Под тенью белой лисы - Бронислава Антоновна Вонсович

как он подошел и бесцеремонно цапнул со стола томик Воронова. – Так я и думал. Боги мои, Елизавета Дмитриевна, где вы взяли эту пакость?

Говорил он с таким отвращением, что я невольно покраснела и жалко пролепетала:

– Мне дал эту книгу штабс-капитан Волков. Сказал, что она очень интересная.

– Александр Михайлович? Я был о нем лучшего мнения, – пренебрежительно заметил Тимофеев. – Антинаучные бредни могут быть интересны только тем, кто сам далек от науки. Эта дрянь, – он экспрессивно потряс перед моим носом книжицей, – не имеет никакого отношения к истинному положению дел, поэтому чтобы я в своей лаборатории ее не видел. Уберите с глаз моих долой. Не дай боги, кто-то узнает, что в моей лаборатории читают Воронова, позору не оберешься. Коллеги засмеют.

Он швырнул книгу на стол передо мной и гневно засопел.

– А что именно здесь не соответствует истине? – осторожно уточнила я. – Количество артефактов с силой Темного бога или их влияние на носителей?

– Выводы, – отрезал Тимофеев. – Неуважаемый господин Воронов подогнал нужные ему результаты, придал видимость научного исследования и попытался получить признание. И все для чего?

– Для чего? – послушно спросила я, поскольку Тимофеев явно ждал, что я это сделаю.

– Чтобы добиться оправдания. Он убил своего брата ради наследства и собирался прикрыться этой жалкой антинаучной теорией. Но ничего у него, голубчика, не вышло. Отправился на каторгу как миленький. Хотя некоторые и считали, что ему самое место у целителей душ, но, на мой взгляд, там был лишь один голый расчет и никакого помешательства.

– То есть россказни про второго зверя не имеют под собой оснований, Филипп Георгиевич? – уточнила я.

Вряд ли Волков не знал о репутации Воронова, а значит, подсовывая этот труд, он уже играл нечестно и хотел так напугать, чтобы я немедленно побежала к нему за спасением от участи хуже смерти.

– Почему не имеют, Елизавета Дмитриевна? – снисходительно ответил Тимофеев. – Имеют. Но это бывает редко и обычно заканчивается полным исчезновением одного из зверей, а вовсе не смертью и безумием носителя, как хотел доказать неуважаемый господин Воронов. Да, расставание с одной из ипостасей носители переживают очень тяжело, но переживают. И вообще, Елизавета Дмитриевна, убрали бы вы эту пакость со стола, у нас тут августейший визит намечается. Не дай боги, заметит кто. Доказывай потом, что я эту глупую теорию не поддерживаю. Репортерам только подавай сенсацию. В стол вон уберите, и побыстрее.

– Августейший визит? – уточнила я, запихивая злополучный томик в верхний ящик и прикрывая его стопкой бумаги на всякий случай.

– Цесаревич с невестой вскоре должны наведаться, – куда более благодушно сказал Тимофеев. – Софья Данииловна делает вид, что патронирует лечебницы, вот и будут опять с нами беседовать на предмет того, чем мы можем помочь ее подопечным.

– Почему делает вид? Может, она принимает живейшее участие в их работе, Филипп Георгиевич? – возразила я.

Хотя если Софья Данииловна хоть немного похожа на Ксению Андреевну, то живейшее участие она принимает лишь в том, что ей нужно для поддержания собственного имиджа, уж не знаю, какого именно. Но, судя по пренебрежению Тимофеева, имидж там довольно-таки жалкий.

– Софья Данииловна-то? Шутить изволите, Елизавета Дмитриевна? Сразу видно, не допускала вас княгиня ни к чему серьезному, а то знали бы, что она из себя представляет. Решение Львовых породниться с Соболевыми было совершенно правильным, вот только не ту кандидатуру выбрали, – проворчал Тимофеев.

Тут я наконец вспомнила предупреждение Соколова, что Тимофеев в родстве с Соболевыми, и порадовалась, что не успела сказать ничего лишнего. А еще поняла, что сам Тимофеев, скорее всего, находится в оппозиции к действующему князю, если позволяет себе критиковать его решение в присутствии посторонних. Или все дело в том, что Филипп Георгиевич хотел бы видеть на троне другую представительницу своего клана?

– По отзывам, Софья Данииловна – чудесная барышня, – осторожно вставила я в возмущенную речь заведующего лабораторией. – Нежная и отзывчивая.

Тимофеев открыл было рот, но наверняка тоже вспомнил, что не в его интересах вываливать на посторонних подробности внутриклановой жизни. Особенно учитывая, что Рысьины не были близки с Соболевыми. Во всяком случае, приязни между моей бабушкой и Филиппом Георгиевичем при их последней встрече не наблюдалось.

– Что это мы все болтаем и болтаем? – спохватился он. – К нам же скоро придут, а негодник Соколов опять оставил гору грязной посуды. И халат его совершенно неприлично в чем-то измазан. Потрясающе неаккуратный господин.

– Я могу попробовать почистить магией, – предложила я несколько неуверенно, памятуя неудачу с ковром.

Халат Соколова действительно представлял из себя печальное зрелище: замызганный, с мелкими, хаотично разбросанными дырками, после вчерашней работы аспиранта он еще украсился грязными потеками, в основном на рукавах. Неужели Соболев ими вытирал лабораторную посуду? С него сталось бы.

– Ой нет, – всполошился Тимофеев. – Лучше по старинке отправить в прачечную. Боги знают, чем Соколов измазался, еще среагирует каким-нибудь причудливым образом. Нам возгорания не нужно.

– Мне отнести в прачечную? – уточнила я.

– Вот еще, пусть господин Соколов сам беспокоится о своих вещах, – пробурчал Тимофеев. – Что-то он опаздывает сегодня. Не дай боги, опять решил полетать. – И очень тоскливо и еле слышно добавил: – И не выгонишь же паршивца…

По указаниям Тимофеева я заметалась, собирая всю грязную лабораторную посуду, которую Соколов умудрился оставить в больших количествах и в самых неожиданных местах. Пару пробирок точно придется выбросить: застывшая в них субстанция напоминала эпоксидную смолу, намертво осевшую на стенках. Причем неоднородную смолу: в пробирках наблюдались завихрения неопределенно-грязноватого вида. На завихрения я смотрела особенно упорно, поскольку боялась встретиться взглядом с лисой, неодобрительно посматривавшей за моими передвижениями из зеркала. При беглом взгляде она почему-то казалась несчастной, словно слышала наш разговор с заведующим лабораторией и опасалась, что, выбирая между ней и рысью, я выберу рысь, а ей придется уйти в никуда. Собственно, имей я такую возможности, лисы бы у меня точно уже не было, как и темных пятен от нее в ауре.

– Быстрее, Елизавета Дмитриевна, – тем временем командовал Тимофеев, поспешно наводя порядок на своем столе, к которому он никому не позволял подходить. Боялся, наверное, что пропадут любовно выведенные на пыли формулы, которые он сейчас собственноручно уничтожал. – Что вы возитесь с этим стеклом? Не отмывается – смело выбрасывайте.

Халат Соколова он в конце концов свернул в неопрятный комок и засунул в один из столов. После чего окинул орлиным взором лабораторию, но решить, что еще следует сделать, не успел, поскольку в помещении внезапно стало многолюдно.

Сперва туда просочилась пара типов в гражданской одежде, но с выправкой, выдающей их принадлежность к военным. А еще у