Управляемая демократия: Россия, которую нам навязали - Борис Кагарлицкий

Возрождение интереса к социал-демократии в 1994 г. связано было уже с итогами реформ. Правящие круги искали выхода из кризиса, но исключительно на уровне смены лозунгов. Если в 1991 г. социал-демократическая риторика должна была прикрыть поворот к неолиберальному курсу, то теперь замена либеральных лозунгов социал-демократическими или социал-патриотическими была необходима, чтобы, создав иллюзию перемен, на деле избежать пересмотра экономической политики.

«Идейные социал-демократы» в России остались небольшими группами интеллектуалов, а роль умеренно-реформистской партии выпала на долю КПРФ, лидеры которой с готовностью признавали себя единственными настоящими социал-демократами, при условии, что они же оставались единственными настоящими коммунистами и патриотами.

Между тем на ниве патриотизма у КПРФ уже появились соперники. Осенью 1995 г. национально-консервативная группировка внутри российского истеблишмента оформилась вокруг Конгресса русских общин, возглавленного Юрием Скоковым и генералом Лебедем. Эта организация откровенно заимствовала изрядную часть идеологии и программы КПРФ, но придала им последовательно прокапиталистическую направленность. Лозунг союза с «национальной буржуазией» естественно толкал КПРФ в лагерь КРО, а традиционные обязательства и настроения собственных активистов диктовали прямо противоположные действия. Верхушка КРО, прекрасно понимая слабости своего партнера-противника, успешно использовала помощь компартии при решении собственных проблем, не давая ничего взамен. Поражение КРО на парламентских выборах 1995 г. временно сняло остроту проблемы. Жалкие результаты выразителей «патриотического капитала» должны были навести лидеров партии на переосмысление действительности. Однако положение КПРФ было слишком прочным, чтобы ее лидеры испытывали потребность в самокритике. Более того, партийное руководство продолжало сдвигаться вправо, не задумываясь о том, насколько пропагандируемые партией лозунги поддерживаются ее социальной базой. Как нечто само собой разумеющееся, предполагалось, что избирателю все равно деваться некуда, и он сохранит верность партии, что бы ни вытворяло ее руководство.

Парламентские выборы 1995 г. дали новый шанс заявить о себе и руководству официальных профсоюзов. Работа центральных структур ФНПР была в середине 1990-х парализована борьбой между «людьми Клочкова» и «людьми Шмакова» за кресла и кабинеты. В конце концов «команда Шмакова» одолела «команду Клочкова». Перемены сопровождались скандалами и даже судебными разбирательствами. Вместе со «старыми кадрами» из аппарата выбыли и «новые левые» — кроме экс-анархиста Андрея Исаева, прекрасно вжившегося в роль профсоюзного начальника.

Нельзя упрекнуть руководство ФНПР в том, что оно не готовилось к выборам. Но из-за собственной непоследовательности ФНПР вынуждена была каждый раз отказываться от достигнутого и начинать все сначала. В 1994 г. велись переговоры с социал-демократическими группами о создании «Союза труда», но руководство ФНПР так и не сумело принять решение. В 1995 г. Шмаков предпринял новую попытку создать политическое объединение вокруг профсоюзов. 17 февраля 1995 г. Исполком Генсовета ФНПР проголосовал за создание движения «Профсоюзы России — на выборы». По существу, речь шла о попытке консолидировать профсоюзную элиту. Учреждая профсоюзный избирательный список, лидеры ФНПР пытались предотвратить «растаскивание» членских организаций по разным блокам. Сохранить единство, однако, было невозможно. Независимый профсоюз угольщиков создал собственную организацию «Шахтеры России», которая получила поддержку администрации отрасли. Аналогичным образом занялись формированием отраслевого списка и профсоюзы автодорожников и даже работников коммунального хозяйства. Профсоюз агропромышленного комплекса сохранил верность АПР, что неудивительно, если учесть, что структуры партии на две трети совпадали со структурами профсоюза. Ряд территориальных профсоюзных федераций был представлен в списке Конгресса русских общин. Исполком ФНПР вынужден был принять решение о том, что на местах профсоюзы имеют право самостоятельно выбирать себе партнеров.

Страх перед усилением влияния компартии стал одним из главных мотивов, которыми руководствовалась «профсоюзная элита», принимая свои дальнейшие решения. Но вместо того чтобы противопоставить противоречивой политике КПРФ собственную — более компетентную и последовательную, а потому и более отвечающую настроениям масс, профсоюзное руководство больше заботилось о том, чтобы продемонстрировать свою «умеренность» правительству. ФНПР образовала избирательный блок «Профсоюзы и промышленники России — Союз труда», объединившись с Российским союзом промышленников и предпринимателей и Объединенной промышленной партией. Велись переговоры и с Иваном Рыбкиным. Переговоры сорвались из-за несогласия по поводу количества профсоюзных работников в списке. Хотя участники «Союза труда» в декабре 1995 г. критиковали Ивана Рыбкина за недостаточную левизну и оппозиционность, год спустя и Рыбкин, и РСПП, и лидеры московских профсоюзов единодушно поддержали переизбрание Ельцина на пост президента.

Избирательная кампания «Союза труда» была впечатляюще провалена. Для целей предвыборной борьбы продали часть профсоюзного имущества (санатории и профилактории), причем расходование денег от этих продаж не контролировалось. Профсоюзные социологи публиковали результаты опросов, из которых следовало, что 43,3% членов профсоюзов (которые все еще составляли большинство работающего населения страны) твердо решили поддержать блок «Союз труда», а еще 37,9% колеблются, но могут поддержать в принципе, или лишь 9,4% будут голосовать за другие партийные списки. Результат оказался прямо противоположен предсказаниям. Блок «Профсоюзы и промышленники России — Союз труда» получил на выборах лишь 1,55% голосов. Это впечатляющее поражение, если учесть, что в ФНПР состояло 46 млн человек, а всего в выборах 1995 г. приняло участие 69 млн избирателей.

Многие ожидали, что поражение на выборах станет началом перемен в профсоюзах, но никто в ФНПР, несмотря на остроту внутренних разногласий, не осмелился «раскачивать лодку». Руководство федерации заявило: «поражения в декабре 1995 г. не было!»[120] Результаты голосования были оценены как великолепные. В то же время неудача на выборах была использована для инициирования кампании по ужесточению централизма в структуре ФНПР и в первую очередь по переподчинению всех финансов профсоюзов центральному аппарату в Москве. Исполком ФНПР принял резолюцию о профсоюзном единстве, резко ограничивавшую права членских организаций. 14 марта 1996 г. Генеральный совет ФНПР поддержал резолюцию 77 голосами против 21. Одновременно было решено преобразовать движение «Профсоюзы России — на выборы» в политическое движение «Союз труда». Председателем союза вместо Шмакова стал первый зампред ФНПР Вячеслав Гончаров. В последующие месяцы «Союз труда» не проявил особой активности, что вполне понятно: приближались президентские выборы, а лидеры ФНПР не решались ни выступать против Ельцина, ни открыто заявить о союзе с ним.

Шмаков торжествовал. Хотя внутренняя оппозиция пошла на серьезную борьбу, лидеры ФНПР предупреждали, что всякое инакомыслие будет жестко наказываться. «Кто поднял меч раскола, тот должен знать, что от этого меча погибнет его собственное профобъединение»[121]. В декабре 1996 г. прошел III съезд ФНПР, укрепивший позиции руководства. Одновременно усилился выход трудящихся из «традиционных» профсоюзов.

«Альтернативные» профсоюзы разделились на несколько группировок. В 1995 г. некоторые объединения заявили о неучастии в выборах. Лидер НПГ Александр Сергеев вошел в «Блок Ивана Рыбкина». Учитывая прошлое НПГ, это свидетельствует о резком полевении профсоюза. До сих пор НПГ рассматривался не просто как «либеральный профсоюз». СОЦПРОФ поддержал на выборах еще один патриотический социал-демократический блок — «За Родину!».

Выборы 1995 г. стали исторической победой партий над профсоюзами. Несмотря на свое болезненное становление, политические партии оказались способны выразить настроения общества гораздо лучше, нежели сохранившиеся от прошлого профсоюзные организации. Выборы также показали, что корпоративизм, остававшийся социальной реальностью постсоветского общества, не стал в нем господствующим политическим фактором.

Бесчисленные мелкие группы вообще не имели никаких шансов, хотя всем почему-то казалось, что получить 5% ничего не стоит. Избирателю были предложены сразу несколько либеральных организаций, около дюжины левых и левоцентристских, псевдофеминистская коалиция «Женщины России» и даже совершенно невероятный избирательный блок работников жилищно-коммунального хозяйства. Для того чтобы участвовать в выборах, требовалось собирать подписи. Соответственно те, у кого были структуры на местах или деньги на оплату сборщиков подписей, легко могли попасть в избирательный бюллетень. В этом плане работники жилищно-коммунального хозяйства оказались просто в идеальном положении — кто же откажет в подписи людям, от которых зависит, как работает в твоей квартире канализация? Единственное, чего не учли сборщики подписей, это того, что голосование было тайным. Поставив свой автограф под подписным листом какой-нибудь невыразительной партии или блока, избиратель, запершись в кабинке, ставил крестик рядом с эмблемой ЛДПР или компартии. Маленькой сенсацией выборов стал результат «социал-демократического» блока, возглавлявшегося бывшим столичным мэром Гавриилом Поповым. Мало того, что Попов специально под выборы сумел из либерала переквалифицироваться в социал-демократа, он еще и голосов умудрился получить меньше, чем собрал подписей.