Укради меня (СИ) - Анель Ромазова

скапливается в эту секунду. Зрачки пылают калифорнийскими пожарами. Я для него — превратилась в шлюшку. Раздвинула ноги, чтобы не попасть за решетку — вот оно, невысказанное им, мнение обо мне. Так даже лучше. В нашем случае любовь профнепригодна, поровну не делится.

— Всего хорошего, Кисунь, — с ядом в голосе произносит он.

— Пока, — выжимаю тихо.

Неосознанно, придавливаю руку к груди, чтобы помешать отраве, попасть в то, что с трудом, но еще бьется. Гадко расползается ощущение, что именно Саша меня бросил.

Его мужественный, четкий профиль. Смех. Смятая постель и ужасно горький кофе из одной чашки — развеяно по ветру, все чего я хотела.

Глава 32

Руки на руле.

Педаль на скорости.

Саша, не сбрасывая газ, вышвыривает в окно букет тюльпанов.

Нежные бутоны ломаясь об асфальт, ложатся к моим ногам. Сок слезами катится по стеблю, также как слезы ливнем стекают по моим щекам.

Холод пронимает, будто на мне нет кожного покрова. Обнажена до самых косточек. Да и зубы выстукивают чечетку, пока я провожаю глазами удаляющуюся машину.

Проходит пять, затем десять минут.

Ничего не меняется.

Я продолжаю пялиться на черные разводы шин и все вокруг кажется выжженным радиационным излучением. Ветер не колышет листву своим шорохом. Птицы не издают ни единого звука.

Аномальная тишина, закрытого города Чернобыля, накладывается поверх знакомой с детства обстановки. Пугает пустотой своей бездны отчаяния. Только теплое, сжимающееся сердце в моих ладонях, так и протянуто к тому, для кого это ничего не значит. В груди зияет дыра, с пропастью не принятых и отвергнутых чувств.

— Видишь, как оно, Лика. Если бы любил — не ушел. Я — то всегда рядом, только позови, — тирада Костика, с напылением дерьмового воздыхателя, долетает кусками, — Букет, кстати, говнище. Кто ж девушке мертвые цветы дарит. Я бы с такой пошлятиной, сроду не сунулся, — фраза рубит во мне оцепенение.

Пару раз медленно вдыхаю и выдыхаю, приводя в норму свое состояние. Поворачиваюсь к Рытникову. Открываю рот, чтобы сказать, как сильно мне наплевать на его мнение, но пребывая в опустошенности, не эмоционирую.

— Сворачивай драматургию, покупатель идет, — часто моргает, присматриваясь поверх меня, да и я глотаю противный комок, застрявший в горле.

Мне за Лизку переживать надо, а не из-за каких — то сраных чувств, до которых никому нет дела.

Снова пытаюсь убедить себя.

Все закономерно.

Без черной полосы — не бывает и белой.

Разводить нюни — без пользы.

Трата самого дорого.

Времени.

Стараюсь, не слишком суетиться. Вглядываюсь в темные стекла мазды и молюсь, чтобы сделка состоялась. Проверяю циферблат на мобильном.

Всего лишь прошло десять часов от начала конца, а душа моя разодрана в клочья. Ощущается с такой мукой. Не иначе, как парочка озверевших псов, истерзали со всей жестокостью, некогда светлую материю.

Думаю и дальше — будет не легче. Добровольно подписываю себе приговор, соглашаясь на денежную кабалу Рытникова. Отвертеться парой свиданий — не выйдет. Костик, с характерными повадками дога, вцепится в меня. Заплатил — имеет все права. Купленную куклу не берегут. С ней развлекаются.

Догадываюсь, что за гнусная участь мне уготована, но есть и положительный момент. Я — то отобьюсь, если он попробует, настоять на своих омерзительных ухаживаниях.

Сейчас основная задача вернуть Лизу и закрыть долг перед криминальной ячейкой. Буду решать проблемы, по мере их поступления.

— Соска, я заряжен, погнали сестру выкупать, — орет извращенец на всю округу.

Вот именно, чего-то подобного я и боялась. Сие прозвище прилетает ко мне в уши, и я мечтаю это расслышать. Звучит же, как женщине с репутацией "простигосподи" Даже доброе намерение, не меняет моего восприятия. Благими делами, как известно, мостится дорога в самое пекло.

И как теперь к нему в машину садиться на виду у всех. Хотя, какая мне разница. Самый дорогой человек, с моих же слов, уже считает меня легкодоступной.

— Еще раз так назовешь — язык вырву, — шиплю ему злобно.

— А че такого? Ладно — Ладно, выдыхай, бобер. Нет, так нет. Чет ты бледная. Я наверно сам поеду.

— Куда? Они же мне позвонят.

— Спок, я по своим каналам прошерстил, узнал, где Корней обитает. Поедем, не дожидаясь. Отвалим лаве и заберем Лизуна.

— Странно, опилки тоже иногда соображают, — саркастично выдаю, сажусь вперед и пристегиваюсь.

— Фу, Скворцова, — со всей грубостью откидывает мне собачью команду, — Не на того лаешь. Надо было Ромео зубы скалить. Глядишь, целкой бы осталась. Ему — то на это насрать, а мне нет, — от пахабного хамства ахаю и не отвечаю, лишь сильнее скрещиваю руки на груди.

Мне и сказать — то нечего. Кроме того, что это его не касается. Ему и вторым, никогда не бывать. Может, я полоумная, но о том, что было с Сашей, совсем не жалею. Жалею об одном, что копилку счастливых впечатлений, не удалось заполнить целиком.

Проехав совсем немного, останавливаемся возле минимаркета..

— Что еще!! — срываюсь в нетерпении.

— Сходи за водой. Пересохло во рту, пока уговаривал, тачку до завтра оставить, — для убедительности, заходится удушающим кашлем.

За что мне это испытание?!!! Спаситель — водохлеб. Жаль, что мне не до смеха. Куплю ему пятилитровку и заставлю выпить. Вот будет конфуз, когда он описается перед Корнеем.

Освещаю морду этого бэтмена раздраженным взглядом. Он, с явным непотребством, осматривает мою расстегнутую пуговку внизу платья. Приходиться, сжать воздух в легких, чтобы не нахлобучить ему рюкзак на голову.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Инстинктивно прикрываюсь, окропив похотливый блеск гневом, как святой водой. Злость вот-вот паром хлынет из всех отверстий на моем лице. Его физиономию размазывает блаженно — тупенькой гримасой. А вот веры преображение не вызывает.

Совершаю трюк не хуже именитого гимнаста. Подсунув к попе рюкзачок, выскакиваю из машины. Не хватало, чтоб он еще и мою задницу прожигал голодным взглядом.

Стоит добраться до двери магазина, как Рытников стартует сжигая резину.

Да твою ж мать! Дважды попасться на одну уловку, это просто ахтунг.

Единственное, что приходит в мой забитый переживаниями мозг — рвануть вперед. Вместо этого просто утыкаюсь в горизонт. Несколько секунд пребываю в растерянности, пока толчком двери сзади, меня не подгоняют обратно к дому.

Там, рассиживаясь на скамейке, изображаю скульптуру — страдание. Полчаса позирую невидимому мастеру, не шелохнувшись.

Мне не хочется домой. До ужаса уверено считаю, что если долго вглядываться в одну точку, то пустота рассеется. Зашифрованная картинка сложит расплывчатые штрихи и линии в улыбку на личике Лизы.

Моему желанию суждено сбыться в сантиметре, до потери надежды. Белый седан с заметным антикрылом на