Ревизор: возвращение в СССР 10 (СИ) - Винтеркей Серж

Сна у обоих не было ни в одном глазу. Нервы взбаламучены. Оба про того мальчишку думаем, и про излишнюю Инину самоотверженность. Решили почитать конспекты на ночь.

Глава 21

Москва

На следующий день мы всем нашим коллективом после пар поехали на завод. У Галии сегодня рабочий день, она попросила её тоже взять на выступление. Договорились, что позвоню ей, сообщу точное место. Но сначала надо было выяснить, где мы будем выступать. Поэтому повел всех в комитет комсомола. К моему удивлению, там уже был Сатчан. Пришёл лично посмотреть, что у нас в первый раз получится.

Представил ему всех участников нашей бригады. Михаил, помощник местного комсорга, собрался уже вести нашу банду в намеченный цех. Но я остановил его, выяснил, куда мы идём и позвонил жене. Сначала я повторял за Михаилом, куда ей надо подойти, потом он не выдержал, забрал у меня трубку и стал сам ей объяснять. В конце концов, она передала трубку Иннокентичу, потому что так и не смогла понять, где нас искать. Ну, будем надеяться, вместе они нас найдут.

Сатчан буднично сунул мне вторую порцию утвержденных материалов для агитбригады. Договорились с ним, что репетировать их начнём уже в следующем году, после каникул, сессия же уже началась.

Мы шли дружной толпой. И тут я вспомнил, что не рассказал Сатчану про проверку типографии. Тихонько потянул его за рукав пальто, чтобы он притормозил, мы немного отстали от всех.

— У нас на следующей неделе рейд намечается на какую-то типографию. — сказал я.

— Что за типография?

— Понятия не имею. Адреса не называли.

— А повод? — поинтересовался Сатчан.

— Охрана труда.

— Ну хорошо, проверяйте, — беспечно ответил он. Видимо, в сферу влияния его группировки ни одна типография не входила.

Вскоре мы пришли в какой-то инструментальный цех. Вдоль цеха стояли разнообразные станки. На каждом установлена персональная лампа, типа простой настольной. А общее освещение, конечно, слабоватое.

У классического аквариума, кабинета начальника цеха, толпилась рабочие. Молодёжь своей компанией. Старожилы отдельно. Насмешила одна дамочка неопределённого возраста в рабочем халате и косынке, которая в растерянности стояла одна между двумя группами, видимо, не могла решить, к какой же ей примкнуть.

Всего человек двадцать. Ну, может оно и к лучшему, сначала обкатаем программу на небольшом коллективе.

Вскоре подошли Галия и старый художник Иннокентич.

Витька вспомнил, что он реквизитор и забегал в поисках стула.

Пока мы снимали верхнюю одежду, поймал несколько сочувственных взглядов со стороны молодёжной компании. Похоже, не один Витька страдает боязнью публичных выступлений. Ну что ж. Смотрите и учитесь, салаги!

Как я понял, никакого помоста не будет. Прямо тут и будем выступать. Витька стул уже притащил откуда-то. Кивнул ему и начал.Громко хлопая в ладоши, привлёк всеобщее внимание.

— Тишина, товарищи! Мы начинаем! — как заправский конферансье произнёс я, жестикулируя рукой в сторону Борщевского. Тот сразу вошёл в роль, зажав под мышкой портфель и состроив унылое лицо замученного буднями человека, коротко рассказал публике, кто такой Михал Михалыч. А дальше все наши успокоились и играли сценки одну за другой, не забывая про паузы, которым учила нас Виктория Францевна, для того, чтобы зрители переварили услышанное и увиденное и отсмеялись.

Народ поначалу реагировал настороженно, но постепенно раскачался. Посыпались шуточки, комментарии по поводу сценок. Только зрители вошли во вкус, стали хохотать и прикалываться, как я завершил выступление словами:

— Сказка ложь, да в ней намёк! Добрым молодцам урок, — и мы все поклонились.

Разочарованное «ну-уууу» послышалось со всех сторон вместо восторженных оваций.

— Ещё! — крикнул кто-то.

Мы показали оставленную для этих целей последнюю сценку, но аплодисментов так и не дождались. Пришлось импровизировать.

— Мы частушки вам пропели, хорошо ли — плохо ли, — прокричал я. — А теперь мы вас попросим, чтобы нам похлопали, — последнюю фразу произнес с нажимом и угрозой в голосе, постукивая себя кулаком по ладони. А потом сразу улыбнулся. Публика всё поняла правильно и под общий хохот мы, наконец, получили свои овации.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Ребята стояли донельзя довольные. Галия повисла у меня на шее. Сатчан и Михаил по очереди пожали руку.

— Молодцы! — похвалил нас Сатчан. — Весело, искрометно, актуально… — говорил он с энтузиазмом, как будто примеряясь к тексту будущих публикаций.

В комитете комсомола завода мы потом немного посидели, минут двадцать, за чашечкой чая, после чего нашу бригаду отпустили. Мы вышли на улицу и только тут почувствовали, как все устали. Все без исключения были опустошенными и выжатыми. Все-таки сказалось волнение и отсутствие опыта подобных выступлений.

— Ничего, ребят. Первый раз всегда страшно, — поспешил подбодрить их я. — Скоро эти концерты станут для нас рутиной.

Мы все вместе пошли к проходной, но тут Галия вспомнила, что её портфель на работе остался. Попрощавшись со всеми и еще раз поздравив с первым удачным опытом, свернули в сторону оформительского цеха.

Приехали домой поздно, уставшие и голодные. А дома шаром покати. Инна целый день дома была, а на кухне ни единой даже картошечки свареной.

При этом у Инны в комнате опять кто-то из соседей завис. А скоро Пётр со службы вернётся. Подумал, что может, ей неудобно выпроводить человека. Надо выручать сестренку. Постучавшись, заглянул в комнату и намеренно строгим голосом сказал:

— Инна, скоро муж придёт. Ты ему ужин готовить собираешься?

Тетушка со второго этажа тут же подскочила, засуетилась.

— Ой, простите! Я вас заболтала! Спасибо еще раз, — сказала она и быстренько ушла.

Довольный собой за то, как удачно провернул операцию «посторонним В», вернулся в кухню, где жена, не сильно мудрствуя, жарила яичницу.Тут же за мной в кухню бешеной фурией влетела сестра.

— Что ты себе позволяешь? — зашипела без предисловий она. — Ко мне люди ходят, а ты!..

— Стоп! — строго оборвал я ее, чтобы привести в чувство. — Инна. Они не к тебе ходят. Ты сейчас не на работе. Они к нам всем ходят. Почувствуй, пожалуйста, разницу!

Сестра яростно посмотрела на меня, дернула головой и ушла к себе в комнату, хлопнув дверью.Не вышла даже, когда Пётр со службы пришёл. Он переоделся и вышел к нам, водя жалом, чтоб поесть. Запах нашей уже съеденной яичницы ещё стоял в кухне, дразня аппетит. Галия посмотрела на Петра сочувственно, встала и пошла жарить ужин и ему.

— Чего она бросается, как кошка дикая? — спросил зять, кивнув на стену, за которой злилась его жена.

— Поди знай, — пожал я плечами. — Соседку из вашей комнаты выставил, когда с работы пришли. Думал, доброе дело для Инки сделал, освободил. А она, оказывается, наслаждалась популярностью, как я понимаю. Это, кстати, объясняет, почему они к нам, как к себе домой шатаются и по два часа тут сидят, болячки свои обсуждают. Она их поощряет, видимо…

Галия поставила перед Петром тарелку и быстренько смоталась. Намек понял. Кто последний встал из-за стола, тот моет посуду. Да мне не трудно.

— Что там у вас с квартирой? — поинтересовался я. — Съехала семья капитанская?

— Угу, — промычал зять с набитым ртом.

— Отлично. Значит, в выходные займемся ремонтом?

— Угу, — согласился он.

Вымыл за собой и женой тарелки, сковороду. Налил себе ещё чаю и пошёл заниматься. Сессия сама себя не сдаст.Галия тоже занималась. Минут пятнадцать почитал и понял, что засыпаю. Заметил, что жена тоже ни разу не перевернула страницу и взгляд подозрительно стеклянный.

— Милая. Пошли-ка спать. День был долгий и сложный, — предложил я.

Галия кивнула и медленно потопала к ванной чистить зубы.

В пятницу после пар поехал с лекцией на часовой завод «Слава». Стандартное знакомство с директором и замом, после чего сразу прошли в актовый зал.

Не зря заранее думал над тем, какие сделать акценты в своей лекции, название которой для простого народа была пугающей «Роль СССР в деколонизации Африки». В моем варианте все зашло на «ура». Народ возненавидел западные корпорации, которые запускают восьмилетних детей в шахты под землей в поисках алмазов, и горячо посочувствовал несчастным африканцам, что живут без электричества и питьевой воды, в то время, как банкиры Уолл-стрита жируют.