Реймунд Стург. Лабиринт верности (СИ) - Чуринов Владимир

Таким образом, каждое решение, принятое нашим правительством, это, по сути, если оставить частности — решение народа. Ибо народ напрямую, а также косвенно, трудом и тщанием своим избирает своих представителей и вкладывает в их уста свои мечты и стремленья, и так же народ имеет силу и вес не переизбрать неугодного ригельпатриция, если он обманет народ и не исполнит своего долга. И это основное отличие Республики от королевств, империй, монархий и деспотий, в Республике ваша судьба находится в ваших руках, и, проявляя должное тщание, каждый может достигнуть высот небывалых или же также имеет право не стараться и сгинуть в безвестности, но главное — по своей воле! А не по воле тирана или устаревшего догмата. Начиная от Приватпатриция, что возглавляет Ригельсберме, Дивалпатриция, что стоит над министрами, Верховного Судьи — Крейгпатриция, Генерала-Патриция, членов Ригельсберме, глав гильдий и союзов и заканчивая последним рудокопом, судьба каждого в государстве в его руках и за каждым стоит государство.

Как вы видите, за каждым решением, за каждым жестом и словом, за каждым шагом любого важного лица государства стоит масса стараний, усилий, надежд и чаяний народа Ригельвандо.

Так черт побери! Проявляйте к ним уважение, когда будете резать их глотки!

Запись лекции «О Республике» наставника неофитов Силенцийской Гильдии Убийц, профессора Джакомо Джакорди. 12 синтариса 809 года от о. А.И.

Часть 2. Глава 4. Ах, совпадения, совпадения

Трактир на перекрестке дорог между графством Никкори-Сато и маркизатом Шаронье в целом был похож на «Голову великана на зеленом лужку». Но имел одно существенное отличие, даже два — владельцем «Головы великана» был честный шваркарасский трактирщик в пятом поколении, уроженец Кампани. Этим же заведением под именем «Золотой шмель» владел ригельвандец без роду и племени, Винчензо Рацци Братиолли. Вторым же отличием была некоторая демократичность «Шмеля», помимо трех традиционных залов тут также наличествовали сдававшиеся за существенную плату отдельные переговорные кабинеты, в которых можно было побеседовать, так сказать, конфиденциально, не опасаясь быть подслушанным. У людей определенного рода профессии или определенного рода душевного состояния, проще говоря, шпионов и влюбленных, чьи отношения по тем или иным причинам запретны, такие кабинеты пользовались спросом.

— Винчензо, ты старый лис, за то люблю и, к слову, ценю, — по столу покатился, пущенный рукой в белой шелковой перчатке, некрупный бриллиант.

— Истинно так, сеньор Штурмхарт, но лис не только старый, но и опытный, — отвечал человек с излишне длинным носом на узком скуластом лице и хитрыми глазами, блиставшими из-под густых бровей.

— Виктор, сейчас я Виктор де Лотерини, — на стол шлепнулся звякнувший золотом мешочек.

— А как ни назовитесь, сеньор, только не ходите вокруг да около, — на тонких губах играла вкрадчивая улыбка. Хозяин трактира был хитер и осторожен, он поднаторел в словесных баталиях и всегда вел диалог очень тонко. Сейчас он играл с огнем, но играл расчетливо. Он знал, что сухой, замкнутый, будто пронизанный холодным южным ветром человек напротив — очень опасен. Но знал старый стяжатель также, что человек этот щедр и его щедрость зависит от Винчензо. Потому, стараясь его излишне не злить, ригельвандец все же умело гнался за добычей.

— Хорошо, рассказывай, коротко, но не упуская деталей, — жесткие, четко очерченные узкие губы были хмуры.

— Был один случай, из ряда вон прямо — я знаю всех ваших, из тех, кто может у меня показаться…

— Не будь самоуверен, — собеседник трактирщика тоже был опытен, в отличие от своего конфидента он знал также, что играть на чувствах можно не только словами. Намеренно поддерживал он жадность ригельвандца, расставаясь с условленной наградой по частям, отвечая на правила игры, навязанные самим Винчензо. Этот человек был постоянно собран и напряжен, делая расслабленный вид лишь тогда, когда этого требовало дело. Он не позволял себе лишних слов, лишних жестов и лишних мыслей. Равно как не позволял осведомителям типа Братиолли почувствовать свою слабость. Он был в чужой стране, с чужим именем и без единого на самом деле надежного союзника. И только умение показать свою силу, свою несокрушимость и значительность позволяло ему вести здесь свои дела. Самых разных людей, начиная от ригельвандца-трактирщика и заканчивая графами королевства, он сумел убедить, что зависит от них, но уничтожит, если его положением решат злоупотребить. Человек, пронизанный южным ветром, уверенно, не первый год ходил по тонкому льду.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Знаю, знаю, сеньор, но мы не об этом, — ригельвандец отмахнулся худой жилистой рукой с синими венами. — Было так: сначала прибыл человек в черных, простых одеждах, ну, знаете, плащ, сюртук, широкополая шляпа. Заказал кабинет и пытался, вы не поверите, изображать алмарский акцент! Именно изображать!

— Хамство, не иначе, — на широком лице с чертами, будто вырубленными в камне, на миг сверкнула ухмылка.

— Так вот, заказал кабинет, пива, сосисок, пародист прямо — алмарец анекдотический, одна штука. И стал ждать, судя по всему, знаете же — я лишь слушаю, подглядывать опасно, взгляд можно многими амулетами почуять, а звук — другое дело… И истинно, скоро притопал второй — по форме коронный лейтенант драгунский, стали беседовать они о том-о сем, знамо дело, плели перед тем как к серьезному перейти. Потом тот, что с алмарским акцентом, спросил, знает ли драгун Алана де Мелонье, тот ответил, что недолго с сим субъектом знаком, но уже искренне не терпит выскочку, а «алмарец», — он выделил слово насмешливым голосом, — коротко так: «Так проткните его, и дело с концом, на дуэли». Лейтенант же начал отпираться, говорить, что Мелонье сам не выйдет, а норманита он не сдюжит, а тот, что в черном, ему и говорит: «А вы найдите его слабости, да по больному бейте, пока он сам вас не вызовет, тогда по кодексу на чемпиона права не имеет, проткните его в сердце, а я от щедрот императора вам десять тысяч желтых кругляшков отвалю». На что драгун спросил, а уполномочен ли черный императором, а тот похвалил за смекалку и сказал, что и верно, агент он полномочный. Лейтенант и говорит: «Сделаю за пять и дружбу алмарского агента, в наши времена не повредит», на том они порешили и разошлись — драгун через дверь, а черный прям в окошко сиганул. Агент он, хе-хе.

— Благодарю, Винчензо, — голос был мрачен и звучал бранной сталью, на стол шлепнулась пара изумрудов. — Теперь мне есть над чем подумать.

Он не был доволен, ибо всегда терпеть не мог мелкие дела, порой способные в прах испоганить важные начинания. Но притом был заинтригован — только некто очень смелый и, скорее всего, очень глупый, способен открыто называть себя алмарским агентом в Шваркарасе, стране, над которой довлеет Тайная Канцелярия, властной рукой уничтожающая любую опасность для короны.

Человек с лицом суровым и мрачным в силу черт своих, одетый в алый жюстокор с широкими, расшитыми шваркарасскими пиками, отворотными манжетами, где покоилась пара писем, полученных от ригельвандца, покинул трактир твердым уверенным шагом, придерживая пехотный палаш в черных лакированных ножнах.

Библиотека Хранителей Знаний. Краткие выдержки об истории и природе стран Южного Архипелага Гольвадии: Королевстве Шваркарас, Республике Ригельвандо и Алмарской Империи, полученные из источников разных, достоверных до степени достойной преподнесения дражайшему читателю

Слава Империи! Горе Империи…

Мой Кайзер! Я пишу вам в надежде быть услышанным. В конце концов, должны же тридцать лет верной службы быть вознаграждены вниманием Императора.

Решение написать сие послание далось мне нелегко. В конце концов, имеет ли право граф-генерал ван Тормутт высказывать мысли, столь схожие с наставлениями Императору Альму III Хоценголлеру. Однако чрезвычайные обстоятельства и систематические нарушения, обнаруженные мною в Империи на протяжении многих лет службы, вынуждают меня раскрыть перед моим сюзереном картину нарушений и ущемлений, кои ежечасно, ежеминутно терпит население верноподданных государства от алчного купечества и подстрекающего его разложенного клира.