Ритуал - Адам Нэвилл

— Вода осталась?

— В кастрюле последняя. Большую часть я потратил на твою голову. Пришлось помыть ее, прежде чем наложить повязку. Кофе и шоколад на завтрак.

— Который час?

— Одиннадцать.

— Нет.

— Ты был без сознания. Оно тебе все лицо изуродовало. Нужно зашивать.

— Все так плохо? — пробормотал Люк, и почувствовал себя дураком. Откуда Дому знать?

— Хорошо, что оно не вернулось после того, как ты ударил его. Что ты сделал? Достал его ножом? Боже, этот звук. Ты ранил его. Наверняка ранил.

Люк приоткрыл один глаз. — Я бросил камень.

— Камень?

— Угу.

— Ни хрена себе!

Люк попытался улыбнуться, но его опять затошнило. — Насколько все плохо? С моей головой? Только не ври.

Дом замолчал и уставился себе под ноги, потом, поморщившись, снова посмотрел на Люка. — Никогда не видел столько крови. Но может, не все так плохо. Еще не значит, что все настолько серьезно. В голове больше крови, чем в любой другой части организма. Я так думаю. Вот почему черепно-мозговая травма выглядит хуже.

— Черт. — Черепно-мозговая травма. Эта фраза вызвала в нем трепет, а потом будто окатила холодной водой. Это может быть очень плохо: перелом черепа или сотрясение мозга, что объясняет тошноту. А может, что-нибудь похуже. Кровяной сгусток или рана, которая требует немедленной операции, чтобы предотвратить повреждение головного мозга. Нужно откачать жидкость. Немедленно.

В нем снова заворочалась паника, вдобавок к давящей боли, от которой перед глазами мелькали красноватые точки. Он сделал глубокий вдох, и его передернуло до пальцев ног.

— Ты весь в крови, дружище. Я не знал, насколько все плохо, пока не встало солнце. Меня чуть не вырвало. Но мы справились. Мы дожили до утра. Можешь поверить?

— Обезболивающее. «Нурофен» остался?

— Извини. Все ушло на мое колено.

— Наверно, я даже встать не смогу.

Дом молчал. — Тогда мы в заднице, — внезапно сказал он бесстрастным голосом. Его слова прозвучали безжизненно и устало. Это были слова отчаяния, голос вчерашнего дня. Шаркая ногами, Дом вернулся к печке и молча уставился на воду. Рядом с печкой выстроились две оловянные кружки и банка кофе. Кружки изнутри были в черных пятнах.

— Нам нужна вода. Срочно. Мне нужно что-то попить. Потом посмотреть голову. У меня есть зеркальце для бритья.

— Успокойся.

— Может, стерилизовать рану кипяченой водой?

— Ш-ш-ш. Просто…

— Антисептик. Был в аптечке.

— Кончился. Ушел на волдыри Фила.

— Боже. — Лицо у Люка сморщилось. Ему показалось, что он сейчас заплачет.

— Просто успокойся. Выпей кофе. Держи голову прямо. Это просто рана мягких тканей. Шишка. Выглядит хуже, чем есть на самом деле.

Люк не знал, пытается Дом его всего лишь успокоить, или его слова действительно имеют какой-то смысл. Но эти слова подбодрили его, потому что ему не чему было больше верить, кроме как этим расплывчатым заявлениям.

Дом начал наливать горячую воду в кружку. — Просто выпей это. Потом подумаем, что делать дальше.

Им понадобилось полчаса, чтобы спуститься с южной стороны холма. У подножия они остановились, чтобы перевести дыхание и подождать, когда боль отступит. Тогда можно будет поднять голову и обернуться в сторону серебристо-зеленой палатки, трепещущей на холодном, обдувавшем холм ветру.

Кроме двух спальных мешков, ножей и фонариков, они оставили все, что несли раньше. Три рюкзака, куча грязной одежды, пустая аптечка, пустая канистра из под газа, печка, приготовившая им последнюю кружку горького кофе, остались лежать на скалистой вершине. На одиноком, тоскливом холме, где они должны были встретить свой конец, остались последние намеки на то, во что превратился их поход. Доказательства пребывания здесь четырех друзей, решивших срезать путь.

Стоя на тонком слое земли, покрывавшем камни у подножия холма, они повернулись и посмотрели на ждущие их мрачные ели, темневшие в мягком свете дня. Ближе к мрачному прохладному лесу, вокруг редких ив поднималась стена папоротника. За ней, там, где почва была глубже, начинались владения елей и пихт.

Вглядевшись в лес, перед тем как двинутся на юго-запад, они поняли, что идти придется по неровной местности. Мимо деревьев-часовых, кренящихся от редких, скользких ото мха скалистых вершин, что уже заранее вызвало у Люка уныние. Еще один день придется петлять по лесу, вскрикивая на каждом шагу от боли. А сегодня они будут двигаться еще медленней, чем обычно. Люк закрыл глаза. Он дошел до ручки раньше времени, и знал это.

Грязная повязка, наложенная Домом, спала с головы почти сразу. Но, по крайней мере, она остановила кровотечение, продолжавшееся несколько часов, пока он был без сознания. Рана проходила над левой бровью, через весь лоб, и терялась в волосах. Она была розового цвета и зияла, как какой-то поперечный рот. Посмотрев в маленькое зеркальце для бритья, ему показалось, что он увидел в ней блеснувшую кость. Рана была не меньше пяти дюймов в длину и отчаянно нуждалась в наложении швов.

С помощью последней салфетки из аптечки он промыл ее остатками горячей воды из кастрюли, стараясь не кричать громко при каждом прикосновении. Дом даже не смотрел в его сторону. Потом поместив под грязную повязку марлевый компресс, он осторожно обмотал ее вокруг головы, а Дом закрепил булавкой.

Самым ужасным для Люка было увидеть в зеркальце свое окровавленное, с трудом узнаваемое лицо. Воды, которую Дом полил ему на голову, не хватило. И большинство кровавых подтеков так и не отмылись. Одна половина лица, фиолетовая от синяка, выглядела еще чернее от грязи, покрывавшей кожу до самой шеи. Левое ухо забилось засохшей кровью. Ощущение было такое, будто часть головы погрузили в ванну с водой. Если он выберется отсюда, шрам останется на всю жизнь. Вид окровавленного лица и мысль о жутком белом шраме заставили его почувствовать себя еще более несчастным. Бесконечная жалость к себе переполняла его.

Костыль теперь был у каждого. Дом нашел для Люка какую-то мокрую ветку, и теперь они оба брели, поддерживая свои подрагивающие, израненные тела мертвыми сучьями древних деревьев.

Пока они шли, Люк ни словом не обмолвился с Домом. Он лишь молча указывал на бреши в лесных зарослях, более-менее пригодные для прохождения и соответствующие выбранной им траектории. В кармане куртки рядом с сердцем он хранил компас. Чаще, чем необходимо, вынимал его, чтобы убедиться, что следует намеченным им с дерева координатам.

Разговоры могли лишить их остатков сил, а встреча глазами была способна подавить всякое желание удаляться от холма. Они старались держаться рядом, но в тоже время почему-то избегали друг друга.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});