Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Составители этих законов допускают, что согласие необходимо, но подменяют подлинное согласие принудительным, произвольно истолкованным. Это — обман людей внешней видимостью вместо реального содержания. Уловки приводят к предательству там, где его не допускает закон… Произвольное толкование… всегда служило инструментом произвола власти, средством обмана и порабощения людей. Отходя от принципов и ясных позитивных законов, блуждая в лесу произвольных выдумок, нагромождая одно на другое, мы все больше отдаляемся от фактов, истины и природы, оказываемся затерянными в диких джунглях воображения и догадок, где произвол восседает на троне и правит, угрожая железным скипетром.
Джон замолчал. Аудитория вновь зашевелилась на стульях, испустив вздох облегчения. Джону Адамсу удалось побороть настроение, созданное Джонатаном Сиуоллом, теперь аудитория была на его стороне. Следующая часть его изложения дела носила личный характер, раскрывала, что захват «Либерти», конфискация груза судна и требование непомерного штрафа под тем предлогом, что не была заблаговременно получена лицензия, создавали «большую диспропорцию между проступком и наказанием».
Джон осудил акты Тауншенда за то, что они позволили возбудить в Адмиралтейском суде дело против Хэнкока «без присяжных, не по законам страны, и отдать его на усмотрение единственного судьи».
Джонатан Сиуолл встал и заявил, что по решению парламента такие дела рассматриваются на основании обычных законов, и поэтому адвокат Адамс не вправе требовать перекрестного допроса свидетелей со стороны короны. Судья Окмюрти вынес решение, что мистер Сиуолл прав.
Он стукнул молотком, объявив:
— Суд его величества прерывает заседание. Слушание будет продолжено.
Вслед за этим он выскочил из зала, волоча за собой по полу длинную мантию.
Абигейл и Джон были поражены, наблюдая эту сцену через головы стоявших.
На протяжении зимы было всего несколько дней, когда, как сетовал Джон, его «не извлекал из дома этот тиранический колокол». Джон сердился на самого себя и на весь мир. Он был прав, утверждая, что «королевские чиновники полны решимости вызвать всех жителей города в качестве свидетелей». Он устал от этого, по его мнению, «одиозного дела», но в свою очередь потребовал вызвать всех жителей города в качестве своих свидетелей. К Рождеству стало ясным, что никто с королевской стороны не хочет окончательного решения: ни Бернард, ни Хатчинсон, ни пять членов таможенной комиссии, ни судья Окмюрти, ни прокурор Джонатан Сиуолл. Чете Адамс казалось, что королевские чиновники боятся любого решения суда и надеются, что события затмят процесс, сделают его ненужным.
— В этом смысле можно считать, Джон, что ты победил, — утешала Абигейл, — они не оштрафуют Хэнкока на сто тысяч фунтов стерлингов.
— И они не признали его невиновным. Оправданием Хэнкока я попытаюсь осудить акты Тауншенда.
— Королевские власти не захватили ни одного другого судна.
— Нет, но английский военно-морской флот оказывает все большее давление на наших моряков.
Она также была выбита из колеи. Новая беременность протекала иначе, чем две первых. Ощущение жизни внутри нее было более приглушенным. Каждую ночь ее мучила боль внизу живота и в ногах, сон давался с трудом. Она не любила болеть, это ей внушила мать, которую тревожило ее хрупкое телосложение. Однако она почувствовала себя крайне плохо в октябре и ноябре, когда было почти невозможно согреть дом, хотя Джон соорудил вторую угольную яму на заднем дворе. Ветер с залива, обвевавший площадь Браттл, дул в щели дверей и окон.
Встревоженная, она пытливо допросила сестру Мэри, приехавшую в Бостон из Салема и навещавшую ее чуть ли не каждый полдень. Потом Абигейл послала за доктором Джозефом Уорреном, сделавшим Джону четыре года назад прививку против оспы.
— Я знаю, что вы помогаете при родах, доктор, когда нет повитухи.
— Врач мало что делает, миссис Адамс. Он просто стоит рядом.
— Тогда вы не можете мне помочь?
— У меня нет нужного опыта. Но если ваш муж не возражает, чтобы вас осмотрел акушер, то в Бостоне есть такой — доктор Джеймс Ллойд. Он из Нью-Йорка, обучался в Англии, посещал лекции Уильяма Смелли по акушерству, и он — первый врач в Америке, который принимает роды на научной основе.
Доктору Ллойду было сорок лет. Это был мужчина с длинным лицом, лысеющий и зачесывающий свои редкие волосы под парик; у него были умные грустные глаза и самый большой нос, какой она когда-либо видела со времен приезда в Уэймаут. Он задал ей множество вопросов, казалось, распознал симптомы, но воздержался от замечаний.
— У меня есть несколько повитух, которым я доверяю, но будет лучше, если вы согласитесь на мое присутствие при родах. В таком случае я смогу наилучшим образом позаботиться о вас и ребенке.
— Разумеется, доктор.
Утром в конце декабря, когда начались схватки, она послала за врачом. Он осмотрел влагалище, стараясь разглядеть состояние черепных швов ребенка.
— Ребенок в перевернутом положении. Оно не самое благоприятное.
Воды отошли быстро, но тянулись часы, а она никак не могла собраться с силами для заключительного толчка. Первая повитуха попросила перо, насыпала на него молотый перец и провела им под носом Абигейл. Та чихнула несколько раз.
Джон и доктор Ллойд просидели около нее всю ночь. Она была почти без сознания. Еще одна повитуха, появившаяся на рассвете, привязала ремни к столбам балдахина, чтобы Абигейл, ухватившись за них руками, могла тянуть. К полудню повитуха заменила ремни скрученными простынями. Женщина держала Абигейл за ноги, умоляя напрячься. Ее силы были на исходе, но она понимала, что если сдастся, то погибнут и она и ребенок. Предприняв огромные усилия, скорее благодаря воле, чем физической силе, Абигейл освободилась от плода.
Доктор Ллойд держал новорожденную в своих руках. Словно сквозь туман Абигейл заметила, что доктору никак не удается заставить крошку дышать. Не перерезав пуповину, он положил ее рядом с Абигейл — на постель и попытался сделать искусственное дыхание. Это оказалось недостаточным, и врач принялся давить на грудь ребенка. Затем поднял девочку за ноги, потер ей спину и резко ударил по подошвам. Она сделала вздох. Все находившиеся в комнате радостно закричали. Когда ее дыхание стало ровным, врач перерезал пуповину.
— Все прекрасно, миссис Адамс, с вами и вашей дочерью. Спите. Вы заслужили длительный отдых.
Начался мрачный период для четы Адамс.
Силы Абигейл восстанавливались медленно. Она чувствовала себя хорошо, но была утомлена; требовалось время, чтобы встать на ноги. Родные и друзья одаривали ее вниманием, письмами, подарками. Но Сюзанна росла хилым ребенком: мало двигалась, довольствовалась минимумом молока, не орала во все горло, как Нэб и Джонни, когда чего-нибудь хотела, а лишь всхлипывала. Доктор Ллойд утверждал, что многие тщедушные дети вырастают крепышами.
Джон проводил дни в скучной комнате Адмиралтейского суда с судьей Окмюрти и Сиуоллом, допрашивая бесчисленных свидетелей. Зеваки не появлялись более в зале. Другие дела Джона оказались на втором плане.
— Конечно, мистер Хэнкок заплатит тебе по заслугам.
— Разумеется. Но я должен заниматься делами сотни клиентов. Завтра опять новый день, и я отставлю еще одно судебное дело.
Она стиснула его руку так сильно, словно это была ее единственная связь с внешним миром.
6В конце зимы дом на площади Браттл был продан, когда семья Адамс еще жила в нем. Первое предложение было сделано им, но они не были уверены, хотят ли иметь дом в Бостоне.
В первый солнечный весенний день Абигейл вывела Нэб и Джонни на прогулку по Кингс-Лейн, а затем к северу вдоль Колд-Лейна к Милл-Понд. Красномундирники, находившиеся в казармах в дождливую и снежную погоду, вновь стояли на площади Браттл по стойке «смирно». Идя навстречу бледному солнцу, Абигейл держала детей за руки и с правой стороны увидела таверну «Зеленый дракон», служившую штаб-квартирой «Сынов Свободы». Примерно в пятидесяти метрах от Милл-Понд в одном из окон дома, которым восхищалась, она заметила объявление «Сдается». Это была подходящая двухэтажная деревянная постройка со слуховыми окнами, выкрашенная светло-кремовой краской. Двадцать раздвижных окон смотрели на юг и запад, открывая доступ свету и теплу. Абигейл ощутила волнение.
За обедом она рассказала Джону о доме. Он слышал, что дом принадлежит мистеру Файеруезеру, и обещал принести от агента ключи. К четырем часам он вернулся домой.
Дом ей понравился с той самой минуты, как только она вошла в него. Там было восемь основных комнат, из них семь с каминами, намного большими, чем в доме на площади Браттл. Весь дом был обновлен, в нем было много мебели. Файеруезер был от природы веселый человек, ибо гостиная была выкрашена в светло-голубой цвет, а мебель обтянута более темным синим шелком; семейная комната была бледно-зеленой с кремовыми занавесками, столовая отделана под кедр, а библиотека обшита деревянными панелями. Чувствовалось, что дом хорошо утеплен и в нем не гуляют сквозняки.
- В доме коммерции советника (дореволюц. издание) - Евгения Марлитт - Историческая проза
- Старость Пушкина - Зинаида Шаховская - Историческая проза
- Хан с лицом странника - Вячеслав Софронов - Историческая проза
- Темное солнце - Эрик-Эмманюэль Шмитт - Историческая проза / Русская классическая проза
- Проклятие Ирода Великого - Владимир Меженков - Историческая проза
- Виланд - Оксана Кириллова - Историческая проза / Русская классическая проза
- Гамбит Королевы - Элизабет Фримантл - Историческая проза
- Гуси, гуси… Повесть о былом, или 100 лет назад - Евгений Пекки - Историческая проза
- Приключения доктора - Павел Саксонов - Историческая проза
- Золотой истукан - Явдат Ильясов - Историческая проза