Черные розы для снайпера - Нина Васина

Через семь минут Анну Павловну увозит санитарная машина, имеющаяся в службе для таких случаев. Аркадий зовет женщин за собой в служебную квартиру, укладывается в ванну с пеной и требует у Зои объяснений. На отмытом от косметики лице проступают ссадины и царапины. Левая скула наливается синяком.

– Я услышала выстрелы. – Зоя виновато опускает голову и говорит очень тихо. – Я выглянула с балкона квартиры, увидела, что у въезда в гараж стоит лимузин. Вы не могли предложить шоферу ехать за вами, поэтому я…

– Ты сложила два и два, – кивнул Аркадий. – Ладно, ты поняла, что я отстреливаюсь от того, кто сидит в лимузине. Что ты ей сказала?!

– Я?.. Я сказала, я предположила, что ее шофер… Она спросила, кто это стреляет. Я сказала, что стреляют с двух сторон. Она говорит так спокойно. Аркадий, говорит, прекрасный молодой человек, он не пострадает? Я ее успокоила, говорю, не волнуйтесь, он еще ни разу не промахнулся. А она – хлоп на пол со стула!

– Дура ты, Зойка, – ласково сказал Аркадий.

– У меня первый раз такое!

– Ладно тебе. – Ева сидела, привалившись спиной к двери. – Ты же не видела, как он ей руку во дворе целовал.

– Первый раз! Никакого чутья, вы только подумайте, полный ноль! Я должна была заподозрить, когда она спокойно так стала расспрашивать!

– Ладно, девочки, пейте кофе, готовьтесь, ночь будет длинной. Все соображения записывайте.

– Кто спустится в гараж? – спрашивает Ева. – Нужно притащить все приборы и магнитофон, я его включила, как только Анна Павловна начала говорить.

– Почти одиннадцать, – вздыхает Зоя, – сейчас приедут ликвидаторы, все только начинается.

Уехав с шумного приема в тот момент, когда голую девочку на полированном столе немецкого консульства начали обмазывать яичным ликером и посыпать тертым шоколадом, Климентий Фабер явно превысил скорость, пролетая Ленинский проспект. Ему все время казалось, что еще немного – и он опоздает. К остановке, у которой жила Соня Талисманова (двадцати лет, русская, не замужем, родилась в Москве), он подъехал в одиннадцать с минутой. Почти ни на что не надеясь, простоял двадцать минут, всматриваясь в каждого прохожего. Заметив, что засыпает, потер лицо ладонями, завел мотор и тут услышал царапанье по стеклу. Соня появилась встрепанной головкой у бокового стекла сзади. Фабер потянулся, снимая блокировку задней двери. Соня вползла, скорчившись, и легла на сиденье, подтянув к себе голые ноги. Фабер развернулся поудобней, включил свет в салоне и внимательно осмотрел маленькую женщину в совершенно безумном наряде потерявшейся Мальвины. Соня смотрела в его лицо испуганными глазами и молчала. Фабер выключил свет и завел мотор. Он ехал к своему дому, потом вдруг понял, что у Сони неприятности. Остановился, выключил двигатель.

– Говори, – сказал он не поворачиваясь.

– А нельзя сегодня пойти куда-нибудь покушать? – пробормотала Соня. – Я как раз сейчас могу пойти кушать куда угодно.

Фабер задумался.

– Если у тебя неприятности, – сказал он через минуту, – я могу тебя спрятать так, что никто не найдет.

– Спасибо, – прошептала Соня, – но кушать все равно хочется. Я с утра ничего не ела.

– Давай зайдем к тебе домой и возьмем какую-нибудь одежду. – Фабер глянул на часы. – Хотя бы обувь. Приличные магазины уже закрыты.

– У меня очень приличная одежда, библиотечный стиль. Обувь, конечно, не помешала бы, но ко мне домой нельзя, там может быть засада. Хотя я ни в чем не виновата. Я пошла гулять по Арбату, было жарко. Посетила по дороге стилиста, приоделась и пошла в библиотеку, которая Ленина. Можно было еще пойти на выставку живописи африканских художников или слушать песни под гитару, но я решила, что в библиотеке можно…

– Знаешь, что я думаю, – перебил ее Фабер, – если ты хочешь, чтобы мы куда-нибудь ехали, то тебе лучше помолчать. Потом расскажешь. Мне кажется, что когда ты говоришь…

– Вот и я так думаю! Я должна понять, в какой момент это происходит! Я должна научиться этим управлять, в конце концов. Вы думаете, это случается, когда я разговариваю?

– Я ничего не думаю, – ответил Фабер и потрогал языком пластинку на десне. – Я предлагаю тебе помолчать, а я попробую вести машину и ничего себе не повредить.

– Теперь можно? – спросила Соня через двадцать минут, когда Фабер разбудил ее, взял на руки и внес в шашлычную, расположенную в подвальном помещении. Соня устроилась на стуле, расправила юбочку, затолкала в рот кусок лепешки и спрашивала с полным ртом: – Слушай, я вот думаю, что майор Карпелов, который все время меня допрашивает, как только происходят несчастные случаи, так он выработал на меня иммунитет. Он вроде такой родной стал – даже когда я на него очень злюсь, с ним уже ничего не происходит.

– А что с ним случилось в момент вашего знакомства?

– Я уже не помню точно, это было давно. То ли он руку себе дыроколом проткнул, то ли обжегся. Это не важно.

– Ты пошла в библиотеку, – напомнил Фабер, снимая с шампура мясо на тарелку Соне.

– Да, умираю с голоду. Пошла, выбрала там себе интеллигентного онаниста…

– Как ты сказала?

– Это я так просто, не обращай внимания. Это не мои слова, я ужасно люблю подражать, правда! Я всеми людьми заражаюсь, которые меня чем-нибудь впечатлили. Ну вот. Выбрала молодого человека в очках, вышли мы на улицу, у меня сломался каблук, он оторвал второй… Ой, слушай, я больше не могу про это рассказывать.

– Он умер? – поинтересовался Фабер через несколько минут, помешивая кофе. – Скажи только, он умер?

Соня кивнула, не поднимая головы от тарелки.

– Тебя ищет милиция?

– И эта… ФБР!

– У нас нет Бюро расследования.

– А что у нас так же называется?

– ФСБ.

– Точно!

– А ты, – задумался Фабер, подыскивая слова, – ты пользуешься оружием, когда тебе кто-нибудь совсем не нравится?

– Ну, ты даешь! Конечно, нет! Даже мои родные милиционеры уже ничего не ищут у меня дома.

– Ты не умеешь стрелять? – Фабер смотрел в раскрасневшееся от еды и вина лицо перед ним, тоскливо сжималось сердце.

Соня молча покачала головой.

– Ладно, – вздохнул Фабер, – нам пора ехать.

– Слушай, – Соня наклонилась через стол, – одолжи мне свои туфли на пять минут, очень писать хочется!

Фабер расшнуровывал туфли тонкой телячьей кожи, кружилась голова от нереальности происходящего.

– Я быстро! – пообещала Соня и ушла к занавеске, шаркая. Она вернулась через двадцать две минуты, когда Фабер уже решил, что стоит попросить у шашлычника какие-нибудь тапочки, пойти в туалет и убедиться, что женщина давно удрала в окно в идиотском наряде и его туфлях сорок третьего размера.

– Чудненько! – сообщила она, скидывая обувь. Ее умытое лицо сияло свежестью. – Я и ноги помыла на всякий случай!

Туфли были мокрые внутри. Фабер встал, протянул Соне руки и поднял ее, вдруг покрасневшую. Она обхватила его ногами и руками и висела спереди ярмарочной обезьянкой. Фабер рассчитывался у стойки, шашлычник цокал языком и желал Фаберу здоровья, а Соне – всегда быть на руках у мужчины.

– Постарайся заснуть, – сказал Фабер в машине, укрывая свернувшуюся клубочком Соню своим пиджаком. – Мне так спокойнее будет вести машину. Ехать далеко, ложись удобней, завтра утром купим где-нибудь по пути тебе обувь и одежду. Ты летать любишь?

– Я не летаю, – пробормотала Соня, засыпая. – Это Полина летает.

В двенадцать часов ночи в аэропорт Шереметьево прилетел самолет из Стамбула. Среди пассажиров высоким ростом и безупречной осанкой выделялся худой старик, он один был в плаще, ослепительно белом, его никто не встречал. После таможни старик ожидал такси, наблюдая с интересом, как с фасада аэропорта снимают полотно выцветшей рекламы. При себе у прилетевшего был только маленький чемоданчик. В боковом кармане лежала стопка визиток – золотом по черному фону: «Адвокат Дэвид Капа, конфиденциально и быстро». Телефонных номеров было четыре. Все с разным по количеству набором цифр. Самый короткий был московский, самый длинный – телефон в Нью-Йорке. В такси адвокат раздул ноздри длинного прямого носа и вдохнул запах чужого тела, грязной обивки и бензина. Он уже года два пользовался только личной машиной, ухоженной и исключающей всякие посторонние запахи, и никуда не выезжал из Стамбула.

– Куда едем, дед? – подмигнул шофер в зеркальце молчаливому пассажиру. – Водка? Девочки? Гостиница?

– Отвезите меня… – адвокат задумался, вспоминая название клуба, брезгливо сложил губы, отчего верхняя изогнулась и коснулась носа, – в клуб «Одиссей», пожалуйста. И перестаньте орать, я не глухой.

Воскресенье. Полпервого ночи

– Время чего надо изменить? – спрашивает Зоя. – Время развертки зеркала?