Под тенью белой лисы - Бронислава Антоновна Вонсович

и не могла не воспользоваться возможностью рассмотреть повнимательнее.

– Как оказалось, опасности не было, – заметила я, решив вообще не упоминать о том, что никого спасать не собиралась, а налетела на Соколова случайно.

– Вот именно, – победно припечатала невеста цесаревича.

– Но вы ведь этого не знали, – сказал Львов, лишь недовольно дернув ухом в сторону невесты.

На ее месте я бы притихла: если лев придет в бешенство, мало нам не покажется, даже если он совсем карликовый. Но София Данииловна так не думала, потому что ей пришла в голову новая идея:

– Мишель, они вполне могли договориться с аспирантом за спиной у милого руководителя лаборатории, чтобы поставить того в неловкое положение. Филипп Георгиевич обещал нам артефакты. Наверное, это кому-то не понравилось.

– Неужели? – Львов развернулся к невесте, и было в его лице что-то такое, отчего она придушенно пискнула и отпрыгнула к двери. Наконец и у Соболевой сработал инстинкт самосохранения. Жаль, что у меня он временами напрочь отключается. – А может, это вы, дорогая, договорились с Соколовым с целью сделать интереснее посещение лаборатории вашего родственника? Поэтому и выгораживаете его сейчас?

Последние слова он уже не проговаривал, а рычал и даже, кажется, увеличился в размерах. Во всяком случае, я стала казаться себе очень маленькой, но не настолько, чтобы взбешенный лев меня не заметил. Захотелось залезть под стол и притаиться. Или на шкаф: там выше вероятность, что не достанут. Зря, ох зря я полагала его зверя безобидным и карликовым.

Соболева вылетела в коридор и тут же отыгралась за свой испуг, начав громко ругаться с Тимофеевым. Наверное, с начальником охраны скандалить пока статус не позволял, а сорваться на ком-то требовалось. Львов же повернулся ко мне и, успокаиваясь на глазах, вальяжно произнес:

– Нас прервали, Елизавета Дмитриевна. Я считаю, что ваша храбрость непременно должна быть вознаграждена.

– Ой, да сколько там этой храбрости, – попыталась увильнуть я от чести, которой, как ни крути, достойна не была. – Тем более что, как выяснилось, и опасности никакой не было, ваше императорское высочество.

– Вы этого не знали, но решили пожертвовать собой, чтобы спасти всех.

В дверном проеме появился фотограф, и пару раз сверкнула вспышка. Надеюсь, на фотографии у меня не будет глупо выпученных глаз, если вдруг ее решат где-нибудь напечатать. Хотя на месте бабушки я бы заплатила, но не за ретушь портрета, а чтобы ни одной статьи о сегодняшнем инциденте не появилось.

Пафосная речь Львова заставила меня подстроиться и выдать в ответ:

– Для меня главная награда – что все остались живы и здоровы, ваше императорское высочество. Другой награды мне не надо.

– Ах да, Елизавета Дмитриевна, вы же будущий целитель, – улыбнулся он. – Понимаю, почему чужая жизнь для вас так важна, и все же хотел бы вознаградить вашу храбрость чем-то важным исключительно для вас. Решайте же, что вы хотите. Или решить за вас?

Я поняла, что он от меня не отвяжется, но насколько благоразумно обращаться к нему с любой просьбой? Да, он наверняка может заставить Рысьину меня отпустить из клана, но не останусь ли я при этом полностью беззащитной? Кроме того, подобная просьба еще больше разозлит Соболеву, чей острый нос все же время от времени показывался в дверном проеме, дабы убедиться, что ничего неприличного не происходит, мы с ее женихом разделены столом и не пытаемся слиться в страстном поцелуе. Надо как-то донести до нее, что я не претендую на этого представителя мужского пола. Точно!

– Возможно, ваше императорское высочество, вы сможете мне помочь в одном очень деликатном деле, – вдохновенно сказала я.

– Да? – обрадованно выдохнул он почти мне в лицо, перегнувшись через стол. – И что это за деликатное дело? Возможно, нам стоит закрыть дверь, чтобы никто ничего не услышал?

– Ой нет, ваше императорское высочество, дело не настолько деликатное, – торопливо выпалила я, не желая оставаться с ним наедине: мало ли что придумают репортеры. Только очередного скандала мне не хватает. – Дело касается моей помолвки.

– Вашей помолвки, Елизавета Дмитриевна? – столь разочарованно протянул он, словно надеялся, что деликатное дело – это встреча с ним на нейтральной территории гостиничного номера. По всей видимости, вознаградить он собирался собственной персоной. – Вы с кем-то помолвлены?

– Пока нет, ваше императорское высочество, – бодро отрапортовала я, делая вид, что не замечаю его разочарования. – Поручик Хомяков просил моей руки у княгини Рысьиной, но она так и не дала своего согласия, оттягивая ответ и вызывая у меня самые черные подозрения.

– Вот как? Поручик Хомяков? И почему я не удивлен? Экая вы героическая парочка. Значит, вы, Елизавета Дмитриевна, хотите, чтобы я поговорил с Фаиной Алексеевной и склонил ее к принятию вашего выбора?

– Именно так. А еще я хотела бы попросить, чтобы Николая Петровича перевели в вашу охрану.

Наверное, голос невольно дрогнул при мысли об Ольге Александровне, потому что Львов неожиданно хитро улыбнулся и спросил:

– Ревнуете?

– Ревную, – подтвердила я очевидное и почувствовала, как шерсть на моей рыси встает дыбом в желании защитить свое, а лисица неожиданно проявилась злым фырканьем и сверканием глаз. Хорошо, что, кроме меня, этого никто не заметил.

Со стороны двери раздалось невнятное: «Да что они все нашли в этом Хомякове?» – но тон был уже куда более спокойный, значит, просьбу я озвучила правильную и Соболева перестала видеть во мне соперницу хотя бы временно. Львов тоже услышал слова Софьи Данииловны и опять недовольно дернул ухом, словно там засела навязчивая муха. Похоже, в выборе невесты ему родители предоставили свободы ничуть не больше, чем мне княгиня Рысьина перед побегом. Страшно подумать, что из себя представляли остальные кандидатки, если эта оказалась наименьшим из зол.

– Хорошо, Елизавета Дмитриевна, посодействую, тем более что Николай Петрович, как и вы, отказался выбирать награду, а службу у Ольги Александровны таковой точно не назовешь.

Львов развернулся и вышел. Благодарности я ему лепетала уже в спину, но он лишь наклонил голову, показывая, что услышал и принял. Высокие гости двинулись дальше. Соколова же, судя по его громким воплям, потащили совсем не на экскурсию по университету. А я осталась одна. Казалось бы, можно спокойно посидеть над книгой, но что-то мешало погрузиться в чтение. Какая-то мысль билась на краю сознания, никак не позволяя отвлечься, но и понять, что я упустила, тоже не выходило.

Конец моим мучениям положил Тимофеев, вернувшийся в лабораторию после проводов высокого гостя.

– Ну вы и учудили, Елизавета Дмитриевна, – с порога сказал он.

– Я случайно упала, – честно призналась я. – И очень испугалась.

– По вам это было не слишком заметно. Ваша сцена