Warhammer 40000: Ересь Хоруса. Омнибус. Том II - Дэн Абнетт

— Джирваш, — повторил Несущий Слово.

Ничего. Просто очередной призрак Калта. Бескожая голова Джирваша наклонилась и упала, ударившись о рокритовую дорогу.

Если это являлось знамением, Кауртал совершенно не представлял, что оно должно было означать. С Несущими Слово на этом проклятом мире едва ли могло случиться что-то более худшее. Никогда еще всеподавляющая молниеносная победа не соседствовала так тесно с затянувшимся мучительным поражением.

Неподалеку раздалось более громкое гудение силовой брони. На краю зрения заплясала тень. Кауртал снова обернулся, чувствуя, как пальцы удлиняются и становятся тверже, а кожа слезает с кривых когтей. Человеческая реакция на тревогу проявлялась в ускоренном сердцебиении и выделении пота от страха, но тело отреагировало, создавая оружие из плоти и переводя его в божественно-убийственную форму. Кости скрипели и вытягивались. Плоть рвалась и преображалась. Это было не мучительно, однако не лишено болезненности.

Он уставился на заброшенный проспект. Чувства обострились и стали чуткими, словно у зверя. Тела лежали так же, как и раньше, а здания стояли безмолвно, будто вбитые в грязь надгробия километровой высоты.

Кауртал, — раздался голос внутри. От неожиданности губы растянулись, обнажив зубы, и воин впервые за несколько месяцев почувствовал, как демон шевелится внутри. Это было медленное ощущение, как будто нечто раздутое двигалось в иле на дне озера. Кровь стала гуще, а костяные выросты, торчащие из брони, отозвались симпатической болью. Он ощущал, как сущность внутри шарит своими чувствами, вытягивая усики сознания и лениво сплетая их обратно.

Мы больше не в пещерах? Это была не совсем речь. Мысли демона формировались в черепе Кауртала лишь немногим медленнее его собственного внутреннего монолога. «Разговор» с существом внутри был прост и трудноуловим — плавная передача образов и понятий по первому же желанию.

Ты спал больше трех месяцев, — отправил Кауртал ответный импульс. — Это поверхность.

Раны вынудили меня умолкнуть в оцепенении.

Была ли в мыслях демона грань оправдания? Кауртал был вполне уверен в этом.

Синий ткач варпа мертв?

Воин вспомнил битву. Бывает боль, которая вползает в разум и остается там так же прочно, как щепка под ногтем. Ощущение того, как колдовская молния рвет саму душу, было именно таким.

Боль стала… откровением. Он смутно помнил, как смеялся и усваивал урок, пусть даже сознание грозило утонуть в милосердном сером тумане. Пусть даже кровь закипела в венах, а вторая душа рухнула в недосягаемую тьму.

Библиарий мертв, — передал в ответ Кауртал. — Уже три месяца в могиле, сражен моей рукой. Я бросил Подземную Войну.

Я голоден.

На поверхности нет крови.

Демон потянулся внутри тела Кауртала, заполняя кости до самых кончиков пальцев рук и ног. От мышечных спазмов пальцы затрепетали, а левое веко начало подергиваться.

Но я голоден, — снова произнес демон. Кауртал лязгнул зубами, когда разумная боль просочилась по челюстной кости.

— Я голоден, — снова повторил демон, на сей раз устами Несущего Слово.

Кауртал подавил дрожь, а затем усмирил и самого симбионта. Это потребовало сосредоточения, но концентрация не позволила демону предъявлять какие-либо притязания на материальное тело.

Каурталу всегда лучше всего помогали математические уравнения. Некоторые из Гал Ворбак молились или же просто отдавались обитающим внутри кожи демонам, позволяя Нерожденным забирать их по собственной воле, однако Кауртал всегда подавлял священного паразита, повторяя длинные, запутанные вычисления. Их перечисление и решение занимало разум, освобождая мысли от страстей существа.

Наши крылья болят, Джерудай.

Они атрофировались. Мы слишком долго пробыли во мраке.

Я голоден.

Хватит. У нас есть долг.

Демон скользнул по венам. Кауртал почувствовал, как тот туго обвивается вокруг позвоночника и облизывает нити нервов по ту сторону глазных яблок.

Что за долг?

Кауртал отвернулся от безголового трупа павшего брата и двинулся прочь по городским руинам.

Долг заставить Легион помнить о нас. Я собираю реликвии всех орденов, которые по…

Неудовольствие демона отозвалось импульсом боли в скрученных жгутах внутренностей Кауртала.

Легионы, гордость, память и братство. Человеческие заботы. Человеческие обязанности. Давай охотиться, питаться и…

Нет.

Он прервал демона с такой же мягкостью и силой, как Нерожденный перед этим перебил его. Рот Кауртала представлял собой изуродованную мешанину керамита и костяных зубов. Он сплюнул кровь на дорогу.

Нет. Для меня это важно.

Руку сбоку рассекли щели. Четыре новых глаза, желтые, как у рептилии, открылись и глянули на мертвый город. Они повернулись в глазницах из керамита и мышц, а затем закрылись и затянулись. Кауртал почувствовал, что еще несколько открывается на лопатках, а еще один — на колене. Они тоже повернулись, уставились, а затем срослись с тягучим и влажным перешептыванием.

В грудной клетке что-то пошевелилось. Еще что-то двигалось в кишках. Он ощутил отвращение демона.

Ты насквозь изъеден раковыми опухолями. Эти черные плоды висят внутри тебя, отравляя тело болезнью. Без меня ты бы умер, Джерудай. Это паломничество на поверхность прикончит тебя.

Солнце до сих пор ядовито, — передал он в ответ.

Я это вижу лучше тебя, хозяин.

Демон что-то сделал внутри груди. Последовало шершавое ощущение густого сока, текущего по внутренностям.

Я могу раздавить эти черные плоды, вырвать их из колыбели плоти и костей и растворить в крови. Будет больно. .

Всегда больно.

Помолчи. Дай мне спасти нас от глупости человеческой гордыни.

Кауртал успел сделать три шага, прежде чем в глазах поплыло, и он упал на колени. Данные Легионом органы чувств компенсировали любое головокружение с момента имплантации в смутно сохранившемся в памяти детстве, и дезориентация оказалась незнакомой и неприятной. Воин рухнул на четвереньки, одурманенный, словно пьяница, а что-то змееподобное скользнуло за глазами и начало вгрызаться в плоть разума.

Твой мозг налит гнилью. Чудо, что ты не ослеп.

Кауртал почувствовал, как клыки сжимаются, нарушая безмолвие улицы фарфоровым визгом. Один из когтей сломался о рокрит, но из кровоточащего пальца высунулся недоразвитый новый. Слева, в полуметре от когтистой руки, мертвый Несущий Слово уставился на Кауртала глазными линзами цвета свежего инея.

— Брат, — поприветствовал он труп, ощущая нездоровое желание рассмеяться. Доспех был слишком поврежден болтерами, чтобы остались хоть какие-то намеки на принадлежность к ордену. Значение имели только вырезанные на керамите божественные руны. По крайней мере Кауртал запомнит их и донесет Легиону. В качестве доказательства у него был нож Джирваша.

Мертвый воин посмотрел на него бледными, словно лед, линзами глаз.

— Кауртал, — произнес он. Голос был самим солонцеватым ветром, он складывался из перешептываний и стука пыли о броню. — Ты бросил нас.

Он предпочел быстрый путь, подозревая, что такой выбор наверняка бы сделал всякий Несущий Слово, кому предложили бы столь редкий дар. Каким же лишенным веры трусом надо было быть, чтобы сомневаться перед лицом возможности слиться с Божественным? Он хотел получить такое же благословение, как и Гал Ворбак, а не проводить месяцы в терпеливой молитве.

— Давайте, — заявил он Аргелу Талу и даже запрокинул голову, подставляя горло.

Однако Алый Владыка убрал клинок в ножны и вновь перевел взгляд на поднимаемые статуи.

— Завтра, — произнес воин своим странным двойным голосом, — возвращайся на свой корабль, Джерудай. Подумай над моим предложением, и если захочешь завтра умереть, то я лично убью тебя.

Кауртал исполнил приказ. Оказавшись на борту «Траурной песни», флагмана ордена Извивающейся Руны, он избегал своего отделения и отказался советоваться с кем-либо из братьев. К нему приходил капеллан, который спрашивал разрешения войти в покои для медитации, однако Кауртал отослал воина-жреца, попросив оставить его в одиночестве.

На следующую ночь он совершил телепортацию обратно на «Фиделитас Лекс». Пока оба корабля пребывали на милости волн варпа, подобное перемещение было опасно, однако использование незащищенного десантно-штурмового корабля стало бы бесполезным самоубийством.

Когда визжащая и змеящаяся дымка телепортации рассеялась, Аргел Тал уже ждал. Закутанные в рясы рабы пели и молились, а по краям помещения трудились сервиторы, которые бормотали и регулировали рукоятки архаичных машин с часовым механизмом.