Чужая мечта - Дмитрий Бондарь

— Ну, сука, где ты? — шептал Белыч между тяжелыми вдохами-выдохами, кружась по поляне. — Давай, морда с щупальцами, давай! Проявись уже, я тебя вздрючу в твой коричневый глазок! Ну?

Мы вертелись на одном месте как привязанные друг к другу, и похоже действительно сцепились рюкзаками. Я попробовал сделать шаг вперед и не смог — Белыч, прицепившийся сзади, сильно этому воспротивился. Если кровосос появится сейчас — придется туго. Стрелять сможет только кто-то один, а второй будет здорово этому мешать. Проводник, видимо, тоже понял это, попытался оглянуться и не смог. Не сговариваясь, мы сбросили рюкзаки на землю и снова встали спина к спине. Теперь, когда Белыч замолчал, мне стало слышно, как мутант бегает где-то рядом — приглушенный топот его плоских ступней, частое дыхание раздавались буквально со всех сторон. А может быть он здесь не один?

От этой мысли мне стало дурно, я почувствовал стекающую между лопаток струйку холодного пота.

— Да ты, тварь, похоже, здесь не один? — все так же шепотом поинтересовался Белыч. Наверное, пришел к тем же выводам. — С подружкой своей гомосятной отдыхал? Давайте, суки, подходите вдвоем, устроим групповуху, извращенцы!

Вдруг со стороны леса, откуда мы только что выскочили, раздались короткие пистолетные очереди, заставившие нас привычно присесть, и передо мной, совсем как пару дней назад, на землю из воздуха вывалилось безголовое тело кровососа.

— Петрович! — прошептал я.

Белыч оглянулся, сделал круглые глаза и в этот миг мы услышали, как затрещали кусты, и сразу вслед за этим — замысловатую словесную конструкцию, состоящую из всех известных мне ругательств и еще нескольких ранее не встречавшихся.

Переглянувшись с проводником, все так же не размыкая спин, беспрестанно вертясь, мы стали смещаться в сторону громко матерящегося Петровича. Среди потока ругательств удалось разобрать:

— Да быстрее же вы! Немочи косорукие!

Первым его увидел Белыч и застыл на месте. Я не рискнул бросить свой сектор стрельбы и, не поворачиваясь, спросил:

— Что там?

Ответил Петрович. Натужно, как будто измученный месячным запором:

— Да валите же его, дебилы!

— Ахереть! — Белыч отлепился от моей спины и через секунду я услышал еще одну короткую очередь.

— Долбень! — заорал Корень, — Ты чего, гнида творишь! Бля, больно-то как!

— Все-все-все, — скороговоркой проговорил Белыч. — Все!

Я отважился оглянуться: Белыч пятился в мою сторону, подняв руки, держа свой АК над головой, Петрович сидел на еще одном безголовом кровососе, вцепившись в свое левое ухо обеими руками, и раскачивался, громко мыча нечто нечленораздельное.

— Петрович?

Он продолжал раскачиваться, словно и не слышал меня.

— Оглох он, — объяснил Белыч, — скоро оклемается. Ты расслабься. Если нас еще не съели, значит, двое их всего было.

— Кого?

— Да мутантов же! Гнездо у них в автобусе. Сюда до следующего Выброса ни одна тварь не сунется. Привал устроим. Места знакомые. Два километра осталось, по карте если.

Спустя десять минут, когда волны адреналина слегка улеглись, а дыхание окончательно успокоилось, мы втроем сидели под правым боком ржавого «Икаруса», на помосте, сооруженном из тяжелых шин и капота, в его дырявой тени. Петрович, голова которого была богато обмотана стерильным бинтом, поглощал тушенку, морщась как от зубной боли, а Белыч упоенно рассказывал:

— Прикинь, поворачиваюсь я и вижу: картина маслом! Кровосос в своем стелс-режиме, загнутый раком, на коленках стоит — это я чуть позже догнался, сначала-то не понял ни фига, думал Петрович левитировать научился — а на его спине Петрович висит, морда красная, пот тремя ручьями льется, вены на лбу вздулись! Думаю себе: впердолил таки Петрович мутанту! А он сипит: «валите его, валите». Сначала я подумал, что Петрович хочет позицию сменить. Потом соображаю — нет, надоела ему невеста! Я к ним, как бабахнул в башку уроду! Ну, туда, где башка должна быть. Не видно ж ее. Как арбуз — в клочья! Кровищи! А Петрович меня в живот кулаком! Думаю: чего опять не так? Кайф обломал ему что-ли? Пригляделся — матерь божья! Я ж ему прям над ухом стрелял! Не хотел промахнуться — в упор почти влупил! Прижег, наверное. Ухо подпаленное, волдырем надувается. На лице ошметки мутантского организма — кровища, мозги вонючие. Папой клянусь, страшнее и смешнее ничего не видел! Петрович, скажи, если б нас не было, ты б еще сколько актов продержался?

Петрович угрюмо двигал челюстями, никак не комментируя трепотню проводника.

— Петрович, ну скажи, как тебе тело кровососа? — не унимался Белыч, отходняк что ли такой у него? — Такой экзотики пробовать еще не приходилось?

— Пошел ты! — устало бросил Корень и неожиданно улыбнулся. — Впердолил! Извращенец! Иди вон впердоливай, тело еще не остыло. Если уж на кровососа потянуло — какая в жопу разница: живой он или дохлый? Ага?

— Не, Петрович, — серьезно сказал Белыч, — как я могу такую пару разбивать? А может у вас любовь?

— Любовь-морковь, — отозвался Корень, выскребая остатки тушенки.

— Петрович, — я так и не понял из сбивчивого рассказа проводника что там произошло, — нормально расскажи, как у тебя с мутантом вышло?

— А! Как вошло, так и вышло! — Белыч снова противно заржал, а Петрович выбросил банку. — Слышь, Белыч, чаю налей.

Он устроился поудобнее, прислонившись к борту автобуса. Проводник притянул ему стакан, Корень отхлебнул, поморщился:

— Чего без сахара?

Белыч широко развел руками.

— Ладно, слушайте. Вы, когда свой забег устроили… Чего, кстати, сорвались-то?

— Фантомы, Петрович. Это зверюга такая здесь есть — чернобыльская пси-собака. Научилась вместо себя на охоту фантомов посылать. Если самой псины не видишь — дохлое дело с фантомами биться. Она их сотнями штамповать может, — Белыч задумался ненадолго.

— И что? — переспросил Петрович, вовсе не понимая, чем могут быть страшны бесплотные фантомы.

— Да ничего, фантомы они с поправкой на местную специфику: сами миражи миражами, а как в ягодичную мышцу зубами вцепятся — нипочем от настоящей собаки не отличишь. Порвут как Тузик грелку. Если стрелять в такую тварь, она, естественно, быстренько развеивается, но вместо нее сразу появляется весь выводок фантомов. А их собака может поддерживать до десятка одновременно. Вот и представь себе: псина сидит где-нибудь незаметная, а ее миражи тебе жопу рвут? Стреляй-не стреляй — их от этого не больше и не меньше. Пока саму собаку не завалишь — сопротивление бесполезно. Однако, далеко от своей лежки она фантомы контролировать не может, вот я и рванул.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});