Дочь хранителя тайны - Ким Эдвардс

Пол хрипло вздохнул и закашлялся, на глазах у него выступили слезы.

– Руку больно, – просипел он, когда наконец смог говорить. Щеки побелели, на виске проступила тонкая голубая вена. Дэвид видел, что он изо всех сил старается не заплакать. – Очень больно.

– Какая рука болит? – с профессиональным спокойствием спросил Дэвид. – Можешь показать где?

Повреждена оказалась левая рука. Когда Дэвид осторожно поднял ее, поддерживая под локоть и запястье, Пол закричал от боли.

– Сломал? – простонала Нора.

– Точно не знаю, – ровным голосом ответил Дэвид, хотя почти не сомневался, что так и есть. Он бережно прижал руку Пола к своей груди. – Пол, сейчас я тебя подниму, отнесу в машину, и мы поедем ко мне в больницу. Покажу тебе, как делается рентген.

Он с величайшей осторожностью поднял мальчика. Гости расступились, пропуская их к машине. Дэвид уложил Пола на заднем сиденье, достал из багажника одеяло, накрыл и подоткнул со всех сторон.

– Я с вами! – Нора уже садилась вперед.

– А как же гости?

– Еды и вина полно. Как-нибудь справятся.

Нора, бывало, поддразнивала Дэвида насчет того, как медленно и педантично он вел машину по пустым улицам в ту ночь, когда родились их дети, – но он и сегодня не мог превысить скорость. Они миновали пожарище. Здание призывного пункта еще дымилось, к небу поднимались темные кружевные облачка.

– Такое ощущение, что мир рухнул, – тихо произнесла Нора.

– Нора, не сейчас. – Дэвид взглянул на Пола в зеркало заднего вида. Тот лежал смирно, не жалуясь, но бледные щеки были влажны от слез.

В отделении скорой помощи Дэвиду пришлось воспользоваться своим служебным положением, чтобы его сына сразу же приняли и сделали рентген. Он сам уложил мальчика в постель, посадил Нору читать ему сказки из книжки, которую та, не глядя, схватила в приемной, и пошел за снимками к рентгенологу. Забирая их, заметил, что пальцы дрожат, и решил просмотреть снимки у себя в кабинете. Чудный день, суббота – в коридорах царила непривычная тишина. Дверь кабинета хлопнула за его спиной, и Дэвид на мгновение оказался в темноте и замер, стараясь собраться с мыслями. Он знал, что стены выкрашены в светлый синезеленый цвет, а письменный стол завален бумагами. Что в шкафах со стеклянными дверцами на эмалированных подносах ровными рядами выложены хромированные инструменты. Но он ничего не видел и, даже приблизив ладонь к носу, не мог разглядеть собственной руки, только чувствовал ее.

Дэвид нащупал выключатель, легко надавил. Панель на стене поморгала и вспыхнула, обесцвечивая все вокруг. На ней висели негативы, которые он проявил неделю назад: фотографии вен человека, целая серия, где освещенность и контрастность постепенно и очень незначительно менялись от снимка к снимку. Дэвид был в восторге от точности, которой ему удалось достичь, к тому же полученные изображения больше напоминали не кровеносную систему, а нечто совершенно иное: ветвистую молнию, ударяющую в землю, текущие реки, зыбкую поверхность моря.

Руки по-прежнему заметно дрожали. Дэвид сделал несколько глубоких вдохов, затем снял негативы и вставил под зажимы рентгеновские снимки Пола. На них с призрачной четкостью проступили тонкие кости его сына, крепкие и вместе с тем деликатные. Дэвид провел кончиками пальцев по пронизанному светом изображению. Какие они красивые, эти косточки, непрозрачные, но все же светящиеся, будто слюдяные; сильные и хрупкие, как сплетенные ветви дерева. Казалось, они плывут в темноте его кабинета.

Переломы локтевой и лучевой кости были очевидны, но без осложнений. Главная опасность в том, что эти параллельные косточки при заживлении могут срастись.

Дэвид выключил свет, вышел из кабинета и зашагал по коридору, размышляя о чудесном мире человеческого тела. Много лет назад, в обувном магазине Моргантауна, пока отец примерял рабочие ботинки и, хмурясь, смотрел на цену, маленький Дэвид стоял на специальном рентгеновском аппарате, который просвечивал его ступни, превращая обычные пальцы в нечто загадочное, таинственное. Он зачарованно рассматривал палочки и колбочки этих смутных теней: своих пальцев, пяток.

Он не скоро понял, что тот момент был решающим. Существование других миров, невидимых, неизведанных, невообразимых, явилось для него откровением. С тех пор, глядя на бегущих оленей, взлетающих птиц, кроликов, выбегающих из кустов, и трепещущую листву, Дэвид жадно хотел одного: хоть на миг увидеть их насквозь. Он разглядывал и Джун, когда та лущила на крыльце горох или шелушила зерно, приоткрыв рот от усердия. Ведь она была такая же, как он, но не совсем, и в том, что их отличало, крылась великая тайна.

Его сестра; девочка, которая любила ветер, смеялась, подставляя лицо солнцу, и не боялась змей. В двенадцать лет она умерла и сейчас была лишь воспоминанием о любви – ничем, только костями.

А его дочь, шести лет, ходила по этой земле, но он не знал ее.

Он вернулся в отделение скорой помощи. Нора держала Пола на коленях, хотя для этого он уже был немного великоват, его голова неловко лежала на плече матери. Поврежденная рука дрожала мелкой дрожью, характерной для травм.

– Перелом? – фазу спросила Нора.

– Боюсь, что да, – ответил Дэвид. – Вот, посмотри.

Он разместил снимки на световом столе и показал темные линии переломов.

– Кость в горле, говорят люди, кожа да кости. Или: костей не соберешь. А ведь кости живые. Они растут и сами себя лечат; сломавшись, срастаются.

– А я-то беспокоилась из-за пчел… – Нора помогла мужу перенести Пола на смотровой стол. – В смысле, ос. От них избавилась, а тут такое.

– Это несчастный случай. В жизни всякое бывает.

– Знаю! – воскликнула она, чуть не плача. – В том-то вся и беда.

Дэвид не ответил. Он достал все необходимое и полностью сосредоточился на наложении гипса. Ему давно не приходилось этим заниматься – он фиксировал кость, а прочее оставлял медсестре, – и сейчас обнаружил, что это занятие его успокаивает. Повязка на детской ручке становилась все больше и больше, ее ракушечная белизна влекла, словно чистый лист бумаги. Через несколько дней она станет тускло-серой, покроется разноцветными пятнами. Пройдет три месяца, – сказал Дэвид, – и тебе его снимут.

– Это же почти все лето, – ужаснулась Нора.

– А как же малая лига? – спросил Пол. – И плавание?

– Никакого бейсбола, – строго ответил Дэвид, – и никакого плавания. Увы.

– Но мы с Джейсоном должны играть в малой лиге.

– Увы, – повторил Дэвид, и мальчик разразился слезами.

– Ты говорил, ничего не случится, – жалобно произнесла Нора, – а теперь у него сломана рука. Раз – и все. А если бы шея? Или спина?