Кожаный Чулок. Большой сборник - Фенимор Купер

— Этого.

— Этого? А я никак не мог догадаться: вы говорите на очень чистом языке, совсем не похожем на диалекты тех штатов, где мне приходилось бывать. Так, значит, вы жили больше в городах? Ведь, к сожалению, только там верные сыны епископальной церкви и могут постоянно молиться в своих храмах.

Молодой человек выслушал речь мистера Гранта с улыбкой, но по причинам, возможно связанным с его теперешним положением, ничего ему не ответил.

— Я очень рад познакомиться с вами, мой юный друг.— продолжал священник,— ибо я не сомневаюсь, что ум столь острый, как тот, которым вы, несомненно, обладаете, явится благим примером преимущества наших доктрин и нашей службы. Вы, разумеется, заметили, что мне сегодня вечером пришлось приспосабливаться к заблуждениям моих слушателей. Добрейший мистер Джонс непременно хотел, чтобы я дал сегодня причастие и вообще прочитал всю утреннюю службу, но, к счастью, во время вечерни это необязательно. Так можно было бы отпугнуть моих новых прихожан, но завтра я это сделаю непременно. Вы причащаетесь, мой друг?

— Боюсь, что нет, сэр,— ответил юноша неуверенным голосом и еще больше смутился, когда мисс Грант от неожиданности остановилась и удивленно на него посмотрела.— Я не считаю себя достойным. Я никогда еще не приближался к алтарю и не хочу этого делать, пока сердце мое полно мирскими заботами.

— Разумеется, каждый решает за себя,— заметил мистер Грант,— хотя мне кажется, что человек, никогда не осквернявший слуха ложными доктринами, человек, столько лет бывший верным сыном истинной церкви, мог бы ничего не опасаться. Однако в одном вы правы, сэр: таинство причастия надлежит принимать с чистым сердцем, дабы не обратить его в пустую форму. Я же заметил сегодня вечером, что вы питаете к судье Темплу неприязнь, близкую к одной из самых дурных страстей человеческих — к ненависти... Ручей мы перейдем по льду, который достаточно крепок и не провалится под нами. Осторожнее, не поскользнись, дитя мое.— С этими словами мистер Грант свернул с тропы, спустился в небольшой овражек и перешел один из ручьев, впадавших в озеро.

Обернувшись, чтобы посмотреть на дочь, он увидел, что молодой охотник уже приблизился к ней и помогает ей перебраться на другой берег.

Когда переправа благополучно закончилась, священник, взбираясь по крутому откосу, продолжал свою речь:

— Дурно, любезный сэр, очень дурно поддаваться таким чувствам при любых обстоятельствах, а особенно, когда обида нанесена без злого умысла, как это было с вами.

— Мой отец хорошо сказал! — воскликнул индеец, внезапно останавливаясь, так что другим тоже пришлось остановиться.— Так говорил и Микуон. Белый должен поступать, как его учили предки, но в жилах Молодого Орла течет кровь делаварского вождя, она красна, и пятно, которое она оставляет, может быть смыто только кровью какого-нибудь минга.

Мистер Грант, изумленный этими словами, повернулся и поглядел на могиканина. В глазах вождя он увидел яростную решимость, и на его кротком лице отразился ужас: не таких слов ждал он от дикаря, принявшего христианство. Воздев руки к небу, мистер Грант воскликнул:

— Джон, Джон! Ужели этому учили тебя твои наставники в вере — моравские братья? О нет, я не оскорблю их таким подозрением. Они люди благочестивые, кроткие и смиренные, они не потерпели бы таких греховных мыслей. Вспомни, чему учил спаситель! «А я говорю вам: любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящих вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас». Это заповедь божья, Джон, и, если человек не будет ей следовать, он не узрит лика господня.

Индеец внимательно выслушал священника. Яростный огонь в его глазах померк, и лицо снова стало непроницаемо спокойным; однако он ничего не ответил и только сделал мистеру Гранту исполненный достоинства знак продолжать путь. Священника так взволновало упрямство могиканина, что он, сам того не замечая, ускорил шаги; индеец легко держался наравне с ним, но молодой охотник с удивлением заметил, что девушка начинает отставать.

— Вы устали, мисс Грант,— сказал он.— Снег тут недостаточно утоптан, и вам трудно поспевать за нами, мужчинами. Прошу вас, обопритесь на мою руку и попробуйте идти по насту. Вон тот огонек, я думаю, светит в доме вашего батюшки, но до него, кажется, еще не близко.

— Я совсем не устала,— ответила она тихим, дрожащим голосом,— но меня испугал этот индеец. Какие страшные были у него глаза, когда он повернулся к моему отцу и луна осветила их... Ах, извините меня, сэр, я забыла, что он ваш друг, а, судя по его словам, может быть, даже и родственник.

Молодой охотник поднялся на сугроб, который легко выдержал его вес, и почтительно, но настойчиво заставил девушку последовать своему примеру. Осторожно поддерживая ее за локоть, он снял шапку и откинул со лба черные кудри, словно гордо разрешив ей проникнуть в самые тайные свои мысли. Луиза, однако, бросила на него лишь один короткий взгляд и ускорила шаги, что благодаря его помощи ей было нетрудно сделать.

— Вы мало знаете этот своеобычный народ, мисс Грант,— сказал он,— иначе вам было бы известно, что индейцы считают месть делом праведным. Их с младенчества учат, что ни одна обида не должна остаться неотмщенной, и охранять обидчика, когда он в их власти, может только закон гостеприимства, который они чтут еще выше.

— Неужели, сэр,— воскликнула мисс Грант, невольно отнимая у него свою руку,— вам тоже внушили уважение к такому безбожному обычаю?

— Вашему почтенному батюшке я ответил бы просто, что меня воспитывали в лоне епископальной церкви,— ответил охотник,— но вам я скажу, что жизнь преподала мне много суровых уроков, которые научили меня прощать. Тут, я полагаю, мне не в чем себя упрекнуть, и надеюсь, что так будет и впредь.

Говоря это, он остановился, держа свою руку наготове, и, когда он кончил, девушка снова оперлась на нее, и они продолжали свой путь.

Индеец и мистер Грант уже дошли до домика и остановились перед дверью, поджидая молодых людей. Мистер Грант не стал тратить времени зря и тут же приступил к исправлению дурных наклонностей своего спутника, которые он обнаружил во время их беседы у ручья. Индеец слушал его поучения почтительно, хотя и хранил глубокое молчание. Но тут к ним присоединились мисс Грант с охотником, и все вошли в дом.

Жилище священника стояло в стороне от поселка, посреди поля, где повсюду торчали толстые пни, увенчанные высокими белоснежными шапками. Кругом нельзя было заметить ни деревца, ни даже кустика, а самому дому был присущ тот вид угрюмой незавершенности, который столь обычен в недавно заселенных местах, где все возводится в спешке. Внутри, однако, он производил совсем другое впечатление благодаря царившим там безукоризненному порядку и благодатному теплу.