключением самого Алексеева, в этой телеграмме говорилось и о каком-то «совершенно секретном грузе», который должен был быть в полной целости и сохранности доставлен в столицу. Ничего более об этом грузе в телеграмме не говорилось. Сообщалось только, что для него на станции Байкал необходимо приготовить двухосные и четырехосные грузовые платформы. Что можно везти на таких платформах – ума не приложу! И как этот груз собираются перевозить через Байкал, уж не на санях ли. В общем, загадка за загадкой…