Шрифт:
Интервал:
Закладка:
У меня в доме, в Плещееве, очень тепло, и это большое счастье для меня. Завтра я поеду к Саше в Москву и повезу ей троих детей в гости.
Как меня и интересует и бесит вся эта возня с Болгариею. Ужасно будет печально, если нам из-за этой дрянной страны придется с кем-нибудь войну вести, а ведь эти негодные Англия и Германия так и скалят зубы на нас. Эх, как это Россия не понимает, что ее естественная союзница есть Франция. Только при этом союзе и европейское равновесие не нарушалось бьг, а то теперь этим объединением Германии оно совершенно нарушено; кто же теперь может сам на сам с нею справиться? Конечно, никто, - вот она и распоряжается всею Европою, ну, а под таким кулаком, как у г-на Бисмарка, никому не поздоровится. Правда, и глупая Франция также не понимает, что ее единственное спасение заключается в союзе с Россиею. Этот фигляр “Figaro” печатает статьи против России по болгарскому вопросу; как это идиотично! Замечательно, что людям труднее всего бывает понять самую простую истину, не понимают того, что лучшее есть всегда самое простое. Это то же, что и в музыке, и люди делают те же ошибки, что и в музыке: всё ищут чего-то особенно замысловатого и сложного, ну, и выходит чушь. Право, просто зло берет! Эта шутиха Франция тоже вместо того, чтобы посадить поскорее короля, сплотиться потеснее с Россиею, сообща отколотить хорошенько г-на Бисмарка, вернуть с него свои пять миллиардов и тогда благоденствовать, - она, напротив, рассылает теперь везде Фрейсине произносить республиканские речи, в городах выстраивают войска шпалерами для встречи - кого же? Какого-нибудь сапожника Фрейсине. Да, шуты они гороховые, ведь им внутренне стыдно до смерти, что они должны ему делать такие овации, что у них [нет] прирожденного короля, который бывает один в государстве и который и родился и воспитывался королем, к которому и идут такие почести. Всё это эти несчастные французы чувствуют более, чем кто-нибудь, обо всём этом они втайне плачут горючими слезами, но эти сапожники держат их в руках таким террором, что они и пикнуть не смеют о своих желаниях, и вот кричат: “Vive la Republique!” [“Да здравствует республика!”] A la Republique идет к ним так же, как к корове седло; как это всё противно! Не подумайте, дорогой мой, что я чем-нибудь раздражена и потому так выражаюсь. О нет! Это есть плод глубокого изучения французского народа, к которому я имею полную возможность, живя в Touraine, в сердце Франции. Я не скажу, чтобы я вынесла симпатию к этому народу, чтобы я жалела его, - нет, мне противно видеть, что этот народ, который послал на эшафот добрейшего и благороднейшего из людей, этот народ, который без жалости подкосил столько великих, выдающихся сил Франции, этот народ, из которого вышла Charlotte Corday, теперь не может справиться с горстью бездарных, бессовестных разночинцев, которые лишают народ не только свободы действий, но свободы слова, свободы мысли, потому что они боятся даже и думать о том, чего хотят. Им навязали республику, но отняли у них liberte, egalite, fraternite [свободу, равенство, братство.]. И этот, теперь ничтожный народ дает этим проходимцам играть собою, как стадом баранов; кричит: vive la Republique и вывешивает флаги для встречи... Вы подумаете: Генриха V, Людовика XIX? - О нет, - сапожника Фрейсине, потому что он, наверно, сапожник или, быть может, булочник. Да, это совсем не в духе французского народа. Франция - не Америка, она не так воспитывалась, у нее совсем другая история, другие традиции, а следовательно, и другие симпатии. Самые блестящие времена Франции были времена самого абсолютного, самого деспотичного монархизма, и каждый француз вздыхает о том времени, не может забыть его, ему стыдно идти встречать Фрейсине, после целой фаланги блестящих и настоящих королей. Французы не могут забыть того времени, когда Франция распоряжалась Европою, и слуховое щекотанье словом республика не может вознаградить стольких потерь для гордости, самолюбия, тщеславия и многих свойств, так присущих французам.
Вот те убеждения, которые я вынесла из своего ближайшего и короткого знакомства ныне с Франциею, и я не могу простить французам, что они так измельчали. Но будет этих мудрствований; я думаю, я Вам ими ужасно надоела, дорогой мой, простите.
Коля и Анна говорили мне, что Вы недавно у них обедали. Не правда ли, милый друг мой, что эта парочка производит очень приятное впечатление: у них всё в гармонии, всё понятно, всё ясно и всё мило, конечно, откладывая в сторону всякие другие политические дела, - но только они сами по отношению друг к другу, со всею их жизнью. До свидания, мой милый, бесценный друг. Будьте здоровы и спокойны, Крепко жму Вам руку. Всею душою горячо Вас любящая
Н. ф.-Мекк.
345. Чайковский - Мекк
Майданово,
23 сентября 1886 г.
Милый, дорогой друг мой!
Последнее время ознаменовалось двумя поездками в Москву, вследствие которых весь строй моей жизни нарушился и, между прочим, задержался правильный ход моей корреспонденции. Если я не ошибаюсь, я давно Вам не писал. В первый раз я пробыл в Москве пять дней, очень устал; вернулся домой и едва успел немного придти в себя, как пришлось снова ехать в Москву на один день, по случаю торжественного представления “Демона” и приезда А. Рубинштейна. Прослушать “Демон а” не составляет вовсе неприятности, ибо я считаю эту оперу лучшей из Рубинштейновских, но несносен был ужин, на котором пришлось потом. присутствовать. Эти ужины с бесконечными спичами и гостами, продолжающиеся до четырех часов ночи, несносны в высшей степени, и у меня сегодня весь день болит голова, так как нужно было встать в семь часов утра, чтобы поспеть на поезд.
В последний раз, что я видел Колю и Анну, они говорили, что ее разрешение от бремени ожидается в двадцатых числах; вчера я не успел к ним заехать, сегодня никакого известия не получил и немножко беспокоюсь. Дай бог, чтобы она и Александра Карловна поспешили успокоить двойное волнение и беспокойство, которые Вы должны теперь испытывать.
В Москве я ничего решительного не мог узнать относительно того, когда пойдет моя опера. Во главе дирекции стоит теперь личность очень несимпатичная, некто г. Майков, никогда театральными делами не занимавшийся, и бог весть, почему назначенный на это место. Судя по всему, это человек, очень нерасположенный к русским музыкантам вообще и ко мне (как мне говорили) особенно, и я предчувствую, что при постановке оперы мне придется выдержать много неприятностей от него. В подобных случаях я всегда вспоминаю двух людей, враждебно относящихся к опере: Вас и Льва Толстого, и даю себе слово не писать больше опер, но непреодолимое влечение к театру берет потом верх, и я чувствую, что, пока перо держится в руке, я буду писать всё-таки больше опер, чем симфоний или квартетов. А между тем, как хорошо, как покойно не иметь дела с театром и с его дрязгами! Приступил к инструментовке “Чародейки”. Теперь я надеюсь недели две безвыездно провести в деревне.
Судя по телеграмме из Москвы, я заключаю, что в ожидании прибавления в семействах сына и дочери Ваших Вы там, и потому адресую письмо на Мясницкую.
Будьте здоровы, дорогая моя! Дай бог, чтобы всё совершилось благополучно.
Ваш П. Чайковский.
Дом Колин мне чрезвычайно понравился.
346. Чайковский - Мекк
С. Майданово,
26 сентября 1886 г.
Милый, дорогой друг мой!
Письмо Ваше, а также конверт с чеком я сегодня получил. Примите живейшую, горячую благодарность мою. Благодарю Вас также за указание, как поступить с чеком. Затруднения тут никакого, конечно, не будет. Еще раз от всей глубины души благодарю Вас, дорогая моя!
Очень радуюсь благополучному разрешению от бремени Александры Карловны. Я тем больше радуюсь этому, что, значит, доктор Чиж теперь свободен и, наверное, будет присутствовать при разрешении Анны, которая именно боялась, что ее роды совпадут с родами Александры Карловны.
- «…Мир на почетных условиях»: Переписка В.Ф. Маркова (1920-2013) с М.В. Вишняком (1954-1959) - Марков Владимир - Эпистолярная проза
- Роман в письмах. В 2 томах. Том 2. 1942-1950 - Иван Сергеевич Шмелев - Эпистолярная проза
- Письма. Том II. 1855–1865 - Святитель, митрополит Московский Иннокентий - Православие / Эпистолярная проза
- Великая княгиня Елисавета Феодоровна и император Николай II. Документы и материалы, 1884–1909 гг. - Коллектив авторов -- Биографии и мемуары - Биографии и Мемуары / История / Эпистолярная проза
- Партия Ленского (СИ) - Киршин Владимир Александрович - Эпистолярная проза