Управляемая демократия: Россия, которую нам навязали - Борис Кагарлицкий

Как и следовало ожидать, после того, как второй раз за полтора года в стране начались военные действия, у многих «демократических» политиков нервы сдали. Особенно нервничали те, кто был связан с Дудаевым по прежним делам. Запротестовали Гайдар и большинство фракции «Выбор России». Неожиданно для себя они оказались в одном лагере с левыми и коммунистами. Если бы за год до начала первой чеченской войны какой-нибудь зарвавшийся аналитик предположил, что поклонники Гайдара вместе с последователями Анпилова будут скандировать на Пушкинской площади «Банду Ельцина — под суд!», его бы заподозрили в приступе маниакального бреда.

12 декабря на Пушкинской площади были все — от сторонников Анпилова до последователей Гайдара. Но преобладали красные знамена, и думские либералы чувствовали себя неуютно. В Государственной думе на первых порах против войны выступили коммунисты и группа Явлинского, но ни те ни другие не готовы были возглавить внепарламентское антивоенное движение. Правда, по мере того как стихийное недовольство войной росло, в политических кругах желание критиковать ее убавлялось: Геннадий Зюганов и возглавляемая им Компартия РФ никогда не отличались особым интернационализмом. Солидарность с военными начальниками, обещавшими разгромить дудаевские бандформирования, была для них естественнее солидарности с солдатскими матерями, требовавшими вернуть домой своих сыновей.

Зато Ельцина, уже не в первый раз, поддержал Жириновский. О солидарности с правительством заявил и Александр Баркашов, лидер наиболее известной в стране неофашистской группы Русское национальное единство. В 1993 г. присутствие баркашовцев у Белого дома оказалось достаточным основанием, чтобы официальное телевидение обвинило всех сторонников парламента в «фашизме». А полтора года спустя Баркашов уже выступал по государственному телевидению в поддержку Ельцина. Зато резким нападкам властей подверглись «демократические» средства массовой информации, в октябре 1993 г. дружно защищавшие Ельцина.

Парадокс в том, что на сей раз в отличие от 1993 г. Ельцин действовал строго в рамках своих конституционных полномочий. Эти полномочия отстаивали в первую очередь либералы Егор Гайдар и Сергей Юшенков. Они, конечно, думали, что все это будет применено только против коммунистов и левых. Единственный из деятелей режима, кто, похоже, почувствовал острый приступ угрызений совести, был Сергей Ковалев. В брежневские годы диссидент-правозащитник, он в 1993 г. не произнес ни единого слова против разгона парламента, нарушения конституции и военного положения. Но после начала чеченской войны, Ковалев неожиданно для властей покинул Москву и перебрался в Грозный. Каждый день он сообщал оттуда про бомбардировки жилых кварталов и гибель мирного населения. А власти, еще вчера превозносившие Ковалева как «истинного правозащитника», обвинили его в необъективности и непонимании ситуации.

Сценарий чеченского кризиса неоригинален. Власть пользовалась старыми заготовками, хорошо зарекомендовавшими себя в 1993 г. Постепенная эскалация напряженности и насилия, провоцирование уличных выступлений, накачка истерических эмоций в лагере оппозиции. Повторялись даже мелкие детали: кашу опять заварили в выходные дни. Разница была лишь в том, что в октябре 1993 г. и силовые меры, и политический кризис разворачивались в Москве. А на сей раз два параллельных процесса были разведены в пространстве: танки ездили по Чечне, блокировали Грозный, а политическая истерика разворачивалась в столице.

Поразительно, что либералы из президентского окружения, которые сами участвовали в подготовке прежних провокаций, оказались беспомощны, когда провокация оказалась направлена против них. Их быстро и привычно загнали в ту же ловушку, куда уже угодили прежние «парламентские оппозиции».

Необходимость постоянной борьбы против внешних и внутренних врагов заложена в самой природе авторитаризма. Вот почему вчерашние союзники и попутчики рано или поздно становятся жертвами. Круг постоянно сужается: сначала победили коммунистов, потом выкинули за борт колеблющихся демократов, теперь подходила очередь либералов «западников». Другое дело, что в годы правления Ельцина этот сценарий не был реализован до конца. Завершиться ему предстояло лишь после начала второй чеченской войны, уже под властью Путина.

Сохранившие власть и деньги «серьезные люди» из партии Гайдара немедленно отмежевались от своего вчерашнего кумира. Предали его и мультимиллионер Бойко, и министр иностранных дел Козырев. Отмолчался и «архитектор» приватизации Анатолий Чубайс.

Против войны выступила либеральная пресса, все еще верившая в ею же созданный миф о «четвертой власти». На протяжении предыдущих лет либеральные журналисты постоянно разоблачали советский империализм и русский национализм, которые были, по их мнению, тесно связаны с коммунизмом. Теперь они были в растерянности.

«После того как солидарно занятая российской печатью и телевидением позиция не привела ни к каким переменам в политике властей, — пишет ведущий исследователь российских масс-медиа Иван Засурский, — пресса оказалась перед серьезной дилеммой. Нужно было либо признать верховную власть президента, граничащую с диктатурой, — и тем самым признать, что эта диктатура была создана усилиями “демократической” печати и ТВ. Либо — показать власти кто в доме хозяин, то есть доказать, что “демократическая” пресса по-прежнему обладает реальным влиянием на политику властей, а диктатура получилась как минимум просвещенная.

В результате “Известия”, “Комсомольская правда”, “Аргументы и факты”, “Московский комсомолец”, а также российское государственное телевидение РТР и НТВ сменили лояльное отношение к президенту на резко оппозиционное. Лояльность сохранили только первый канал “Останкино” и “Российская газета”.

Так началось противостояние прессы с властью, которое продолжалось почти два года. И несмотря на то что средствам массовой информации удалось нанести серьезный урон партии власти, в конце концов “четвертая власть” вышла из этого противостояния побежденной, хотя со стороны могло показаться, что получилась ничья»[122].

В конечном счете войну остановили не статьи и телерепортажи, не протесты солдатских матерей, а катастрофические поражения армии на поле боя. Военные объясняли свои неудачи тем, что политики в Москве, журналисты и пацифисты мешали им воевать. На самом деле именно постоянные провалы армии подогревали антивоенные настроения в России и заставляли политиков искать компромиссные решения. Имея более 1,5 млн людей под ружьем, Россия не смогла сконцентрировать в Чечне более 25 тыс. солдат одновременно. Причина — в низкой боеспособности войск, проблемах снабжения и организации.

«Первой причиной поражения России в Чечне была неспособность военных двинуть на поле боя достаточно сил, чтобы подавить сопротивление и контролировать территорию, — отмечает военный обозреватель «The Moscow Times» Павел Фельгенгауэр. — Второй причиной была слабая подготовка войск»[123].

Небоеспособность армии — деморализованной, плохо обученной и совершенно не понимающей, почему надо воевать против граждан собственной страны, дополнялась коррупцией в армейском руководстве. Солдаты шли в бой под дулами автоматов спецназа, дезертировали, мародерствовали, отказывались исполнять приказ. В прессу просачивались сведения об офицерах, вступающих в коммерческие сделки с неприятелем, о высокопоставленных чинах, продающих повстанцам оружие и боеприпасы, а иногда и собственных сослуживцев — в плен. Войска зимовали в открытом поле. Деньги, выделенные на восстановление экономики в контролируемых армией районах, бессовестно разворовывались. Танки вязли в болотах. В первые дни боевых действий в плен сдалось несколько полковников. Группировка, двигавшаяся на Грозный с востока, после первых стычек с чеченцами прекратила наступление и окопалась. Практичные местные жители угнали часть танков и бронетранспортеров, чтобы использовать их в сельском хозяйстве. Солдаты и офицеры начали брататься с населением. Бойцы русской армии стали часто появляться на барахолке в пригороде Грозного, где осажденные подкармливали их и угощали сигаретами. Военные специалисты иронически назвали чеченскую операцию «Бурей в болоте». «Сверхточные» лазерные прицелы то и дело выходили из строя, бомбы и ракеты пролетали мимо цели — иногда на несколько километров, падая на территории соседних с Чечней российских республик. В этом плане единственной удачей военных, применявших высокотехнологичное оружие, было убийство генерала Дудаева. Чеченского лидера убили ракетой, наведенной по сигналу сотового телефона, когда он вел какой-то важный разговор — предположительно, с кем-то из российских чиновников о предстоящем перемирии. В результате гибели Дудаева решающее влияние в рядах чеченцев приобрели радикалы, настроенные по отношению к России куда более враждебно.