Укради меня (СИ) - Анель Ромазова

бабло, кукла. Либо, писюхе не поздоровится, — сбегает тем же ходом, как и пришел.

Стеная, ползу спиной по острому камню. Истерика треплет по мозгам, не дает соображать и действовать.

— Лик?!.. Лика?!! — Костик трясет меня за плечи, — Да, блять Скворцова, ты чего. Че ему надо? Говори, я все сделаю… Деньги надо? Много? — судорожно киваю, — Я тачку загоню. К вечеру будут, сколько надо… не ной, найдем.

— Ни сколько. Мне есть к кому обратиться, — толкаю Рытникова со всей силы, не удержавшись плюхается на задницу. Зло на меня вглядывается.

Я, сломя голову, бросаюсь обратно на остановку. Несусь, не различая дороги и всего вокруг. В маршрутке даже не сажусь, едва дверь раскрывается, вываливаюсь кулем, практически оседаю в коленях.

Сашин отдел через дорогу. Чуть не попав под машину, перебегаю под красный сигнал светофора на зебре.

Сбиваясь и задыхаясь, скомкано объясняю дежурному, к кому я пришла. Спасает, что парень меня запомнил. Мы приезжали с Сашей за документами на прошлой неделе. Он мне показывал кабинет.

Коридоры, двери, люди.

Все вычленяется мимоходом.

Перед его кабинетом собираюсь, глубоким вздохом гоню панику в желудок. Сначала Саше предстоит всё объяснить, но он поймет. Я даже не сомневаюсь.

Как же сейчас жалею, что раньше не призналась. Самонадеянно предполагала, что пронесло. Корней списал нас со счетов. Как бы, не так.

Былой убежденности нет, как и не было. Сдаюсь и тихо поворачиваю ручку.

Этого быть не может! Это не правда! Молюсь убитым голосом внутри.

А потом…

Мои розовые очки бьются стеклами во внутрь. В глазах резь и кровяные блики. Мысли, отравленными стрелами, жалят и насмерть вдавливают сердце в пол.

Саша на своем кресле. У него на руках сидит полуобнаженная девушка. Он расстегивает ей лифчик и стонет в поцелуе. Увлечены безумием, что даже не замечают моего присутствия.

Аминь!

Сказка и любовь похоронены навсегда.

Мой принц оказался, всего лишь, обычным бабником. Грош цена, всем его словам и поступкам.

Глава 30

— Прокофьев, задержись. — Демид Михайлович, распустив других оперов, останавливает меня уже в дверях, — Что мне тут, с утра пораньше, за писульку принесли?

— Заявление на отпуск, — отвечаю в лоб и без запинок.

— На отпуск говоришь? Не подпишу. Кто работать за тебя будет? — отшвыривает бумажку.

Начинаются начальские выгибоны. Без препирательств, не обойдемся.

— Михалыч, вы меня простите, но это как — то не по пацански. Вы мне еще две недели назад, вот на этом самом месте, божились. Закрой, мол, дело с ограблениями и гуляй хоть на все четыре. Так? — придавливаю глазами нажим, чтоб не соскочил.

— Ну, так. Суда же еще не было, формально, дело в разработке.

— А я вам зачем? Савельев, значит, болтается. Только девок портит, больше нихрена. Я, вместо вонючего домушника, банду Корнея Чудимского, как колбасную нарезку разложил. Улик навалил, ни одной косвенной. Можно, даже с чистосердечными не морочиться. Прокурор будет, спокойно курить на процессе. Что надо — то? Вся преступная кобла под стражей. Будь добр, черкани закорючку, — рапортую с незаинтересованным лицом.

Интереса у меня в этом деле дохера. Я когда Ликиного отчима тряханул, там такой гнойник вылез, что у меня блядь волосы дыбом вздернуло. Корней только с виду агнец. Задерешься молиться. Запугали мою Кису, вот и пошла на крайняк. Научился в ментовке за семь лет, человеческую начинку вскрывать. Пришлось впахивать без сна и отдыха, как бессмертный конь, с перерывами на свидания. Оно как-то само собой выскакивает, когда тебя назначают самым лучшим. В лепешку расшибись, но соответствуй.

— Сказал, не подпишу. Значит, не подпишу, — не ведусь на этот галимый развод. Михалыч по злобе, уже пепельницей по столу долбит. А я хочу, со своей балериной, на море чилить и трое суток из койки не вылезать. Пру наобум. Сука. Бесит это, вроде ж как законное требую.

— Не вопрос. Переведусь в другой отдел. С моим послужным, в любом с руками оторвут, будешь потом слезы на кулак мотать.

— Да куда ты спрыгнешь с Титаника. Оборзели совсем, нянчишься с ними, а они тебе херакс — шантажом в хлебало. Иди, Прокофьев, не мозоль глаза. Неделю отработаешь, и уматывай в свой отпуск. Генералу — привет. Скажи, чтоб про рыбалку не забыл, — нервозно чешет затылок, уже на отходняках, а потом размашистым почерком пишет фамилию на заявлении.

Забираю бумаги и отступаю в сторону двери. Вспоминаю, что Савельев с тем же запросом, после меня намеревался протиснуться. Чтоб не проскочил без очереди и не попутал мне все планы на отпуск, злю Михалыча напоследок.

— Я вам че голубь почтовый, послания в клюве разносить. Сами звоните, Демид Михалыч. Моя ваша не понимать.

— Сукин ты сын!! Хер тебе, а не отпуск!! — медведем ревет. Усы по струнке от гнева. Надо Савельева предупредить, чтоб и вазелин прихватил.

Иду в кабинет потирая ладошки. Ну а что? У меня, вообще, все заебись. Ни сегодня — завтра повышение дадут. Любимая девушка, с которой половинчатый ажиотаж на высоте.

Любовная лихорадка и до меня добралась. Встретил свою половинку. Хотел же, вот и случилось. Что там звездят за ее спиной, мне побоку. Не акцентирую. Эти вопросы тет — а — тет решаются. Где — то наверно свыше. С Ликой легко. Состояние невесомости. Вроде, еще не взлетел, но уже и не на земле стоишь.

Кто-то сказал что сентименты — это слабость духа. По мне так, наоборот, приумножение силы. Батя с матерью тому пример.

Я для себя решил. Кругами ходить не люблю. Еще месяцок притремся в быту, а потом предложение сделаю.

У нас даже обмен слюной, это исключительно кайфовый процесс. Одно ее ласковое движение, приручает во мне дикого зверя. Мурлычу же. Нежить ее хочу во всем.

Да мне и не влом. Сколько вложишь — столько и вернется. Все течет и меняется. Поначалу, она даже в глаза стеснялась посмотреть. Так что, свою тактику — раскрепощать постепенно, я даже запатентовать могу. Эффективность доказана.

По жизни не очень уважаю мужиков, когда распаляются на ровном месте, что орально удовлетворять свою барышню — не царское занятие. Не то чтобы я любитель, «ракушки» нализывать. Полезность не отрицаю, к примеру, когда подарок на восьмое марта не подготовил.

А с Ликой так вообще, переживаю каждый раз, чтобы своей «арматуриной» больно не сделать. Нежная моя и неопытная. У нее ж между ножек аккуратненько, точь-в — точь как тюльпан не распустившийся. Узкая, как перчатка не по размеру и хрупкая. Одно неверное движение и помну бутон. Потому и готовлю основательно.

Ощущения,