Особый склад ума - Джон Катценбах

Сьюзен выслушала эти рассуждения, затем поколебалась и наконец сказала:

— Я могла бы пойти в полицию.

Диана замахала на нее руками:

— И чем, ты думаешь, это сможет нам помочь, если ты сама прекрасно подходишь на роль подозреваемой в убийстве? Сама подумай. Ну разве можно поверить в твою историю о том, что за тобой кто-то тайно следит? Кто-то, у кого нет ни имени, ни внешности, о котором нам известно лишь по двум таинственным запискам, оставленным неподалеку от нашего дома. И вдруг оказывается, что этот «мистер икс» достаточно проворен для того, чтобы отправить на тот свет любого, кто подойдет к тебе с угрозами. Ну прямо-таки посланец сил зла, приставленный к тебе ангелом-хранителем…

Диана остановилась на полуслове.

Голова опять закружилась, и боль еще раз пронзила тело.

Она медленно, осторожно протянула руку за пузырьком с таблетками, стоящим прямо перед ней на кофейном столике, встряхнула их и высыпала на ладонь две штуки. Она запила оставшимся на дне бутылки глотком горького теплого пива.

Но самую острую боль доставила ей не болезнь, опять заявившая о себе, а последние сказанные ею слова. Посланец сил зла, приставленный к тебе ангелом-хранителем. Она знала лишь одного человека, который соответствовал бы этому определению.

«Но ведь он умер, черт бы его побрал! — едва не выкрикнула она. — Он мертв уже много лет! И мы от него свободны!»

Конечно, эти слова она не произнесла вслух. Однако вызванный ими внезапный страх осел где-то внутри, недалеко от того места, где начинались приступы боли, изнурявшей ее тело.

Тем вечером они ужинали мирно и спокойно, без препирательств о таинственных посланиях или убийстве в баре. И уж конечно, они не вели разговоры о том, какие действия им предпринять. После еды они разошлись по своим комнатам. Сьюзен стояла у изножья постели, понимая, что, несмотря на усталость, не сможет уснуть. Наконец она, дернув плечом, отошла от кровати и села в рабочее кресло перед письменным столом. Потрогала клавиатуру и поняла, что должна немедленно составить новое послание человеку, который, как она думала, ее спас.

Она сидела перед компьютером и покачивалась в кресле вперед и назад.

«Меня спас тот, кто мне угрожает», — произнесла она про себя.

С кривой усмешкой она подумала, что куда лучше оценила бы всю иронию данной ситуации, если бы эта история приключилась с кем-то другим. Затем она выпрямилась в кресле и включила компьютер.

Играя словами и фразами, она все никак не могла найти того, что ее удовлетворило бы. Дело в том, что она сама не знала, о чем хочет написать. Испытывая чувство разочарования и неудовлетворенности, она с силой оттолкнулась от стола и, поднявшись с кресла, пошла в чулан, в котором хранилось оружие. На задней стенке висел ее автомат, на полке лежали несколько пистолетов, стояли коробки с патронами. На соседней полке — катушки для спиннинга, леска, нож для разделки рыбы в ножнах, три прозрачные коробочки, выпускаемые специально для рыболовов фирмой «Майран», набитые ярко окрашенными мормышками, мелкими блеснами и приманками. Там имелись также используемые в качестве наживки муляжи тараканов для ловли тарпона, несколько отличных имитаций креветок и замысловатые наживки, известные в Америке под названием «Сумасшедший Чарли», не говоря уже о мелких крабиках, которых она ловила для наживки. Сьюзен взяла в руки одну из этих коробок и потрясла.

Интересно, подумалось ей, почему приманки, самые популярные у рыб, чаще всего не имеют особого сходства с существами, послужившими для них прототипами? Зачастую приманка, на которую ловится самая большая рыба, лишь отдаленно напоминает формой или цветом соответствующее лакомство. Это сплошное надувательство, скрывающее в себе смертоносный крючок.

Сьюзен вернула коробку обратно на полку и потянулась за длинным рыбным ножом. Достав его из черных ножен из кожзаменителя, она провела пальцем по тупой стороне лезвия. Оно было узкое, немного изогнутое, словно ухмылка палача, а режущий край был острый как бритва. Сьюзен переложила нож из одной руки в другую и осторожно, чтобы не порезаться, поднесла к острию кончик пальца. Она постояла неподвижно. Затем быстро вскинула нож вверх, к глазам, и остановила в нескольких дюймах от лица.

— Примерно так, — пробормотала она себе под нос и сделала быстрый выпад вперед, как незадолго до того в комнате матери, только теперь рассекла воздух не голой рукой, а ножом, прислушиваясь, не свистнет ли он в воздухе.

«Без звука, — подумала она, — без предупреждения. Так и не узнаешь, что приближается смерть».

Она передернула плечами, словно содрогнувшись, вернула нож в чехол и положила обратно на полку. Затем она вернулась к компьютеру и быстро напечатала:

Почему ты преследуешь меня?

Чего ты хочешь?

А затем прибавила, почти жалобно:

Я хочу, чтобы меня оставили в покое.

Сьюзен посмотрела на слова, которые только что написала, глубоко вздохнула и принялась их зашифровывать, превращая в головоломку, которую смогла бы разместить в журнале в своей колонке.

«Послушай, Мата Хари, — прошептала она, обращаясь к своему второму „я“, — постарайся придумать что-нибудь по-настоящему трудное и головоломное. Пусть ему понадобится побольше времени, чтобы разгадать новую загадку. Дело в том, что мне хотелось бы иметь в запасе несколько дней, за которые я смогла бы придумать, как поступить дальше».

Диана сидела на краю кровати и думала о метастазах, медленно съедающих ее изнутри. Как ни странно, ей был интересен ее враг, хотя и с какой-то извращенной точки зрения. С какой стати болезнь прицепилась к ее поджелудочной железе? Это казалось Диане капризом вероломной судьбы. За свою жизнь она часто беспокоилась о различных вещах, но ей никогда и в голову не приходило, что подведет ее именно этот столь глубоко запрятанный орган.

«Хотелось бы знать, — подумала пожилая женщина, пожав плечами, как иногда ей приходилось делать, — на что она похожа, эта поджелудочная железа, и какого она цвета? Может, красная? Или зеленая либо лиловая? И как выглядят на ней пятнышки злокачественной опухоли? Наверное, черные? И чем она занималась раньше, эта железа, до того как принялась медленно убивать свою хозяйку? Зачем она нужна человеку? И для чего вообще нужны все эти внутренние органы, эти печень, желудок, почки, прямая кишка и остальной кишечник? И почему болезнь не затронула их?» Диана относилась к своим тканям и органам как к деталям какого-то двигателя внутреннего сгорания, который может плохо работать из-за низкого качества бензина. Ей вдруг захотелось засунуть руку поглубже в свой организм, одним махом вырвать вышедший из строя орган, а потом бросить его на пол и, как следует отчитав, запретить ему себя убивать. Ее переполняли гнев и чувство неистовой ярости оттого, что какой-то невесть куда запрятанный незначительный орган, сущее ничтожество, какая-то малявка, собрался лишить ее жизни. «Нужно срочно что-то с этим делать, — сказала она себе. — Надо как-то брать ситуацию под контроль».

Тут она вспомнила, как много лет назад взяла в свои руки собственную жизнь, и решила: нужно то же самое сделать и со своей смертью.

Встав, она пересекла комнату. Дожди на островах Киз яростные, подумала Диана. Небесные хляби вдруг разверзаются, и начинается сущий потоп — типа того, который приключился этим вечером. Казалось, небеса взбесились и обрушили на архипелаг черную стену воды, падение которой сотрясло и ослепило весь окружающий мир.

А тот, другой, дождь, который она помнит до сих пор, был холодный и неприятный на ощупь. Он словно плевался на нее и шипел от злости. Он был какой-то тревожный, готовый поддержать все страхи, которые рождались в ней, как лава в вулкане, а потом извергались, выползая наружу. У того дождя не было решительности, грозовых ливней на островах Киз, к которым она так успела привыкнуть. И в ту ночь, когда она оставила дом, расставшись с прошлым и со всем, что у нее было в первые тридцать лет жизни, на беглянку пролился целый дождь сомнений.

В дальнем углу стенного шкафа у себя в спальне она хранила маленькую шкатулку, которую теперь нашла позади кое-каких старых полотен, засохших тюбиков с краской и кистей. Около секунды она бранила себя за то, что забросила живопись. «Для этого не было никакой причины, — сказала она. — Даже если ты умираешь».

Она не подозревала, что ее действия невольно воспроизводят действия дочери и она бессознательно подражает ей. Только если Сьюзен взяла в чулане нож, то Диана отыскала в своем стенном шкафу маленькую шкатулку с запрятанными в нее разными памятными вещицами.

Шкатулка была сделана из темного дешевого металла. Когда-то на ней имелся замочек, но ключ от него потерялся, и шкатулку пришлось вскрывать, в результате чего замок вышел из строя, и теперь шкатулка закрывалась на простую защелку. Диана считала, что это касается и большинства воспоминаний: не важно, насколько далеко они на первый взгляд запрятаны, — на самом деле они заперты не так уж надежно, так что извлечь их бывает проще простого.