Особый склад ума - Джон Катценбах

А тот, другой, дождь, который она помнит до сих пор, был холодный и неприятный на ощупь. Он словно плевался на нее и шипел от злости. Он был какой-то тревожный, готовый поддержать все страхи, которые рождались в ней, как лава в вулкане, а потом извергались, выползая наружу. У того дождя не было решительности, грозовых ливней на островах Киз, к которым она так успела привыкнуть. И в ту ночь, когда она оставила дом, расставшись с прошлым и со всем, что у нее было в первые тридцать лет жизни, на беглянку пролился целый дождь сомнений.

В дальнем углу стенного шкафа у себя в спальне она хранила маленькую шкатулку, которую теперь нашла позади кое-каких старых полотен, засохших тюбиков с краской и кистей. Около секунды она бранила себя за то, что забросила живопись. «Для этого не было никакой причины, — сказала она. — Даже если ты умираешь».

Она не подозревала, что ее действия невольно воспроизводят действия дочери и она бессознательно подражает ей. Только если Сьюзен взяла в чулане нож, то Диана отыскала в своем стенном шкафу маленькую шкатулку с запрятанными в нее разными памятными вещицами.

Шкатулка была сделана из темного дешевого металла. Когда-то на ней имелся замочек, но ключ от него потерялся, и шкатулку пришлось вскрывать, в результате чего замок вышел из строя, и теперь шкатулка закрывалась на простую защелку. Диана считала, что это касается и большинства воспоминаний: не важно, насколько далеко они на первый взгляд запрятаны, — на самом деле они заперты не так уж надежно, так что извлечь их бывает проще простого.

Стоя рядом с кроватью, она медленно открыла шкатулку и выложила ее содержимое на покрывало. Прошло много лет с тех пор, как она что-то в нее клала, и не меньше времени утекло с тех пор, как она что-то из нее вынимала. Наверху лежали разные документы: копия завещания, согласно которому то немногое, чем она владела, делилось поровну между ее детьми, страховой полис на небольшую сумму денег, а также копия купчей на дом. Под этими документами лежало несколько разрозненных фотографий, короткий список имен и адресов, отпечатанный на машинке, письмо от ее поверенного и глянцевый листок, вырванный из журнала.

Диана в первую очередь взяла вырванную страницу и тяжело уселась на кровать. На нижнем поле был напечатан порядковый номер: «52». Рядом с ним мелким шрифтом было набрано: «Бюллетень школы Св. Томаса Мора. Весна 1983 г.».

На этом листке было три столбца. Первые два были озаглавлены «Свадьбы и дни рождения». Над третьим шел заголовок «Объявления о смерти».

В третьей колонке было всего лишь одно объявление:

С большим прискорбием в нашей школе узнали о недавнем уходе из жизни Джеффри Митчелла, преподавателя истории. Мистер Митчелл, помимо всего прочего, являлся превосходным скрипачом. Ученики и преподаватели отдавали должное его энергии, преданности делу и остроумию, которые ярко проявились за долгие годы его работы в школе. Его будет недоставать всем, кто любит историю и классическую музыку.

Диане захотелось сплюнуть. Ее язык явственно ощутил привкус желчи.

— Его и вправду будет недоставать — всем, кого он не успел отправить на тот свет!.. — гневно прошептала она себе под нос.

Она держала страничку из журнала в руке и пыталась вспомнить чувства, которые испытала в день, когда ее впервые увидела. Изумление. Облегчение. А затем, как ни странно, она поняла, что не ощущает свободы, радостного и бодрящего чувства спасения, потому что эти строчки говорили ей, что теперь она избавилась от самого страшного своего страха — страха быть найденной им. Но этого освобождения от тревоги и беспокойства не произошло. Вместо этого единственным, что она ощутила в душе, оказалось не перестающее ее мучить сомнение. Слова в журнале говорили одно, а она… Словом, она никак не могла до конца поверить в написанное.

Диана отложила журнальную страницу в сторону и взялась за письмо.

В верхней части листка находился угловой штамп поверенного, работающего в маленькой адвокатской фирме в Трентоне, штат Нью-Джерси.

Письмо было адресовано некой госпоже Джейн Джонс и прислано на почтовый ящик, абонированный в почтовом отделении в Норт-Майами, пригороде большого Майами. Когда-то она тащилась до него с островов Киз целых два часа по жуткой жаре с одной-единственной целью — абонировать почтовый ящик в самом большом и оживленном почтовом отделении в этих краях — и все для того, чтобы получить это письмо. В нем говорилось:

Дорогая госпожа Джонс!

Я понимаю, что на самом деле вас зовут иначе, и при других обстоятельствах поостерегся бы писать письмо лицу с вымышленным именем, но, принимая во внимание вашу ситуацию, постараюсь помочь вам чем смогу.

Мистер Митчелл, ваш муж, с которым вы проживаете раздельно, связался со мной примерно за две недели до своей смерти. Как это ни удивительно, он сказал мне, что почувствовал приближение смерти, а потому пожелал привести свои земные дела в порядок. Я написал для него завещание. Он оставил немалое количество книг для местной библиотеки, а средства, вырученные от продажи всего остального, чем он владел, по его последней воле передавались местной церковной общине и Обществу камерной музыки. У него имелось немного ценных бумаг, и сбережения его были также весьма невелики.

Он сообщил мне, что может наступить время, когда вы захотите получить сведения о его кончине, и попросил меня сообщить вам то, что мне известно о его смерти, а также передать от него дополнительно еще одно заявление.

Вот что я знаю о его смерти: она была скоропостижной. Он погиб при автомобильной аварии. Обе машины ехали с высокой скоростью, и столкновение оказалось лобовым. Для того чтобы опознать тело вашего мужа, пришлось воспользоваться медкартой, взятой у его дантиста. Полицейские из того небольшого городка в Мэриленде, где произошло это транспортное происшествие, утверждают, что на основании сведений, сообщенных: очевидцами, ваш муж сам направил свой автомобиль прямо на приближающуюся автофуру, а потому его смерть не может быть расценена иначе как самоубийство, совершенное с помощью автомобиля.

Тело мистера Митчелла впоследствии было кремировано, а урна с прахом была предана земле на кладбище Вудлауна.[48] Он не оставил никаких указаний относительно могильного камня, только распорядился, чтобы похороны были максимально скромными. Насколько я могу судить, на них никто не приехал. Он сказал, что у него нет ни оставшихся в живых родственников, ни близких друзей.

Мы несколько раз с ним беседовали, и в наших с ним разговорах он не упоминал о каких-либо имеющихся у него детях, а также не говорил, что из его имущества им что-либо причитается.

Заявление же, которое я подготовил для вас по его просьбе, составлено на тот случай, если вы когда-нибудь обратитесь в нашу контору, и оно, по его словам, является посмертным даром, который он вам приносит. В этом заявлении говорится: «В радости и в горе, в богатстве и в бедности, в болезни и здравии, пока смерть не разлучит нас».

Приношу свои извинения за то, что больше не могу предоставить вам никаких сведений.

Дальше стояла размашистая подпись адвоката: Г. Кеннет Смит. Ей хотелось ему позвонить. Ей показалось, что за скупыми строками письма скрыто куда больше, однако она удержалась от искушения. Вместо этого она отказалась от абонированного почтового ящика, не указав нового адреса.

Теперь же она положила это письмо на кровать рядом со страницей из Бюллетеня школы Св. Томаса Мора и смотрела на них пристальным взглядом.

Она вспоминала. Когда они приехали в Южную Флориду, дети были еще совсем маленькие. Она так надеялась, что ей удастся стереть из их памяти воспоминания о старом доме в Нью-Джерси! Ей так этого хотелось! Она так старалась, чтобы на новом месте им ничто не напоминало о прошлом! Здесь все было другое — одежда, которую они носили, еда, которой она их кормила. Она убрала из жизни любую ткань, любой вкус или запах, которые могли бы напомнить им о месте, откуда они сбежали. Она изменила даже выговор. И немало потрудилась, чтобы привить им южную манеру речи. «Южнопацанский» — так называют этот диалект в здешних краях. Он вобрал в себя разные словечки и обороты южноамериканского и афроамериканского диалектов. Словом, она приняла все меры, чтобы дети начали считать эти места родными.

Диана порылась в шкатулке и достала отпечатанный на машинке лист с именами и небольшой пакет с фотографиями. Когда она положила его на колени, ее руки дрожали. Она не доставала их много лет. Один за другим она вынимала снимки.

На первых нескольких фотографиях запечатлены ее родители, а также ее брат и сестра, когда все они были еще молоды. Снимки сделаны на пляже в Новой Англии, так что купальники, раскладные кресла и пляжные зонтики старомодные и невольно вызвали у нее улыбку. На одной фотографии отец — с длинной удочкой, в болотных сапогах и в сдвинутой на затылок матерчатой кепке. Он широко улыбался и указывал пальцем на большого полосатого морского окуня, которого нес на кукане. Теперь отца нет, подумала она. Наверное. Слишком много лет прошло с тех пор. Она не знала наверняка, но думала, что, скорее всего, он умер. Он бы гордился тем, что его внучка знает толк в рыбной ловле не хуже, чем он. Ему бы понравилось, возьми она его покататься на своем скифе.