Невольник - Марина Добрынина

Сегодня с утра меня убить еще не пытались, это хорошо, но стойкую паранойю я уже заработал. Есть боюсь, спать опасаюсь, под арками стараюсь не ходить, чтобы какой-нибудь случайный обломок облицовки не проломил нечаянно мою прелестную головку.

Кажется, ко мне обращаются. Поднимаю глаза. И точно.

— Кто тебя ударить? — интересуется старый знакомый Марай, явно с подачи султана.

— Сама.

— Как это?

— Упала с кровати. Ночью.

Гарей усмехается и что-то тихо произносит по-шактистански.

— Тебя кто-то обижать? — спрашивает Марай, склонив голову набок и пытаясь прочитать в моих глаза нечто там скрытое.

Ну что вы, какая может быть обида! Душили меня сегодня исключительно из любви. В объятьях нежных.

— Меня не обижают. Все замечательно.

Гарей глядит на меня с интересом и снова что-то проговаривает. Слышу вопросительные интонации в голосе. Перевожу взгляд на лицо переводчика. А с лицом-то творится что-то неладное, будто Марай услышал нечто настолько ужасное, что и слова зулкибарские забыл. Что характерно, девицы рядом со мной, кажется, и дышать перестали.

Султан повторяет сказанную фразу. В голосе слышно легкое порыкивание недовольного хищника.

Марай вздрагивает и торопливо произносит:

— Равный Солнцу хочет знать, не желаешь ли ты, о прекрасная дочь Севера, разделить с ним ужин и постель?

Первым порывом, конечно же, было сказать "Нет, благодарю". Однако, принимая во внимание то, что я так и не выяснил судьбу не удовлетворивших султана дам, получив лишь намеки на то, что это нечто страшно неприличное, категорический отказ может огорчить правителя Шактистана, настолько, что не только сбежать, я и задуматься о побеге не успею. Свою способность оказывать сопротивление я проверил ночью и счел ее неудовлетворительной. А так у меня появляется возможность немного потянуть время. Надеюсь, что Кошка информацию княжичу и принцу передаст в ближайшее время, и парни найдут способ, как меня отсюда изъять.

Я, кажется, слишком долго молчу. Вон, господин мой и повелитель уже хмурится.

— Да, — говорю, — с радостью поужинаю.

Султан благосклонно кивает и удаляется вместе со свитой.

Расходятся все. Один я стою и поспешно пытаюсь придумать, что делать дальше.

Впрочем, долго предаваться раздумьям мне не делают. Тут же подлетает какая-то женщина лет так сорока на вид, невысокая толстенькая, со сросшимися бровями, и, что-то непрерывно бормоча, тянет меня за руку куда-то. Ну почему я не учил шакстистанский?

Впрочем, эта проблема быстро решается. Недовольная Рада уже идет рядом, разглядывая меня с брезгливостью на длинном лице.

— Не понимаю, чужеземка, что могло привлечь в тебе повелителя? — наконец протягивает она.

Накатывает раздражение.

— Фингал! Советую обзавестись таким же. Ваш Равный Солнцу, видимо, большой оригинал, — рявкаю я и в ответ получаю тихое:

— Благодарю.

О, быть может, я дал дельный совет.

— Что мне делать?

— Тебя выбрал султан на сегодняшнюю ночь. Сейчас тебя нарядят подобающим образом, объяснят, как себя следует вести в присутствии Равного Солнцу, и будешь ждать, пока он соизволит пригласить тебя.

— Долго?

— Что?

— Ждать долго?

— Как пожелает Равный Солнцу.

В течение следующего часа терплю издевательства над собой. Впрочем, издевательства эти не первые, начинаю привыкать, и это пугает. Меня мажут, красят, причесывают, одевают. Потом снова мажут и красят, пытаясь, видимо убрать с лица фиолетовое украшение. Взглянуть на себя мне как-то не предлагают, но не слишком и хочется.

В конце концов, какая разница, как я выгляжу. Гораздо большее значение имеет то, что не представляю, как вести себя с султаном. Вариант предлагается лишь один — расслабиться и постараться доставить удовольствие. О получении речи и не идет. Понятно, что это меня не устраивает.

Наконец дама с бровями решает, что я выгляжу достаточно презентабельно. Во всяком случае, султан едва ли при виде моей разукрашенной рожицы останется импотентом на всю свою долгую или как получится жизнь. А я бы не возражал.

Бровастая, строго глядя мне в глаза, начинает что-то втолковывать. Рада переводит.

— Когда Равный Солнцу пожелает насладиться тобою, ты должна войти в спальню, остановиться у двери и покорно ждать, пока тебя не позовут.

— Он что, должен скомандовать "ко мне?".

— Нет, он постучит ладонью по кровати.

Ну да, та же команда, только жестами.

— После этого, — продолжает Рада, — ты раздеваешься, медленно подходишь к постели, плавно опускаешься на нее, потом ложишься на спину и, не глядя на повелителя, начинаешь к нему подползать.

— Что я делаю?

— Подползаешь.

— На спине?

— Да.

— А зачем?

Перед глазами против воли возникает картина. Я лежу на кровати, а ко мне на спине ползет женщина. А как вообще это изобразить? То есть сначала, наверное, нужно плечи подвинуть, а потом — зад. И вот так ползет она, глаза мечтательно созерцают фрески на потолке… Отчего я раньше до такого не додумался? Нет, насчет любви не знаю, но повеселило бы это меня здорово.

Тем временем Рада тихо объясняет бровастой суть моего вопроса. В ответ мы с переводчицей получаем серию кудахтающих звуков и ряд экспрессивных жестов. Можно не переводить. И так понимаю, что все они означают ярко выраженное сомнение в моей умственной полноценности.

— Это традиция, — резюмирует Рада.

— А дальше что? — с тоской в голосе спрашиваю я.

— А дальше от тебя уже ничего не зависит.

Спустя пять минут меня усаживают в наглухо закрытые носилки. Признаться честно, я в ступоре и думать могу лишь о том, что со мною будет. Осознаю свою беспомощность очень ярко, и страх сковывает меня. Надо бы что-то придумать, нечто такое, что заставит султана сразу отправить меня в Верхнюю палату или отпустить. Вот только в голове стучит одно: "не трогайте меня". И уже не до размышлений — что говорит во мне — разум мужчины или тело женщины.

Носилки прибыли на место. Встречает дама, чье лицо, как и у меня сейчас, закрыто платком, а тело плотно укутано темной тканью. Лишь по движениям — сдержанным и плавным — можно догадаться, какого она пола.

Она ведет меня по лестнице вверх. Едва успеваю оглядеться, чтобы обнаружить, что мы посреди сада. Цветами пахнет. А вот и они — странные крупные белые цветы на низко свисающих ветках. Я таких раньше не видел. Серьезно, запомнил бы.

Мы поднимаемся к дому, совсем небольшому, скромно украшенному по фасаду каменной резьбой. Солнце почти уже село, и стены дома стали розовыми. Я воспринимаю это очень отчетливо, потому что предчувствие того, что жизнь заканчивается, стало особенно сильным. И мне очень страшно.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});